Архив

Анна Арланова: «У меня один страх: я боюсь постареть»

Она мечтает о героинях Теннеси Уильямса, на досуге пишет сценарии, может днями напролет смотреть кино и с удовольствием поет оперные арии для себя. Она не перестает верить в судьбу и надеяться на случай. Ведь именно стечение удачных обстоятельств, а вовсе не предрасположенность каких-то свойств характера привели ее в профессию.

30 октября 2007 21:45
2936
0

Она мечтает о героинях Теннеси Уильямса, на досуге пишет сценарии, может днями напролет смотреть кино и с удовольствием поет оперные арии для себя. Она не перестает верить в судьбу и надеяться на случай. Ведь именно стечение удачных обстоятельств, а вовсе не предрасположенность каких-то свойств характера привели ее в профессию.


неСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ


Арланова Анна Адольфовна, актриса.


Родилась 28 февраля в Москве.


Окончила РАТИ.


Снималась в фильмах: «Балалайка», «Танцуй», «Греческие каникулы», в сериалах: «Московские окна», «Лучший город земли», «Принцесса и нищий», «Иное» и др.


— Анна, вы коренная москвичка?

— Да, родилась в столице, но когда мне исполнилось три года, родители уехали на заработки в Якутск, где я, собственно, и ходила в детский садик. Но в первый класс уже пошла в Москве, в Бибиреве, где до сих пор мы с мамой и живем.

— Помните, как выглядит северное сияние?

— Очень расплывчато, я же была маленькой. А вот страшные морозы в память врезались. Но я с детства была закаленной, не болела, во многом потому, что папа меня чуть ли не с шестимесячного возраста обливал ледяной водой. Видимо, такой род закалки действительно помогает, потому что я выросла совсем не мерзлячкой, и папа, несмотря на то что он 31-го года рождения, находится в прекрасной форме и не позволяет себе отказываться от холодного душа с утра.

— Вы совсем не из актерской семьи, верно?

— Абсолютно. Папа у меня инженер, а мама врач. Она работает, а папа давно на пенсии, но живет в Мюнхене уже около десяти лет. Он у меня немец, правда, обрусевший и довольно плохо говорящий на родном языке. Поэтому в Германии скучает по России и частенько сюда наведывается в гости.

— Развод родителей стал для вас стрессом?

— Нет. Это случилось, когда мне было уже семнадцать, а я с пяти лет хотела, чтобы они уже наконец расстались и не мучили друг друга. Они несчастливо жили, я это чувствовала и страдала. Ссор никаких не было — они у меня люди интеллигентные, но общая гнетущая атмосфера меня расстраивала постоянно.

— А вы больше мамина или папина дочка?

— Мамина. Хотя мы никогда не были с ней подругами, но некое родство душ у нас есть. Что касается папы… К сожалению, этого родства не ощущаю. Корю себя за это, но ничего не могу поделать.

— Что вас вдохновило стать актрисой?

— Спасибо любимой подружке детства. Она мечтала поступать на актерский. Разыгрывала какие-то сценки, наряжалась, а я в роли оператора якобы ее снимала. Это была наша игра. Каким-то образом ее фантазии подействовали на меня, и я заразилась ее мечтой. В итоге она с отцом-военным уехала в Самару, где до сих пор живет, работая в совершенно иной сфере, а я вот стала актрисой. Причем к поступлению в театральный вуз готовилась заранее — в старших классах перешла в театральную школу при Щепкинском училище. Плюс ко всему в моей жизни всегда присутствовала музыка. Я ею занималась с пяти лет. Сначала на дому, а потом в музыкальной школе по классу фортепьяно. В тринадцать лет у меня «открылся» голос, и я с удовольствием пела в фольклорном хоре, с которым объездила множество городов России. Мне кажется, что и в ГИТИС меня взяли, потому что членам приемной комиссии понравилось мое пение. И в институте у меня уже голос окреп и «раскрылся», я была самой поющей на курсе. Пела и романсы, и арии. Между прочим, до сих пор беру уроки вокала, каждый день с большой радостью занимаюсь оперным пением. Пока по большей части делаю это для себя, но, возможно, в будущем мое увлечение во что-то выльется… Хотя на оперную сцену случайные люди не попадают, это не кино, к этому нужно долго идти и иметь весьма серьезное образование.

— На эстраде петь не планируете?

— Точно нет. Это не подходит моей индивидуальности. Я актерство никогда не считала полноценной профессией и поэтому стремилась приобрести еще какие-то навыки. А пение было наиболее привлекательно для меня.

