Интервью

Юрий Стоянов: «Я прекрасно умею говорить матом»

В эксклюзивном интервью WomanHit актер рассказал, почему не стал капитаном дальнего плаванья, по какой причине не советует смотреть первые серии «Городка» и что его связывает сегодня с семьей Ильи Олейникова

28 марта 2024 22:36
16690
0
Геннадий Авраменко

С начала 90-х он не одно десятилетие замечательно существовал в «городском» формате, успевая еще сниматься в фильмах и сериалах. Сегодня, видя его работы в кинематографе, понимаешь, что актер совершенно не изменился со времен «Городка», а ведь с момента его закрытия прошло уже больше 10 лет.

- Юрий, вы из Одессы. Как получилось, что в детстве вы не мечтали быть капитаном?

- Потому что я с детства знал, что стану артистом. У меня не было никакой альтернативы. Я даже космонавтом не хотел быть, как все мои одноклассники. Или пожарником, пограничником, разведчиком. Говорил: «буду режиссером или артистом», плохо улавливая разницу. Просто однажды на пляже снималась какая-то картина, и это единственный человек, который сидел в кресле, а все остальные стояли. И он еще и орал на всех (тогда были рупоры), а ему носили бутерброды и чай.

- И все-таки в каком возрасте определились, что станете артистом точно?

- Не могу назвать дату, год. Все мои родственники говорят, что плохо еще выговаривая буквы, я говорил «артистом». Видимо, от любви к кино. Бабушка у меня работада билетером в кинотеатре, я все лето проводил в нем. Я смотрел все и по много раз.

- Вы снялись в сериале «Артист с большой дороги». Я посмотрел две серии, шикарно.

- Спасибо.

- Спасибо вам в первую очередь. Здесь у вас опять не один образ. Дежавю не возникало по «Городку»?

- Вы знаете, я никогда, в любом проекте, даже если я буду играть Короля Лира, не отрекусь от «Городка» и не буду говорить: «Ну что вы, ну что вы… Это же серьезное кино. Ну что вы, это трагедия, это полный метр, это все другое…» Профессия та же самая. А профессию я приобрел, то есть, я стал свободным внутри своей профессии, в «Городке». Удовольствие и радость от нее я стал получать в «Городке», встретил меня, узнал и полюбил зритель за «Городок». Поэтому спасибо, замечательно, что вы задали этот вопрос. Всегда, что бы я ни делал, в бэкграунде будет эта программа. Говоря модным языком, «Городок» не будет референсом в этой истории. Но бэкграундом будет. Это мой бэкграунд человеческий. Как и вся жизнь. «Скажите, пожалуйста, Юрий Николаевич, вот вы сыграли десять человек. Вы опирались на службу в армии или на то, что ваш папа был гинекологом?» Ну кто-то скажет: дурацкий вопрос. А я скажу: «Спасибо». Потому что вся жизнь, любая, какую бы ты ни прожил и где бы она ни происходила, является моим творческим фундаментом. Любая роль построена на тебе, на твоей жизни.

- «Артист с большой дороги» — это ваш проект?

- Это проект канала «Россия». И здесь разница принципиальная, она заключается в том, что я не являюсь женщиной, я не являюсь священником, я не являюсь бизнесменом, я играю человека, который в силу очень непростых обстоятельств вынужден иногда быть вот этими персонажами, чтобы добиться своей цели. Жизнь поставила его в такие условия, но при этом у него есть актерские данные, у него уголовная кличка Артист и он ей соответствует.

фото: материалы пресс-служб

- А как вообще появились ваши женские образы, у вас же их сотни?

- Нет, не сотни. Я вас сейчас удивлю: их больше трех тысяч. Они появились потому, что мой партнер не мог играть женщин. Не потому, что не умел, а не мог, это разные вещи. Ему категорически нельзя было сбривать усы. И я был вынужден примирять на себя эти маски. Вынужден! Это не от хорошей жизни. Я никогда не получал от этого удовольствия, от самого факта. Но когда я входил в кадр, я обязан был сам себе нравиться. Потому что все остальное непродуктивно. Это бы понял зритель: «Ему не нравится то, что он делает, поэтому не нравится и нам».

- Согласен. Но вам не нравились, по-моему, ваши первые женские роли?

