Любовь вслепую
Если бы кто-нибудь три года назад сказал солистке группы «А-студио» Полине Гриффис, что вот так — скандально и болезненно — закончится ее безумная любовь с датским музыкантом группы Nevergreen Томасом Кристиансеном, она бы не поверила.
Еще каких-нибудь три года назад их называли идеальной парой. И Полина была безумно счастлива. О том, как рушится любовь, рассказывает Елена Помазан.
Еще каких-нибудь три года назад их называли идеальной парой.
И Полина была безумно счастлива.
О том, как рушится любовь, рассказывает Елена ПОМАЗАН.
…Мужчина вскочил с кресла в один прыжок, как дикое животное, и оказался перед девушкой. Он грубо поднял ее со стула, а потом со всей силы швырнул к стене. Полина больно ударилась спиной и головой. Еле сдерживая слезы, она прокричала: «Томас! Ты сошел с ума! Наркотики убьют тебя!» Мужчина ничего не слышал, он вел себя как безумный. Прорычал лишь одно слово: «Заткнись!» И снова толкнул Полину, вкладывая какую-то дьявольскую злость в свою силу. Потом подошел к ней и, ничего не говоря, разодрал на девушке майку. «Убирайся вон!» — закричал он, выталкивая Полину в одном лифчике за дверь своей квартиры.
Полина оказалась на улице. Она не могла двинуться с места, стояла будто оглушенная… И вдруг ее накрыла буря эмоций: злость, унижение, обида, боль. А ведь еще три года назад их называли идеальной парой и Полина была безумно счастлива.
Счастлива? Она посмотрела на руки и плечи, на которых отпечатались синяки. На душе синяков не видно. Но Полина знала, что их точно больше, чем на теле.
Долгая дорога друг к другу
Знакомство Томаса и Полины было поистине судьбоносной случайностью: она жила в Америке, он — в Дании. Казалось бы, у этих двоих не было ни одного шанса встретиться. Причем встретиться в России, в Москве — чтобы вместе записать песню. Однако авторские права на самые крутые сюжеты принадлежат судьбе. Ведь если бы Полина не очутилась в Америке, вряд ли она приехала бы в Россию. Но обо всем по порядку…Полина ГРИФФИС: «У меня очень сложно с таким понятием, как „мой дом“. Я родилась в Томске, а потом мама увезла меня в Ригу. В Латвии я начала петь и там же закончила школу. После Риги очутилась в Сочи: меня пригласили работать в один коллектив, где я могла попробовать себя как солистка и как танцовщица — уже на профессиональном уровне. В Сочи мы делали потрясающее музыкальное шоу а-ля варьете, с которым объездили весь Советский Союз и даже заграницу. В Варшаве меня и заметил один режиссер, он предложил мне перейти работать в мюзикл „Метро“. Я согласилась. И в итоге проработала в „Метро“ два года. Мюзикл был настолько успешным, что нас пригласили в Америку — выступать на Бродвее.
Моя мама всегда была со мной. Когда закончился контракт, мы с ней стали решать, что нам делать дальше, куда ехать. В Ригу мы вернуться не могли, потому что там начались национальные гонения на русских. И решили остаться в Америке.
Все было очень непросто… Сначала мы снимали комнатку в подвале в очень криминальном районе Квинс. Я ревела целыми днями: чужая страна, чужой город, ужасная комната, в которой нет даже света. Понимала, что нужно вкалывать и вкалывать, чтобы как-то выжить. Зарабатывала деньги тем, что пела в русских ресторанах. Двадцать долларов за песню. Публика любила заказывать шансон и американские танцевальные хиты. Очень нравилась посетителям песня „Америка-разлучница“.
Я ее исполняла по нескольку раз за вечер.
Помимо работы в ресторане брала уроки вокала, а когда моя мама устроилась в шоу-рум, я стала ей помогать в качестве модели. Мой день в Америке выглядел так: ранний подъем, потом целый день демонстрация одежды в шоу-руме, затем нужно было ехать на занятия по вокалу, а по пятницам, субботам или воскресеньям еще и бежать в ресторан. Я страшно уставала, но ничего, выдержала, не жаловалась. Мама мне всегда повторяла, что рассчитывать нужно только на себя. Она у меня очень сильная женщина.
