В жизни он держится незаметно, одевается в темное, не бросает улыбки направо и налево и вообще как-то старается не привлекать к себе внимание. Несмотря на достаточно юный возраст, он уже крайне избирателен в профессии: примитивных сериалов благоразумно избегает, соглашаясь играть только у хороших режиссеров в большом кино. Поэтому-то мы его и знаем по «Войне» Алексея Балабанова, по «Играм мотыльков» Андрея Прошкина, по «На безымянной высоте» Вячеслава Никифорова. И, может быть, не все еще узнают его на улице, но, учитывая темпы, с которыми Чадова снимают, ждать осталось недолго. Одно удивляет: почему это актера так часто приглашают играть военных.

— Леша, знаешь, вот мы с тобой не случайно оказались в картинг-центре для фотосессии. Я была много наслышана, что в работе ты не идешь на компромиссы, рисковать любишь, не пользуясь услугами каскадеров, автомобиль водишь на предельной скорости… Так что, думаю, мы попали как раз по адресу.

— Да, причем я ведь давно мечтал покататься на картинге, а в далеком детстве как раз хотел стать гонщиком или каскадером. Помню, мама за меня, восьмилетнего, очень боялась и водила за руку в этот опасный картинг-клуб, в нашем родном Солнцеве. Но меня за руль там так и не посадили: я крутился рядом, наблюдал, толкал с места ребят катающихся, то есть всячески пытался погрузиться в тамошнюю атмосферу. Только спустя несколько лет мне удалось прокатиться несколько кругов, но и то в Крыму, на каком-то заштатном мини-полигончике. Так что сейчас я это делаю второй раз в жизни, и вполне полноценно.

— Как ощущения?

— Необычные. Я вообще любитель машин и центростремительного ускорения.

— Обычно люди только в юности склонны к отчаянным поступкам, с годами они берегут себя все больше…

— Между прочим, я тоже уже стал более осмотрительным, но не из-за страха за себя, а из-за страха за близких. Но в принципе к риску я готов всегда.

— В фильмах какие трюки по возможности исполняешь сам?

— Ну, например, на плоту я сплавлялся по горной реке, прыгал с двухэтажного дома, ложился под движущийся танк. Но все это делал, естественно, обдуманно, без фанатизма. Это просто работа, и совсем не героические поступки.

— А что может вызвать у тебя страх?

— Как ни странно, змеи. Еще высота. Но я, при желании, могу эти чувства в себе побороть. Хотя со мной действительно что-то нехорошее происходит, когда подхожу к окну многоэтажки и смотрю вниз. Видимо, нечто похожее испытывают девчонки в темноте.

— А разве все девчонки боятся темноты?

— По-моему, да. Ты думаешь, нет?

— Конечно, далеко не все.

— Ну, понятно, смотря с кем.

— С тобой в темноте не страшно?

— Со мной в темноте замечательно. Спокойно.

— И защитник ты надежный?

— Драться, если потребуется, умею. В спортивный клуб хожу для поддержания формы, правда, не регулярно. А в школе ходил на карате. Даже на бокс один день. Получил довольно ощутимо по морде и понял, что это какой-то не гуманный спорт. Хотя сейчас я с удовольствием смотрю поединки Роя Джонса. Талантливый парень. Наш Костя Дзю тоже.

— Ты обладаешь миролюбивым нравом?

— Вполне, и за границей себя чувствую комфортно, нахожусь в расслабленно-гармоничном состоянии. Но стоит лишь вернуться в Россию, ощутить на себе общее напряжение, тревожность, как моментально принимаешь боевую стойку среди этой волчьей стаи.

— В своей среде зависть к себе видишь?

— Еще как! Это чувство не скроешь никакими выдающимися актерскими способностями. Поэтому симпатизирую людям, которые мне говорят в лицо: «Я тебе завидую, но белой завистью, рад за тебя и себе же желаю подобного везения».

— Твое имя народ узнал после премьеры «Войны», скажи, что тебе дал Балабанов, кроме известности?

— Очень большую школу в профессиональном плане. А в человеческом… Он меня утвердил в своих мыслях, взглядах и приоритетах, которые у меня были до этого. Общение с ним убедило, что я не ошибаюсь.

— Балабанов же максималист, для тебя тоже не существует полутонов?

— Нет, отчего же? А Леша просто в любых проявлениях ищет конфликт. Он такой.

— А о Сергее Бодрове-младшем у тебя какое самое яркое воспоминание?

— На самом деле мы мало общались на съемках. Он приезжал, уезжал… Но запомнилось, как мы летели вместе в «Пулково», и прямо в аэропорту на него накинулась стайка девчонок-поклонниц и стала его бесцеремонно, нахально фотографировать, и он так себя правильно повел в этой ситуации: остановил их, спокойно объяснил, что надо спросить разрешения, чтобы снимать, и тогда он не откажет, а теперь все. Говорил доброжелательно, без позерства и зазнайства, я любовался этой сценой.