- Мягко говоря. Мне вообще не нравились все первые выпуски «Городка». Но, к сожалению, их нельзя уничтожить, это уже часть истории. Но смотреть их не надо. И каждый раз, когда я говорю: «пожалуйста, не смотрите», это является сигналом к тому, чтобы люди обязательно посмотрели. Давайте скажем: обязательно смотрите. Может быть, сработает в обратную сторону.

- Я понимаю, что Илью Олейникова не заменить, но вы с кем-нибудь…

- Нет, не заменить Илью Олейникова-актера, не заменить Илью Олейникова-друга. Во многих ипостасях его для меня не заменить.

- Но вы сошлись с кем-нибудь из артистов? Вы с кем-то на одной волне сегодня?

- Хотите расскажу вам страшную вещь? Иногда я люблю по сердцу, иногда я люблю искренно, а иногда я заставлю себя полюбить. Потому что нельзя не любить партнера, ну нельзя. Это жутко непродуктивно. Это, если хотите, даже с эгоистической точки зрения обязательно надо делать, потому есть законы профессии: чем лучше играет партнер, тем лучше играю я. Более того, я недавно вывел странную формулу для себя: приличный артист играет значительно лучше со спины, когда он подыграет партнеру, чем во фронтальном плане. Потому что там ты подлинно действуешь, стараешься для того человека, который напротив, не будучи в кадре.

- Вы поддерживаете сегодня связь с семьей ушедшего друга?

- Я скажу так: с Ирой значительно реже. Может, потому что это наша общая рана. Черт его знает. А с его сыном Денисом ежедневно. И со внуком, Тимошей, который обучается актерскому ремеслу в актерском вузе, тоже.

- Помогаете ему?

- Я могу помочь профессиональным советом. Если он скажет: «Дядя Юра, мне нужны деньги», допустим, естественно, я ему вышлю. Но он никогда не обращался с такими просьбами. Совершенно удивительный парень вырос. Во-первых, я не могу на него спокойно смотреть. Потому что, если ему усы приклеить, это его дед в молодости. Без усов не похож. А у Дениса есть еще младший сын, это вообще слепок, клон, через поколение. Я окружен этими маленькими Илюшами. Один уже взрослый, второй маленький, третий совсем взрослый. И в общем он может быть спокоен, потому что он реинкарнирован стопроцентно, такие гены сильные, невероятные. А Тимоша, который обучается актерскому мастерству, очень надеюсь, будет хорошим артистом. Когда он закончит вуз, я ему максимально помогу. Максимально.

- А в чем будет заключаться ваша помощь?

- Подключу весь свой ресурс: административный, профессиональный, человеческий. Пока включен только человеческий.

- Таланту надо помогать.

- Обязательно. Не просто таланту, это внук моего друга. Он для меня родственник.

- Какую профессию выбрала для себя ваша дочь Катя?

- Она еще учится в университете. У меня есть такое правило: я не афиширую их жизнь. Но дочь не пошла по моим стопам. Я говорю об этом без сожалений.

- Все-таки считаете, что эта профессия тяжелая?

- Я считаю, что это очень тяжелая профессия. А она девочка, не очень идущая на компромиссы. Ей было бы тяжко в этом мире.

- А какие черты ваших дочек вам нравятся сегодня? В чем они проявляет себя красиво?

- В этом огромная степень мамы. Я, к сожалению, в силу моей занятости, значительно меньше участвовал в их воспитании. Я воспитывал тем, как я жизнь проживал, они это видели. Нет, я не говорил, что я пример. Я просто был рядом, а они видели, как добываются деньги, сколько нервов,здоровья стоит работа, что значат для меня друзья. Вот этим я мог воспитывать. А какие черты мне вообще в девочках нравятся? Они невероятно скромные. Парадокс, я ни разу от девочек, одной из которы× 35, второй 27 с половиной и третьей 20, не слышал слов «хочу» и «купи».

- Смешно. У такого известного папы?

- Никогда! И когда я что-то говорил: «Пойдем, давай купим тебе вот то-то». — «Не надо, у меня уже есть». Вот этот ответ я слышу всю жизнь.

- Тонко и красиво, согласен с вами.

- Почти у всех моих девчонок только самые близкие люди знают, кто их папа.

- Даже так?

- Да. Многие сослуживцы не знают. «Однофамильцы» и все. Они никогда не рассказывают об этом, смущаются. Потому что они хотят прожить свою жизнь не благодаря моей. Даже если она трудная, даже если в ней есть неудачи.