Мне всегда хотелось иметь семью и детей, но в Америке как-то не сложилось. Влюбленность для меня — это сложный и долгий процесс, соответственно из отношений я выхожу очень непросто и крайне болезненно. Например, в Америке я встречалась с одним молодым человеком, Ильей. У нас было все отлично до поры до времени. Проблема в том, что он был из тех мужчин, которые ориентированы на бизнес-отношения. Его интересовала не просто семья с любимой девушкой, он рассматривал брак как выгодный тандем, который может помочь делать совместный бизнес. Кстати, Илья добился того, чего хотел: он очень выгодно женился на девушке-адвокате, и все у него прекрасно. Я же очень тяжело переживала наш разрыв…»
Вскоре у Полины началась депрессия. Но нет худа без добра. Буквально через пару месяцев после расставания с Ильей ей предложили стать солисткой популярной в России группы «А-студио» и переехать в Россию.
П. Г.: «Невероятно, правда… Я и сама обалдела, когда мне сделали такое предложение. Как все получилось? Однажды группа „А-студио“ была на гастролях в Америке, и ребята абсолютно случайно зашли в тот ресторан, где я пела. Им очень понравился мой вокал. А спустя шесть лет после той встречи они разыскали меня и предложили петь в группе. Мне дали на раздумье 24 часа. Я посоветовалась с мамой, и она сказала: „Конечно, поезжай!“ Теперь я понимаю, что если бы я осталась с Ильей, то никуда бы не поехала. Но наши отношения закончились, мне нечего было терять, я была абсолютно свободна».
Полина называет себя трудно адаптируемым человеком — к новому месту, к новой атмосфере жизни, к новым людям.
В Москве ей сначала пришлось нелегко.
П. Г.: «Одно время меня в группе называли „собакой“, потому что я сидела на съемной квартире и боялась куда-то выходить. Меня нужно было выгуливать. Меня ошеломил город, люди и особенно русские мужики. Такие наглые! Чуть что — сразу руки распускают: „Иди сюда, девочка“. А я же девушка из Америки, там с этим очень строго: мужчина боится не то что слово неправильное сказать, а даже как-то не так на женщину посмотреть, чтобы его не засудили за сексуальные домогательства. А здесь! Я ругалась с мужиками по-страшному. А потом потихоньку привыкла.
И Москву очень полюбила. Особенно ночную».
Надо сказать, что музыканты из «А-студио» не прогадали, пригласив Полину в группу. Они записали успешный альбом с новой солисткой и стали активно гастролировать по стране. Однажды на радиостанции к Полине подошел диджей и сказал, что солист датской группы Nevergreen услышал ее песню на английском языке и ему захотелось записать с ней дуэт. «Вот, держи, — протянул он ей листок бумаги. — Это телефон Томаса в Дании. Он ждет твоего звонка». Было три часа ночи, и Полина решила, что обязательно позвонит Томасу утром. Она хорошо знала песни Nevergreen, они ей очень и очень нравились.
Любовь с первого звука
По телефону у Томаса Кристиансена был такой же сладкий и нежный голос, как и на CD. Полина сказала, что она большая фанатка его музыки и что с радостью запишет с ним дуэт. Они обо всем договорились буквально за пару минут. Все организаторские вопросы по приему лидера Nevergreen в России группа «А-студио» и Полина Гриффис взяли на себя.П. Г.: «Пока мы оформляли Томасу приглашение в Россию, я с ним общалась по е-мейлу и эсэмэсками. У нас сразу же установился такой неформальный тон: все эти многозначительные „обнимаю“, „целую“, „жду с нетерпением встречи“… Я не могла жить без его эсэмэсок и в какой-то момент стала себя тормозить: стоп, стоп. У меня тогда были отношения с одним мужчиной. Вечно занятым и несвободным мужчиной… Но тем не менее — отношения. И я перестала писать Томасу. Через два дня он мне позвонил и сказал: „Куда ты пропала? Я так соскучился! Я не могу без тебя…“ Мое сердце дрогнуло.
Все уже было в порядке с приглашением, и я купила ему билет. В общем, через два дня Томас должен был прилететь в Россию. И тут у меня начался дикий мандраж. Дело в том, что мы ведь никогда друг друга не видели! Фотография размером три на четыре, что он мне выслал по Интернету для визы, не в счет. Томас мне говорил, что он видел меня в одном клипе „А-студио“. Но что такое клип! И мне стало так страшно… Я же ничего о нем не знала! Меня так очаровала его музыка, сладкий голос по телефону, что обо всем остальном я просто забыла. А он начал сниться — каким-то страшным уродом: с крючковатым носом, тройным подбородком… Жуть».
