Архив

Город принял

Илья Олейников и Юрий Стоянов: «У нас шуток хватит и на Фоменко, и на десяток других»

2 сентября 2002 04:00
2887
0

Юмор, как известно, может вызывать только две реакции: либо смех, либо улыбку сострадания. Все это, впрочем, субъективно: есть масса людей, которые помирают со смеху от шуток Евгения Петросяна и на дух не переносят Вуди Аллена. Стоянов и Олейников из программы «Городок» являются, пожалуй, неким компромиссом. Их шутки не назовешь изысканными, но и до уровня программы «Аншлаг» они не опускаются. Будь проще, и люди к тебе потянутся: будет у тебя и три статуэтки «ТЭФИ», и свой томатный спонсор.
С сентября «Городок» изменится. Хронометраж его сократится до 8 минут, и передача не будет так часто повторяться. Кроме шуток.

Илья: — У меня есть сожаление, что та жизнь длилась слишком долго. И когда я уже устал ждать перемен, вот тут-то мы и встретились с Юрой. Вначале нас ничего, кроме дружбы, не объединяло.
Потом случайно возникла эта идея с рубрикой анекдотов для «Адамова яблока». Мы пришли на Ленинградское телевидение и рассказали о своих планах, нас тактично послали. Затем уже абсолютно формально обратились к Набутову. Так что все висело на волоске.

Илья: — Когда я был маленьким, у моего папы, у одного из первых, был мотоцикл. И вот как-то к нам в дом пришли какие-то люди и сказали маме, что ваш муж разбился и его тело сейчас привезут. С мамой была истерика, и когда через два часа папа приехал на мотоцикле живой и невредимый, он не мог понять, что происходит, почему дома ор и стоны. Так что, если пошел слух о нашей смерти, это только говорит о том, что на самом деле мы будем жить очень долго, как мой папа, а он прожил 83 года. Я же к передаче отношусь как к некоему физическому лицу. Нет, не дождетесь…

Илья: — Вчера я позвонил замечательному питерскому композитору Исааку Шварцу (он написал музыку к фильмам «Белое солнце пустыни», «Звезда пленительного счастья») с просьбой о том, чтобы он разрешил нам использовать в передаче несколько тактов из его песенки. Позвонил, представился, назвал передачу, а он такой и не знает.
Я был потрясен. Позвонил Стоянову и сказал: «Юра, ты можешь себе представить, что Шварц никогда не видел программу „Городок“?»
Юрий: — Но Исаак Шварц, несмотря на то, что не знал нашей передачи, без возражений разрешил использовать его музыку.

Юрий: — Помню, Илья Львович в день своего рождения попался на звонок из приемной Путина. Когда его позвали к телефону, он солидно взял трубку, считая такой звонок в принципе возможным. И я человек очень доверчивый, разыграть меня легко. Но иногда у меня бывает такое выражение лица, которое не предполагает возможности подхода ко мне с веселой шуткой.

— Не так давно вы получили звание народных артистов, минуя заслуженных. Как это могло случиться?
Илья:
 — Как-то так получилось, что казалось неприличным.
Юрий: — Мы по кабинетам не бегали, вы же понимаете. Говорят, что где-то наверху, я не знаю где и между кем, был такой разговор: вроде бы заслуженных давать не очень удобно, но в нашем случае звание народных — это как бы констатация того, что и так существует.
Илья: — Я думаю, что это был как раз тот случай, когда наше мнение, народа и правительства было совершенно единодушным.

«Со временем в каждой нашей передачке стали появляться постоянные персонажики. Захотелось хоть чуть-чуть поиграть какого-то одного человека. Потому что от калейдоскопа перевоплощений начинала кружиться голова».

«Мы не совладельцы кафе «Городок». Этим занимается наш приятель-бизнесмен. Однако надпись при входе гласит: «В этом заведении был есть и будут есть величайшие люди нашего городка Юрий Стоянов и Илья Олейников, знай наших!»