Кроме того, я сейчас подумываю о режиссуре. Уже написала два сценария, один на полный метр, а другой минут на сорок. Нашла деньги, чтобы запускаться, но пока в поисках достойного оператора, на которого могла бы положиться. На днях ради практики пойду работать вторым режиссером на картину, а весной буду поступать на Высшие курсы сценаристов и режиссеров.

— Вы производите впечатление большой скромницы. Наверное, никогда не были душой компании…

— Это точно. Я всегда была стеснительным, зажатым, закомплексованным ребенком. Мама даже отводила на прием к детскому психологу. Но она мне не помогла. И мальчики на меня не обращали никакого внимания. И это была беда, потому как влюблялась я постоянно и вечно в тех, сердце кого было уже занято.

— Когда же у вас случился первый серьезный роман?

— В институте. Но опять-таки: он меня любил, а я позволяла себя любить. Он был слабовольным и скорее другом, выслушивающим мои жалобы, нежели надежным спутником. Меня вечно в жизни преследуют какие-то несовпадения: я люблю тех, кто меня не любит, и наоборот. Не знаю, почему меня тянет к людям, с которыми очевидно ничего не получится. Но добиваться взаимности, бороться за мужчину я не умею и уверена, что в этом вопросе все должно складываться само собой. По окончании вуза я поехала сниматься в Турцию, в турецко-французской картине «Балалайка», и познакомилась с одним из самых известных в стране актером и режиссером Уром Юджелем. У нас завязался страстный роман, но через полгода отношения сошли на нет. Он, видимо, потерял ко мне интерес и даже не отвечал на телефонные звонки. Для меня это было первое сильное чувство, и, возможно, я вела себя неадекватно, много плакала, устраивала истерики. Меня буквально преследуют подобные истории. Два года назад я встретилась на фестивале «Киношок» с литовским режиссером Шарунасом Бартасом, который первый обратил на меня внимание, начал снимать на камеру, устраивать всевозможные фотосессии, обещая роль в своем фильме… Он красивый, умный, очень похож на гения, и, конечно, я не могла остаться равнодушной. С этим мужчиной я почувствовала себя защищенной, мне даже впервые захотелось выйти замуж… Шарунас стал частью моего внутреннего мира, мне казалось, что у нас с ним какая-то необыкновенная духовная связь.

— То есть для вас это был не просто курортный роман?

— Нет, я не легкомысленная, я сильно в него влюбилась. Мы еще встречались в Москве, но на этом все завершилось. Только в моем дневнике остались очень теплые слова о нем…

— Вы ведете дневник?

— Да, с десятого класса. Раньше писала много, сейчас реже. Когда меня что-то гложет, возникает потребность высказать свои мысли, мне легче доверить их бумаге, нежели другому человеку. Я ярко выраженный интроверт. И мечтательница. Хотя мечты никогда не реализуются.

— А были ли у вас романы с известными в России людьми?

— Да, со скрипачом Димой Коганом, который оказался совсем не моим человеком… Потом с дирижером Теодором Курентзисом… Два с половиной года назад советник по культуре греческого посольства Димитрис Яламас, который тогда за мной ухаживал, пригласил меня к себе домой, и там в квартире помимо других гостей был как раз Теодор. Я, видимо, ему сразу приглянулась, потому что он поссорился с хозяином, своим лучшим другом, из-за меня и ушел. И лишь спустя некоторое время Теодор начал звонить, добиваться меня… Добился быстро. (Улыбается.) Он умеет производить впечатление, подавлять окружающих своей энергетикой. Он — король, вечно окруженный свитой поклонников его таланта. Он очаровывает силой личности, при этом ты ясно видишь, что он просто помешан на самом себе. Нарцисс, эгоцентрик. По этой причине я до сих пор не дала согласия на его предложение руки и сердца. Не хочу подчиняться и быть на вторых ролях в семье. У меня еще множество планов, связанных с карьерой. Хочу сниматься в хороших фильмах у талантливых режиссеров. Я тщеславна и мечтаю о популярности.

— А как же семья, дети?

— О детях еще не думала. Что же касается брака, то мама очень хочет видеть меня замужем.

— Кажется, вы увлекаетесь мужчинами творческих профессий и совсем не смотрите на людей бизнеса, способных сделать из вашей жизни сказку. Почему?

— Мы говорим на разных языках. У меня есть знакомые, очень богатые люди, которые увлечены мной, но я вижу, что это совсем не тот вариант. У нас нет точек соприкосновения. Как правило, они не разбираются в искусстве, а я не чувствую кайфа от караоке.

— Дома вы хозяйственная?

— Я склонна разбрасывать вещи. Моя квартира представляет собой творческий беспорядок. Конечно, я устраиваю генеральную уборку, но потом все повторяется. Каждый предмет на своем месте — это не про меня.