Она, конечно же, поехала встречать его в аэропорт. А Томас появился перед Полиной… абсолютно пьяным.
П. Г.: «Мне он не понравился. С первого взгляда все было ужасно — молодой мужчина с лицом старика. Томас выглядел так, как выглядят люди, которые сильно злоупотребляют: синяки под глазами, усталость, чуть припухшее лицо. Я повезла его к себе домой, потому что по договоренности он должен был жить у меня. Поговорить нормально тогда не получилось. Мы легли спать. А утром посмотрели друг на друга совсем другими глазами. Я увидела, что он очень милый, открытый, обаятельный мужчина. Первое впечатление от встречи в аэропорту стерлось моментально. Я влюбилась».
Датскому музыканту же солистка группы «А-студио» понравилась сразу. Он, хоть и был пьян тогда в аэропорту, красоту мисс Гриффис все-таки сумел заметить. Позже Томас признался, что реальная Полина оказалась лучше того образа, что он себе придумал во время sms-переписки.
У Томаса и Полины получился идеальный творческий тандем. Совместная работа разожгла нешуточную страсть. Они записали вместе дуэт на красивейшую композицию, которая долгое время была в лидерах хит-парадов.
П. Г.: «Музыка, обалденный секс, полное взаимопонимание — все было настолько хорошо, что казалось: так не бывает. Томас — очень романтичный мужчина. Он постоянно говорил мне, как сильно любит и какое у нас большое будущее. И постоянно меня удивлял. Например, однажды я проснулась утром, а он говорит: „Я купил билеты в Париж. Улетаем через три часа. Собирайся“. И мы полетели в Париж — просто так, чтобы провести вместе уик-энд.
Нам было очень хорошо вместе. Быт совершенно не портил наших отношений. Томас прекрасно готовил, умел сажать цветочки, постоянно говорил мне, что помимо музыки мечтает делать вино. Даже предлагал купить виноградники на Украине. Он всерьез собирался остаться жить в России и больше не возвращаться в Данию. Рассказывал, что в Дании у него ничего особо не сложилось — пластинки не продавались, концертов не было. А он мечтал о большом успехе. Что касается его личной жизни, у него в Дании была герлфренд, намного старше его. Томас жил с ней в гражданском браке, она родила ему дочь, но он так на ней и не женился. Сам не мог объяснить почему. Мы же очень быстро поняли, что хотим официально оформить свои отношения. Решили даже венчаться. Давно обговаривали эту тему, но все осуществили, когда я уехала по делам в Америку. Я была в Филадельфии, а Томас остался в Москве, и мне было так без него плохо! А тут я еще услышала по радио какую-то лирическую песню о любви, которая пробрала меня до мозга костей. Позвонила Томасу в Россию и сказала: „Давай поженимся. Прилетай прямо сейчас“. И он прилетел».
Память — как кинопленка. Снова аэропорт, и Полина ждет уже не просто незнакомца из Дании, а любимого мужчину и своего жениха. Всепоглощающее ощущение счастья.
П. Г.: «Я никогда не забуду эту картину — кадр в аэропорту навсегда остался в моей памяти. Томас так нарядился! Он был весь чистенький, отглаженный, просто с иголочки, и… с пустым чемоданом.
Я его спросила: „Зачем ты привез пустой чемодан?“ А он ответил: „Ты же любишь шопинг, я подумал, что тебе надо будет куда-то вещи класть…“ Меня так это тронуло, такая нежная забота!