«Сказать, что мы на особом положении на Российском телевидении, — это не сказать ничего. Мы на суперпривилегирован-ном положении. Ноль цензуры, максимум доверия — полный карт-бланш. И не потому, что мы два динозавра, которых надо хранить в музее. Вот есть у нас уже три „ТЭФИ“, а больше нет ни у кого. Но это ж ерунда».

В центре Питера можно вот так запросто повстречать Илью Олейникова. Если повезет, даже взять у него автограф.

Юрий: «У меня нет провалов в кино. Хотя фильм „Алхимики“ я считаю очень плохим, но это был не наш провал, а режиссера. Я сам мечтаю когда-нибудь снять кино, но это очень больной для меня вопрос, и от него я стараюсь уходить».

— Родителей у «Городка» только двое — Олейников и Стоянов?
Юрий:
 — Неправда. Хотя изначально, наверное, так оно и было. Все началось с «Адамова яблока» на питерском телевидении. В этой передачке у нас была маленькая рубрика анекдотов, рассчитанная всего на пять минут в месяц. Но на редакторском совете только эти несчастные пять минут и обсуждали (как будто вся передача была гениальная), и говорили, что времени нам отведено многовато, а это была самая любимая у народа рубрика. Потом Илья Львович решил, что все, мы выросли из этих штанов и нам пора уходить в большое плавание.
Илья: — Нет, мы вышли неведомо куда, без компаса, без ничего…
Юрий: — Потом появился Саша Жуков, известный питерский журналист. Он поехал на Российское телевидение, где поинтересовался: не нужна ли там хорошая юмористическая передача? К нам он обратился со словами: «А не нужен ли вам российский эфир?» Это такой еврейский способ, из анекдота. Так и появился «Городок».
— Но до этого, например, Юрий Стоянов был актером не самого худшего театра — Большого драматического, играл Моцарта, а на телевидении ему все больше роли неказистых тетушек да пьянчужек выпадают. Не приходится сожалеть?
Юрий:
 — Если говорить искренне и абсолютно серьезно, то я состоялся как актер только благодаря «Городку». Но я никогда не реализовался бы в «Городке», если бы за моими плечами не было биографии несостоявшегося в великом театре человека. Для меня работа в «Адамовом яблоке» стала решающей, потому что я там начинал режиссером-постановщиком.
Илья: — Эта программа делалась на таком комсомольском энтузиазме, и у Юры была возможность заниматься самообразованием. Ему никто не мешал, а он человек пытливый…
Юрий: — В смысле люблю пытать.
— С числами у вас интересно получается. Оба родились 10 июля, да еще с разницей ровно в десять лет. Только отметили сто лет на двоих, а не за горами и 10-летие «Городка»… Десятка — счастливое число?
Илья:
 — Очевидно, пока да. По сути нас десятки преследуют. Еще и сотый «Городок» вот-вот отснимем.
Юрий: — У меня еще и сын родился 10 июля.
Илья: — Обалдеть… Вот когда мы соединились, десятка стала для нас если и не важной, то знаковой.
Юрий: — Мы просто надеемся, что она не будет для нас итоговой цифрой.
— Все-таки сто лет на двоих — это этапный период? Момент переосмысления?
Илья:
 — Да, я, например, паспорт поменял.
Юрий: — Это такой ответственный для близких людей день, все сдают экзамен на подарки, очень серьезно готовятся.
Илья: — День рождения — не столько дата переосмысления, сколько дата перечисления. Все время считаешь, сколько ты потратил на праздник и сколько тебе подарками компенсировали.
— И что, никакого кризиса не наблюдается? Программе-то уже 10 лет, передачи столько не живут…
Юрий:
 — Конечно, кризисы были, как и у любой хорошей передачи. Первый пришелся на 1996−1997 год, когда стало ясно, что надо отказываться от анекдотов и от заимствованного юмора. Сейчас настал кризис скрытой камеры. Он связан с тем, что люди изнасилованы невероятным количеством скрытых камер. Одни из них подставные, другие хамские и беспредельные.
— Говорят, вы на документальный фильм по скрытой камере материал насобирали. Что в него войдет?