- Это достойно.

- Они не дают мне ее организовывать.

- Скажите, какое сегодня ваше отношение к прочтению сценария? Вы как-то давным-давно сказали, что самое сложное его изучить.

- Я еще больше тогда сказал. Я сказал, что это самая тяжелая часть моей профессии. Но жизнь в последние годы заставила меня читать их очень внимательно и скрупулезно, откладывать, возвращаться и очень долго не давать ответ тем, кто мне их прислал. Я не буду ничего называть, а просто скажу: у меня произошло несколько профессиональных неудач, и я их связываю с поверхностным прочтением сценария. С тем, что он показался мне классным и я не увидел каких-то рифов и течений, о которые можно споткнуться и которые могут увести не в ту сторону. Плюс я очень поверил в то, что роль классная, я смогу ее сделать. Вот теперь я очень серьезно читаю, медленно. А представляете, какая это мука — прочитать 16 серий?

- Мне сложно представить.

- Слушайте! Когда на соседней полке лежит Чехов, Гоголь, Довлатов, — прочитать 16 серий, которые лежат слева от них, очень тяжелый труд.

- Почему сегодня вы выбираете молодого режиссера, а не маститого? Двум мэтрам сложно в одном пространстве или как?

- Нет-нет, что значит «я выбираю»? Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает. Знаменитая песня, которую пела Света Крючкова в фильме «Большая перемена». А мне маститые режиссеры последнее время ничего особенного не предлагают. И вообще надо признаться честно: когда мне говорят комплименты, что «вы такой востребованный», «вы такой расписанный», внутри этой востребованности и расписанности практически отсутствует полный метр. Но то, что я участвую на платформах, на видеосервисах, в их продукции — это замечательно, потому что там сейчас происходит, с моей точки зрения, самое интересное. В кино сегодня очень много жанровости, спецэффектов и бизнеса, а на платформах все-таки в какой-то степени присутствует человек на длинной дистанции. Потому что то, что было, например, в советском кино, это то, что называл Станиславский затертой фразой — «жизнь человеческого духа». А если говорить о жанровом кино, я лучше пересмотрю «Печки-лавочки», чем снимусь в какой-нибудь говно-комедии сегодня.

- И за большие деньги не готовы?

- Нет. Я зарабатываю деньги своей профессией, я умею делать это хорошо и не хочу потом стесняться за продукт. Табуретки и полочки, которые я делаю на досуге, даже если бы я их продавал, стоили бы недорого. Пока что инструменты, которыми я делаю всякие поделки, стоят значительно дороже. Я говорю о тех предложениях, которые существуют, хотя бывают проекты, которые я инициирую. Вот сейчас буду работать над одним — очень крутым и очень мне дорогим, пока на уровне сценария. За который мне, надеюсь, будет совсем не стыдно.

Геннадий Авраменко

- Вы упомянули платформы. На них очень много мата. Вы когда-то мне сказали: могу красиво говорить матом, а не ругаться. В чем различие?

- Могу. Я воспринимаю мат не как тренд в искусстве, боже избавь, а как эмоциональную окраску речи в определенных обстоятельствах. Когда на ногу тебе падает осветительный прибор, ты говоришь: «Ё… твою мать», а не говоришь фразу: «Господи, как же это неприятно, что мне сейчас на ногу упал этот тяжелый прибор».

- Ну да.

- Но это моя бытовая речь. Я практически никогда не матерюсь в кадре. Кстати, вы говорите, что много мата на платформах. В последнее время не совсем так, снимают по два дубля: дубль с матом и дубль без мата, а потом смотрят, что соответствует сцене в большей мере.

- Вы сказали, это ваша бытовая речь, в жизни все-таки позволяете себе ругаться?

- Я должен признаться, что да. Только мне не нравится слово «ругаться». Мне нравится слово «говорить».

- То есть, вы умеете говорить матом?

- О да, я большой стилист в этом.

- Вы любите, когда сценарий пишется под вас, как в фильмах «Человек у окна», «Вампиры средней полосы»?

- Кстати, и «Артист с большой дороги», в том числе. Но ведь правда-то в том, что я не знал, что, например, «Вампиры средней полосы» пишется под меня. Это они мне сказали уже потом. Признались, что когда его писали, видели меня. А потом пригласили. Вот какая штука. Но в этом большая ответственность, огромная.