— У вас пока нет крупной, узнаваемой для публики роли в кино…

— Работы, которой бы я гордилась, действительно пока нет. А что касается амплуа… Вот в сериале «Иное» из-за моей героини, роковой женщины, умирают мужчины…

— А в жизни вы не губите мужчин…

— (Смеется.) Ну, однажды один из самых известных у нас в стране режиссеров, поссорившись со мной, попытался утопиться в Черном море. Уплыл далеко, его искали, но на следующий день он все-таки вернулся. Видимо, что-то помешало. (Улыбается.) Я нравлюсь мужчинам и знаю это. Порой они страдают из-за меня. Притом что привлекательной я стала только в институте. Уже на первом курсе меня как-то окрестили самой красивой в вузе.

— Сокурсницы, наверное, завидовали…

— Меня не любили коллективно, и не думаю, что виной всему внешность. «Она красивая, и только, а красота без задора раздражает», — говорили про меня. У нас были очень злые ребята на курсе, недружные. Они издевались надо мной. Я была аутсайдером. Это было похоже на продолжение средней школы, где я тоже ни с кем не контактировала. Я же совсем некоммуникабельная. В детстве даже ни с кем не здоровалась, пытаясь быть незаметной, боялась встречаться взглядами с одноклассниками, которые, наверное, считали меня странной по этой причине и били.

— Вас били и в школе, и в институте?

— Да.

— То есть вам приходилось драться?

— Нет, я не отвечала, это не в моем характере. Помню, как на занятиях по фехтованию мой партнер как бы нечаянно проткнул мне руку шпагой… Было очень больно, текла кровь. Естественно, я мучилась от такого отношения. Буквально заставляла себя идти в институт и вечно рыдала.

— Тогда не будем вспоминать плохое, ответьте лучше, почему вы не служите до сих пор ни в каком театре?

— После окончания РАТИ я поступила в театр, но тут же начала сниматься, параллельно участвовала в конкурсе красоты, оттого не имела возможности ходить на репетиции и уволилась. О чем не жалею. Мне были смешны эти постановки. Я считаю театр умирающим видом искусства. Это явно не моя стихия. Даже в качестве зрителя я скучаю. Зато обожаю кино. У меня дома огромная коллекция шедевров мирового кинематографа.

— Позвонить именитому режиссеру и предложить себя на роль главной героини в его проект вы, как я понимаю, не можете?

— Ни в коем случае. Мне претит подобное поведение. Я вообще никогда никому не звоню первой — ни режиссерам, ни мужчинам. Некая робость еще во мне сохранилась. Я теряюсь, могу запутаться в словах… Притом что я уже совсем не такая зажатая, как раньше.

— Кажется, вас преследуют множество страхов…

— Только один: я боюсь постареть. Для женщины, для актрисы — это катастрофа.

— А насколько для вас важна финансовая состоятельность?

— Я всегда была равнодушна к деньгам. Они ничего для меня не значат, я о них никогда не думаю, могу прожить на хлебе и воде. Вот на чем я не экономлю, так это на нарядах. Но я не гоняюсь за марками, а все модели своих платьев рисую сама и потом шью их у портнихи. Принципиально не ношу брюк. Знаю, что юбки и платья — это мое. Вы даже не представляете себе, какие скандалы у меня были с художником по костюмам в «Греческих каникулах» Веры Сторожевой, когда она настаивала на том, чтобы надеть на меня джинсы. В итоге она победила, но я не чувствовала себя комфортно в штанах.

— А с вашим партнером Юрой Колокольниковым вам было легко?

— Играя в фильме супругов, вне съемочной площадки мы совсем не контактировали. Едва звучало: «Стоп, снято», — как он шел в одну сторону, а я в другую. Даже во время постельной сцены, довольно грубой по сценарию, перед которой он немного выпил для храбрости, он общался со мной через оператора, постоянно спрашивая его, что со мной делать. (Улыбается.) Я была огорчена, что мы с ним не общались, потому что восхищалась им, скупала все журналы, где были его интервью. Знаете, в нем столько энергии, молодости, уверенности в себе, он умеет проживать по максимуму каждый день! Мне хотелось быть на него похожей, так же уметь заполнять собой пространство, брать от жизни все, а не рассчитывать, как я обычно это делаю, на будущее… Да что говорить, я была в него влюблена, но всячески скрывала это. Когда он меня что-то спрашивал, я заикалась, отвечала невпопад и чувствовала себя нескладной школьницей в его присутствии. А когда он говорил мне комплименты, я делала вид, что не слышу… Но самим фактом своего существования он сподвиг меня к самосовершенствованию. Сейчас в моей жизни нет такого примера для подражания.