Юрий:
 — Я назвал бы его «Эта несмешная скрытая камера». Для меня он значительно ценнее всего того, что я склеил, сидя здесь сутками на монтажах. Потому что на съемках вещи невероятные, противоречащие нашему жанру происходят. Например, спрашиваешь человека: «Отчего ты так странно говоришь? А ты напой что-нибудь, заикаться не будешь, это такой прием медицинский». А про себя думаешь: «Вот он запоет, и будет очень смешно». В ответ слышишь: «Я не-не могу петь. Я в-в Афганистане был, в-весь из-зраненный. В-все уже переп-пробовал». Поднимает майку, а у него места живого нет от швов. Как с этим быть? Да, по-человечески ты порой своему герою очень сочувствуешь, но, понимая, что сейчас может произойти нечто смешное, порой в тебе режиссер побеждает человека, — вот это все грустные моменты. Но слава богу, что, когда ты себе отдаешь отчет в том, что они грустные, ты, наверное, не только режиссер, но и человек.
— Тогда что, по-вашему, могло породить слухи о роспуске «Городка»?
Илья:
 — Не что, а кто. Непонятен мотив. Может быть, он исходил из того, что надо скандалом подкрепить наш имидж. Но пока нас не надо ни подкреплять, ни подпирать…
— Не кажется ли вам, что к «скрытой камере» людей вы со временем приучили. Разыграть таким образом первого встречного стало не так-то легко?
Юрий:
 — Хотите, скажу, какая скрытая камера берется? Если выехали на съемку и из первых десяти человек трое нас раскусили, значит, мы возвращаемся, но такого никогда не было. В прошлом году я даже пару раз сам снимался в скрытой камере, и то не узнали, но это не может продолжаться бесконечно. Человека, идущего по улице, из меня уже, конечно, не сделаешь, из Ильи тем более.
— А вас самих легко оставить в дураках?
Илья:
 — Любого человека легко разыграть, если ситуация выглядит достаточно реалистично. Ну, есть там какой-то маленький абсурд, но его еще надо уловить.
— И на чем вы попадались?
Илья:
 — Я, помню, работал еще в «Ленконцерте», никому не нужный, со ставкой в 6.50 за концерт. Выступал исключительно по санаториям, красным уголкам и ЖЭКам, на хорошие площадки меня просто не пускали. Вдруг раздается звонок из «Октябрьского» зала, и мне говорят, что у меня там завтра концерт. Я чуть не умер, но поверил. А это моя жена так пошутила. Потом я ее чуть не убил.
— Объясните такой парадокс. За день вы успеваете отснять от трех до пяти сюжетов, а сама 25-минутная программа создается месяц. На что уходят оставшиеся дни?
Юрий:
 — Эта передача имеет свой технологический, годами выработанный процесс, занимает он 22 дня. Пока идут съемки — пишется сценарий, приблизительно семь дней он доделывается, потом пять-шесть дней уходит на то, чтобы все отснять, и остальное время она монтируется.
— Вы в какой момент почувствовали себя знаменитыми?
Илья:
 — Чем человек популярнее, тем больше он получает писем с просьбами, как правило, материального характера. Судя по этим мешкам просьб, мы достигли пика популярности. У нас был совершенно потрясающий дядька из Израиля, который как говорит, так и пишет. Он нам написал пять писем с требованием выслать ему «малэнкий бандэролчик, в котором будет: 1) англо-русский словарик, 2) электробр. „Нева“, с механическим заводом, 3) часы командирские».
Юрий: — Меня Олейников поначалу все время спрашивал после выхода каждой передачи: «Ты в городе был? Как, узнают?» Я говорю: «Нет». — «Плохо». Вот критерий.
— Не секрет, что есть люди, которые сильно завидуют вашей популярности. Например, Дмитрий Нагиев и Сергей Рост отзываются о вас нелестно…
Илья:
 — Главное, когда идешь вперед, не смотреть под ноги.
Юрий: — Странно. Вообще, работая на телевидении, надо быть очень осторожным, а то потом сделаешь программу «Окна», а кто-нибудь ее проанализирует. Я по-разному отношусь к тому телевизионному продукту, что они выпускают, отмечая, что это способные артисты.