Мы обвенчались в православной русской церкви в Америке. Была очень скромная церемония — только для нас. Я и он… Я думала, что мы проживем вместе много-много лет и будем бесконечно счастливы. Но все вышло по-другому…»
Роман с кокаином
П. Г.: «Сначала мы хорошо жили: музыка, гастроли, вечеринки. Но постепенно обнаружилось, что у нас с Томасом совершенно разные понятия о семье. Для меня это прежде всего ответ-ственность и дети. Для него — что-то а-ля „подружка по жизни“.Я очень хотела детей, причем здоровых детей. Для того чтобы рождались здоровые малыши, в первую очередь должны быть здоровы родители. А у Томаса оказались большие проблемы…
Наверное, поначалу я просто закрывала глаза на его увлечение наркотиками. Не секрет, что очень многие в тусовке употребляют — так, чуть-чуть. Клуб, веселье, друзья, одна дорожка кокса — нормальное явление. Но у Томаса были „зависы“ по семь-восемь дней. Вы знаете, что такое кокаин? Ты выпиваешь, потом делаешь себе полосочку, занюхиваешь и трезвеешь — и вот так можно продержаться неделю. Что и делал Томас. Он мешал алкоголь, мог пить все подряд, потом нюхал, потом опять пил — короче, „торчал“ по полной программе. Кокаин — это очень злой наркотик. „Отходняки“ после него чудовищные. Томас в эти моменты превращался в зверя: был злой, агрессивный, совершенно себя не контролировал.
Да, я могу честно сказать, что какое-то время сама с ним „торчала“. Потом стала себя тормозить — понимала, что все может очень плохо закончиться. Начала тормозить и его, говорила: „Остановись! Ты губишь себя. Ты же хотел семью и музыку. Что ты с собой делаешь?“ Но мои разговоры выводили его из себя. Он стал уходить из дома. Потом нашлись дружки… Он только и делал что „торчал“ и ловил „отходняк“ — все. В какой-то момент я просто забыла, какой он — нормальный Томас. Он не выходил из алкогольно-наркотического запоя. А я билась за „того“ Томаса. Разговоры, угрозы, мольбы — ничего не помогало.
Наконец я поняла, что для него самое главное в жизни — „торчать“ и чтобы ему никто не мешал этого делать. Однажды я сказала: „Выбирай: или я, или наркотики“. Он выбрал наркотики…»
Расставание — это маленькая смерть
…Это был один из мучительных «отходняков». Томас уже не мог обойтись без помощи врачей. Ему ставили капельницы, чтобы привести в чувство. Мрачный, депрессивный, злой, раздраженный, он шатался из угла в угол по квартире, не зная, чем себя занять. Так некстати Полина снова завела разговоры про будущее и семью… Он рассвирепел. Схватил стремянку и стал громить квартиру: разбил зеркало, выбил стекло на дверях в комнату, топтал ногами диски. Полина вызвала милицию.П. Г.: «Смешно… Я сама вызвала милицию, а потом сама поехала его оттуда выкупать. Я просто все еще его любила.
Увы, но после разгрома в квартире ничего у нас не наладилось, все продолжалось как прежде. Я выгнала его. Сказала, что в моей квартире он жить больше не будет. Но выгнать-то выгнала, а все равно надежды на то, что вернется тот самый Томас, которого я знала когда-то, не теряла.
И вот однажды я поехала к нему домой — он уже снимал квартиру. Мы хотели сделать барбекю, просто нормально поговорить… Однако ничего не получилось, потому что мало того, что он поднял на меня руку… Я никогда не смогу забыть, как он сбил меня со стула и стал швырять. А потом разодрал майку и выставил за дверь.
Все. Для меня это была точка. Никто и никогда так меня не унижал, я поняла, что задушу любую любовь, но к нему больше не вернусь. Мы больше никогда не виделись. Периодически до меня доходят слухи о его похождениях и проблемах. Говорят, не так давно, будучи в очередном „отходняке“, он избил водителя — сломал ему два ребра и нос. Мужчине сделали три операции. Томасу светила тюрьма, но он откупился. Друзья помогли. Насколько я знаю, теперь он живет с молоденькой 23-летней девочкой, но по-прежнему бухает и нюхает. И его никто не тормозит, а ему в кайф. Никто не мешает. Делай все что хочешь.
Иногда Томас мне звонит, просит о встрече, говорит, что, может быть, попробовать все сначала. А я не хочу. Я сказала себе „нет“. Я слишком многое пережила.
Сейчас у меня период восстановления. Хочу очиститься и забыть, что было. У меня много энергии: записан новый альбом, в Лондоне нашлась рекорд-компания, готовая его издать.
Я уверенно смотрю в будущее. Точно знаю, что все у меня будет хорошо — и семья, и дети.
Все будет, но не с Томасом. Я бы хотела развенчаться с ним. Но для этого необходимо присутствие двоих, а Томаса я видеть не хочу. Пусть пройдет время. Возможно, мы будем свободны друг от друга. Возможно, даже перед Богом».