- Это называется «не обделаться»?

- Да, если ты признался в этом зрителю, в том, что это написано под тебя, то любая неудача в фильме, неважно, чья, режиссерская, операторская, монтажная, общая, будет считаться прежде всего персонально твоей. «На него сценарий написали, а он обосрался».

- Вы прекрасно выглядите. Как-то признались, что нельзя чувствовать себя 30-летним, когда тебе за 60. На сколько сейчас себя ощущаете?

  • Я тогда сказал, что думать бесконечно о том, что тебе 30 лет, это первый признак старости. Это то, что называется «молодиться». Я не стараюсь. Потому что я живу в ладу с моим возрастом. Мне в нем интересно. Я осознаю конечность жизни, неизбежность этого. Но тем ценнее для меня каждый прожитый день, сегодняшний, конкретный. И я должен в нем найти кусочек счастья, кусочек беды, неважно. Его надо полноценно прожить. Возраст меня не угнетает. Может быть, поэтому я иногда неплохо выгляжу.
  • Вы не боитесь сегодня выглядеть старше своего возраста?
  • А я в кадре и выгляжу старше своего возраста. Но есть замечательный способ обмануть людей. Хочешь выглядеть на 10 лет моложе, говори, что ты на 10 лет старше. «Вам сколько лет?» — «76». И он потом друзьям рассказывает: «Блин, видел Стоянова, а выглядит он на 66». А ему и есть 66.

- С возрастом что-то поменялось в отношении к профессии?

- Ни-че-го. Неуверенность сохраняется, волнение тоже. Профессионализма стало больше, знания ремесла. Но я не сильно изменился по большому счету.

- Как любите отдыхать? В каких местах?

- Это место находится в четырех километрах от МКАДа, называется село Ромашково.

- Вы замкадыш?

- Да, я замкадыш. И у меня там никакой не особняк, это дача. И только во время пандемии мы переехали туда. Потому что там у меня есть какой-то кусочек земли и столярная мастерская. Я ее построил. Она небольшая, приблизительно метров 12. И для меня беда, трагедия, я когда знаю, что съемки поздно заканчиваются и я не смогу зайти туда и поработать шлифовальной машинкой, лобзиком. Поскольку я не большой резчик, у меня для этого есть такой станочек.

- На которой вы ставите программу и станочек все делает сам?

- Да. Я отдыхаю, а станок режет. И конкурировать со станком довольно сложно.

- Кстати, а ЗОЖ вас не тронул?

- Нет, ЗОЖ меня тронул в том смысле, что когда у меня есть свободное время, я стараюсь плавать в бассейне. Но ЗОЖ постучался в мою дверь в силу возраста.

- Но курить для сердца плохо.

- Мой кардиолог не находит у меня этой проблемы. Я же раз в год делаю чекап, обследуюсь, это занимает один день. И обязательно каждый раз на следующий же день читаю, что с тяжелым приступом чего-то…

- Юрий Стоянов попал в больницу?

- Да, попал. Но через три часа из нее вышел. Они суки не дописывают! Заглавие до конца не доводят. Я бы еще добавил: «Курю, конечно, но к сожалению». И более того, мне очень нравится, что сейчас время некурения. Мне очень нравится, что молодежь не курит. Это здорово. Мне же первые 40 лет моей жизни на государственном уровне разрешали курить: в самолетах, в поездах, везде, где я хочу. В этом смысле я же человек из СССР.

- Вспоминая приколы «Нашего Городка», вы и в жизни разыгрываете товарищей?

- Нет, нет, я небольшой приколист, разыгрыватель и организатор розыгрышей. А вот меня разыграть несложно.

- Разыгрывали?

- По-легкому. Но я быстро потом понимаю, что это розыгрыш. Вот смотрите: сколько людей, якобы представителей банков, телефонных компаний, следственных органов звонят ежедневно. Это же жестокая форма розыгрыша. Вот тут работает универсальная форма, состоящая из трех слов, и они туда идут. С первой же секунды. Однажды был уникальный случай. Позвонил парень. Я ему сказал: «Слушай, мама есть?» — «Есть». — «Папа есть?» — «Есть». — «Сколько ему лет?» — «65». — «Мы с ним ровесники. Я очень тебе желаю, чтобы им никогда не позвонил твой товарищ и не развел их на квартиру, дом или на гробовые деньги. Просто подумай». И он извинился.