Илья: — Сейчас выяснилось, что это мнение ошибочное, люди далеко не талантливые…
Юрий: — Еще Чехов когда-то дал определение артистам, заметив, что это странные люди, да и люди ли они вообще. Я очень плохо отношусь к профессии актерской. Она бабская, в том смысле, что все те качества, которые традиционно в анекдотах приписываются женщинам — склочность, зависть, — они, как правило, сугубо мужские качества. Сволочизм этой природы состоит в том, что, высказав вам в интервью все, что о нас думают, они могли сразу встретить нас на улице и расцеловать. Самое страшное, что они и в том, и в другом случае были искренними. Поэтому я к этой ситуации отношусь спокойно, и если вы нашли на всю страну только двух артистов…
— Не расстраиваетесь, когда у вас идеи заимствуют?
Юрий:
 — Ну и пусть себе крадут. «Скрытая камера» обворована вся, обсосана так, что косточки не осталось. На здоровье.
Илья: — Много аналогов «Городка» встречается на провинциальных студиях, когда используется наш принцип с переодеваниями, маленькими историями. Но вот когда берутся абсолютно конкретные фразы из передачи, потом по популярным радиостанциям они звучат и выдаются под фамилией другого человека как его шутка — это неприятно.
— Вы имеете в виду Фоменко?
Илья:
 — Так это небольшой секрет.
Юрий: — Я думаю, что это не его проблема. Шутки подготовлены редакторами, которые вытаскивают их из Интернета. И что же он должен говорить: «Вы прослушали шутку из программы „Городок“?»
Илья: — Просто не надо ее брать.
Юрий: — Давай скажем так: мы щедрые люди, у нас шуток навалом, хватит и на Фоменко, и на десяток других. Можно просто сказать себе такую фразу: «Они равняются на лучшее» — и успокоиться.
Илья: — Всегда приятно чувствовать себя предтечей, праотцом, это льстит твоему самолюбию.
Юрий: — Мы ведь тоже кому-то подражаем неосознанно.
— И поэтому коллекционируете изображения Чаплина…
Юрий:
 — Есть актеры, от которых я реально могу что-то взять, какую-то краску, интонацию. Вот от Чаплина я не могу взять ничего в силу и психофизических различий, и фактурных. Я могу просто очень любить этого артиста и чему-то у него учиться. Подражание — это не всегда плохо, это дает возможность расти, что называется…
Илья: — Я знаю многих людей, которые сейчас очень популярны благодаря тому, что в свое время был Аркадий Райкин. Я уж про себя не говорю, это отмечали и Калягин, и Хазанов.
— Кстати, Илья Львович, вы же учились в эстрадно-цирковом училище вместе с Геннадием Хазановым. Ваши пути потом пересекались?
Илья:
 — Они очень долго не пересекались. И когда мы встречались в паузе с 1969 по 1995 год, то я замечал, что ему трудно со мной общаться. Он на Олимпе, а я так никем и не стал. Нет, он старался быть очень деликатным и не показывать, что между нами существует какая-то дистанция, но она все равно была. Мы и теперь встречаемся редко, но отношения у нас равные. Вообще Хазанов для меня долгое время был таким возбудителем самолюбия. Как же так? Вместе учились на одном курсе, вместе жрали сосиски в одной столовой, и вдруг его фамилия гремит везде, а моя только в моей квартире. Неприятное чувство.
Юрий: — Это изъян эстрады, там надо светиться, выскакивать, звездить. В театре, наоборот, это считалось не очень приличным.
— Сейчас в ходу, особенно это касается предприятий успешных, семейный подряд. У вас родственники причастны к вашему делу?
Илья:
 — Мы когда стали работать вместе, то сразу сказали друг другу, что родственников в передачу привлекать не будем никогда.
— Их советы имеют для вас значение?
Илья:
 — Конечно, тебе же дорого мнение близкого человека. Но, к счастью, оно всегда положительное.
Юрий: — А я, к счастью, ценю неположительные мнения. Мне нужны замечания.
— И кто выступает у вас в роли недовольного?
Юрий:
 — И мать, и жена, но почему недовольного? Критиковать надо конструктивно, я прошу: «Правду скажите мне. Вы чувствуете, что это наигрыш?» Про качество юмора, про то, как сыграл, — вот это мне интересно.
Илья: — Но я знаю, что мнение близкого человека — оно не всегда бывает правильным. Только посторонний человек может сказать объективно, хорошо это или плохо.
— Поскольку вы люди творческие, то еще мечтаете заняться кино и музыкой. Это так?
Юрий:
 — Эти понты были, когда мы с Илюшей в интервью говорили, что вот Олейников мюзикл пишет, а Стоянов кино снимает, — такая идиллическая картина получалась. Наконец один написал музыку, и это замечательно, но второй вряд ли снимет кино. Мне 45 лет. Я не Михалков-Кончаловский, у меня времени на это нет.
— Илья Львович, вы мюзикл как скоро ставить собираетесь?
 — Прежде чем приступать к кастингу, я решил записать весь саундтрек. И сейчас с оркестровщиком Сережей Григорьевым пишем то, что называется в народе фанерой. Я поселил его у себя дома, сказав, что он у меня в рабстве до Нового года. Надел на него поводок, выгуливаю по вечерам.
— Но это дорогое удовольствие. На что рассчитываете?
 — Я приблизительно знаю, сколько на это надо положить денег. Думаю, нужно порядка двух миллионов единиц. Очень рассчитываю на помощь Саши Абдулова, но пока меня больше творческий процесс волнует.
— Стоянов слышал ваше сочинение?
Юрий:
 — Я слышал две-три вещи. Я что, судья его мюзикла? Какое я имею к этому отношение? Потом, он человек активно не приемлющий критику.
Илья: — Неправда.
Юрий: — Если ему интересно мое мнение как человека, любящего музыку, я ему его когда-нибудь скажу. Но я человек критически в принципе настроенный и очень сентиментальный. Меня хорошей мелодией, непохожей на другие, написанной не под влиянием жанра и контекста, очень можно тронуть. А он сразу вступает в конфликт и хочет услышать только хорошие слова. Я его понимаю, потому что ему нужна поддержка, он вырос в окружении людей, которые его боготворят.
Илья: — Это тоже неправда. Получается картина такого хана-властелина, который дома всех уничтожает, заставляя себя уважать.
Юрий: — Ты все доводишь до абсурда. Бывают обстоятельства в жизни человека, когда надо, чтобы ему говорили хорошие слова, а я в эту ситуацию не вписываюсь. Я однажды сказал ему по поводу одной песни, что это бред, и получил такую порцию агрессии, что больше это не обсуждаю. Просто были две бредовые строки, недостойные уровня моего партнера, с моей точки зрения. Это неважно, что он сделал на стороне, это же все равно мы.
— В том, что Стоянов поселился по соседству со студией, а Олейников, наоборот, переехал за город, отразилось то, насколько каждый из вас заразился телевидением?
Илья:
 — Как раз об этом и не говорит, хотя так оно и есть.
Юрий: — Когда я квартиру эту выбирал, то не ставил условие, что вот давайте кружок нарисуем вокруг офиса, здесь я буду жить. Большую часть времени мы жили просто через дорогу: Илюша с одной стороны Парка Победы, а я с другой. И все равно я торчал на студии дни и ночи. Теперь наконец я ощутил такое педагогическое счастье, когда часть работы можно спокойно передоверить. Прежде всего Саше Медведеву, моему режиссеру монтажа. Это же касается операторов, ассистентов, директора. Иначе не было бы никакого смысла вписываться в ту историю, которую мы начинаем с сентября. Мне хватило одного месяца работы над ней, чтобы понять, что ничего подобного по затратам физическим и умственным и рядом не стояло в моей жизни.
— Речь идет о вашей новой программе, которая будет выходить на РТР?
Юрий:
 — 8 сентября первый эфир, и дальше каждое воскресенье.
— Ее отличие от «Городка» в чем?
Юрий:
 — А вы хотели, чтобы были отличия? У меня как раз совсем другое ощущение: что как раз того «Городка», который был, но нового и свежего, зрителю и не хватает.