— А выглядишь ты каким-то печальным. У тебя сейчас какой-то сложный период?

— Мной владеет грусть… Трудно описать словами. Всякие-разные проблемы в лично-бытовой жизни.

— Не в профессиональной?

— Нет, там все в порядке. Работа меня, наоборот, вытягивает всегда.

— Какие у тебя последние проекты?

— Отснялся у Федора Бондарчука в «Девятой роте», ленте про Афган. Играю там солдата-срочника по кличке Воробей. Я так долго готовился к этой картине, и она превзошла все мои ожидания. Три с половиной месяца съемок в Крыму, я получал колоссальное удовольствие от самого процесса. Это, наверное, была самая яркая, запоминающаяся экспедиция и в плане отношений в группе, и в плане творческих находок. И Бондарчук сильный режиссер, уверенный в себе, знающий, чего он хочет добиться от того или иного кадра, и очень грамотно, мудро ведущий себя с актерами. Также сейчас уже заканчиваю сниматься у Александра Велединского в фильме под рабочим названием «Какими мы не будем», где я играю священника. Возможно, мое такое раздумчивое состояние связано еще и с этой ролью.

— А в театре ты что-нибудь делаешь?

— Пока истории с театром у меня не получается из-за крайней загруженности. Но я хотел бы быть задействованным хотя бы в антрепризе. Причем я же уже репетировал даже с Мишей Горевым «Последнего Дон Жуана» Эдварда Радзинского, очень хотелось «поднять» роль Липорелло, но пришлось отказаться от затеи из-за съемок. Хотя, надеюсь, в скором будущем театр в моей жизни состоится.

— На что тебе обычно не хватает времени?

— На общение с друзьями, с близкими людьми. Я очень люблю пойти компанией на природу, в лес, посидеть, пожарить шашлыки, выпить коньяку, виски… Но из-за занятости случаются такие посиделки крайне редко.

— А ты хозяйственный?

— Готовить не умею. А что-нибудь построить, смастерить — запросто. В детстве у меня была дрель, пила, я сам соорудил современную «стенку» из старого шкафа, обклеил ее черной пленкой. Она до сих пор великолепно выглядит, и никто даже не догадывается, что это моих рук дело.

— Животные у тебя в доме есть?

— Две кошки — Ксюша и Зая, одна молчаливая, а другая разговорчивая. Их уникальность состоит в том, что повсюду ко мне чужие кошки ластятся, а эти меня игнорируют. Такое поведение я могу понять только у одной из них, так как, возможно, она на меня затаила обиду, потому что, когда я был маленьким и она была котенком, я ей на пузо привязал большой гелевый шарик — надеялся, что она полетит. А она, как сумасшедшая, стала гоняться по квартире, то есть не одобрила мой эксперимент, полчаса ее не мог поймать. Видимо, теперь пожинаю плоды.

— Так все-таки расскажи, какие неурядицы тебя мучают?

— Не то чтобы мучают, а так, неустроенность… Ну, мне 23 года, мне уже хочется в этом возрасте иметь какой-то очаг, свой собственный дом за городом, то есть проявить мужские качества…

— Тогда я не понимаю, если у тебя есть конкретные материальные цели, то почему ты их отодвигаешь на неопределенный срок, принципиально отказываясь от сериалов, — это же беспроигрышный способ мало того что быстро заработать, но и тут же оказаться у всех на устах?

— Как бы то ни было, на первом месте у меня все равно стоит творчество, и я от этого не отступлюсь. Когда читаю сценарий и меня от него тошнит, то не могу себя ломать и соглашаться в этом участвовать.

— То есть пока ты живешь с мамой и братом?

— Да.

— Поэтому не женишься, ты ведь, насколько я знаю, давно встречаешься со студенткой ГИТИСа Марией Курковой?

— Да, прежде всего останавливает еще не решенный жилищный вопрос. Потом я очень серьезно отношусь к созданию семьи, для этого нужно созреть, считаю. И к тому же сама свадьба должна стать грандиозным, пышным, запоминающимся событием, мероприятием, проведенным абсолютно нестандартно.

— Как вы познакомились?

— Пять лет назад, в нашей театральной студии в Переделкине, где мы занимались. Ей тогда было всего четырнадцать лет, но когда я ее увидел, то сразу почувствовал какую-то тягу к ней, хотелось постоянно быть рядом, общаться, тогда, естественно, на таком недоступном уровне из-за существенной разницы в возрасте. А потом, когда уже я поступил в Щепку, она окончила школу, все закрутилось…

— Несколько месяцев назад я читала в прессе о том, что Алексей Панин отбил у твоего брата Андрея его девушку — Любу Зайцеву, это верная информация?

— Не знаю уж, насколько там все правда. Могу сказать лишь, что Люба действительно была девушкой брата, потом они поругались и расстались, то есть если что-то и было, что не факт, то Панин ее не отбивал. Но, откровенно говоря, я не лезу в эту историю, не мое это дело.

— А ты мог бы простить измену?

— Я точно нет. Это уже все, конец отношениям. Потому что ведь все просто: если есть обоюдная любовь, измены как таковой быть не может. Хотя чистота отношений и верность сейчас не модные понятия.

— Слушай, ты романтик…

— Да, с большой дороги. (Улыбается.) У меня есть чувства, эмоции, и я очень богатый человек в этом плане. Я люблю делать какие-нибудь сюрпризы, не банальные.

— Ты очень рано потерял отца, и мама вас с братом воспитывала одна, и знаешь, я заметила, что вот как раз в таких неполных семьях мальчики рано обретают самостоятельность, взрослеют, становясь настоящими мужчинами, гораздо скорее, чем мальчики вроде бы из полноценных семей…

— Наверное, это так и есть, я тоже стал убеждаться в этом, но сколько всего было переломано внутри за эти годы… Я ведь помню отца по каким-то отдельным, туманным эпизодам… В подростковом возрасте мне дико не хватало отцовского кулака, мужских разговоров по душам и просто ощущения мужчины в доме. Такого могучего человека с бородой, который если что, всегда за тебя заступится, поможет решить любые проблемы… Но, правда, у нас был дед, который как-то восполнял этот пробел, помогал, что-то советовал. Плюс на меня в значительной степени повлиял Вячеслав Иванович, мой преподаватель в театре пластической драмы, куда я ходил в течение нескольких лет, учась в школе.

— Мне кажется, актрисами с малолетства хотят стать, как правило, девочки, они наряжаются, красятся, смотрят на себя в зеркало… А ты вдруг с чего туда подался, тоже засматривался на свое отражение?

— Нет, но я думаю, нормальный мужчина, который следит за собой, не меньше женщин смотрит в зеркало, и я тут не являюсь исключением. Представь себе, я и к своей одежде неравнодушен, мне нравятся хорошие, качественные вещи, и иногда я с удовольствием устраиваю себе шопинг. А возвращаясь к твоему вопросу, я никогда даже и не думал об этой профессии. В десять лет хотел научиться танцевать хип-хоп и пошел записываться в танцевальную студию. Нашел такую обшарпанную, в местном РЭУ, где мне навстречу как раз вышел мой будущий преподаватель и сказал, что хип-хопа мне не обещает, а может пока предложить лишь балетный станок. Сначала я не понимал, чем здесь в лосинах и балетных тапочках занимаюсь, но позже втянулся, и даже понравилось. Надо признать, хореографию нам преподавали на высочайшем уровне.

— Только не каждый мальчик долго выдержит такие танцы…

— Согласен. Я привел в студию троих своих приятелей, и они очень скоро сбежали. Но я остался, и позже мы стали играть спектакли не только музыкальные, но и драматические, детские.

— При такой художественной натуре ты явно не был хулиганом, учился наверняка хорошо…

— Да уж… Я сменил три школы. В младших классах был отъявленным двоечником, потом влюбился в девочку во дворе, узнал, что она отличница, и стал подтягиваться. Мне стала даже нравиться биология, алгебра, геометрия. А вот что особенно я обожал, так это зубрить. Мне нравилось целиком заучивать весь параграф, чтобы на уроке повторить его слово в слово, не ошибаясь. Сейчас, кстати, эта привычка очень помогает, хотя постепенно навык утрачивается. Но, короче, школу я окончил, ты права, без троек.

— Твой брат старше тебя всего лишь на год, каким образом вы боролись за лидерство, ведь в любой паре всегда имеется «паровоз»?

— В нашей скорее всего это я. Я обычно вдохновляю его на какое-то дело. Но мы с ним товарищи, у нас очень доверительные отношения, и когда подолгу не видимся, скучаем друг по другу. А в детстве, разумеется, мы, как все, спорили, ругались, дрались, кидались тяжелыми предметами.

— Ближайших друзей, как я понимаю, у тебя тоже немного?

— Приятелей и знакомых у меня масса, а друг действительно один. Мы с ним очень похожи по характеру, у нас схожие вкусы и интересы, свой юмор, даже зовут нас одинаково, и мы с ним многое прошли вместе. Мы были проверены первыми шальными деньгами, когда работали барменами в клубе «Вирус».

— Какие у тебя есть вредные привычки кроме курения?

— Я очень импульсивный, вспыльчивый, ревнивый. Так, с Машей мы ругаемся просто по-итальянски, с шумом и грохотом. Правда, она умеет дипломатично сглаживать острые углы, и мы обходимся без битья посуды.