«Ваш Бах народа не соберет!»
Классик органной музыки Гарри Гродберг: «Каждый концерт — битва за свое место на сцене»
Возраст — понятие условное. Можно и в 20 лет смотреть на мир тусклым взором и брюзжать по поводу всего и вся, происходящего вокруг. А глядя, как на сцену выходит бодрый и подтянутый, всегда улыбающийся публике один из самых известных органистов современности — народный артист России Гарри ГРОДБЕРГ, — слушая его виртуозную игру на самом сложном музыкальном инструменте — органе, как-то само собой забываешь, что в начале января Гарри Яковлевич отметит 80-летний юбилей. Разговаривая с ним, невозможно не удивляться его живости, реакции, остроумию и разнообразию жизненных интересов.
Возраст — понятие условное. Можно и в 20 лет смотреть на мир тусклым взором и брюзжать по поводу всего и вся, происходящего вокруг. А глядя, как на сцену выходит бодрый и подтянутый, всегда улыбающийся публике один из самых известных органистов современности — народный артист России Гарри ГРОДБЕРГ, — слушая его виртуозную игру на самом сложном музыкальном инструменте — органе, как-то само собой забываешь, что в начале января Гарри Яковлевич отметит 80-летний юбилей. Разговаривая с ним, невозможно не удивляться его живости, реакции, остроумию и разнообразию жизненных интересов.
«Если музыкант устает физически, ему пора думать о пенсии»
— Гарри Яковлевич, через месяц вам исполнится 80. Но, глядя на то, как вы выступаете и живете, в это совершенно невозможно поверить. Где вы берете столько жизненных сил и энергии?— Я иногда и сам об этом думаю. И честно вам скажу, не всегда понимаю, откуда эта сила у меня появляется. Ведь у исполнителя жизнь совсем не простая. И дело тут не только в концертах или репетициях. В музыканте идет постоянная внутренняя работа и вне сцены. Почти в любой момент — неважно, где я нахожусь: еду в транспорте или отдыхаю дома — я думаю о тех сочинениях, которыми занимаюсь, мысленно их еще проигрываю и нахожу в них какие-то новые стороны. Так что, наверное, сама музыка мне и дает силы, а еще и любовь моих слушателей, которую я ощущаю на каждом концерте.
— Вы неразлучны с вашей супругой. Она ассистирует вам на концертах, вместе с ней вы даете интервью. Счастливая семейная жизнь, наверное, также является одним из условий вашей успешной деятельности?
— Безусловно. Без жены для меня нет концерта, она моя бессменная ассистентка уже много лет. По образованию Наташа музыкальный педагог, довольно успешно работала в музыкальной школе. А познакомились мы с ней совершенно случайно, на дне рождения одной общей знакомой. Там все началось и вот продолжается в течение всей моей жизни.
— Мне как зрителю, наблюдающему за сценой из зала, кажется, что концерт на органе отнимает у исполнителя сил намного больше, чем игра на каком-либо другом инструменте.
— Конечно, игра на органе обладает определенной спецификой. И в антракте мне почти всегда приходится менять взмокшую рубашку. Но усталость физическую я не замечаю, и она мне не причиняет каких-либо неудобств. Главная сложность — в большом нервном напряжении, поскольку концерт требует большой концентрации и это огромная нагрузка на нервную систему. Если музыкант устает физически, то ему, наверное, пора думать о пенсии.
— Вы много лет играете Баха, для наших слушателей вы открыли некоторые имена…
— Это так. Например, я познакомил российскую публику с сочинениями Клары Шуман — супруги Роберта Шумана, которую у нас раньше знали только как великую пианистку и жену Шумана, но она была еще и выдающимся композитором. А также с творчеством такого гиганта постромантической музыки Германии, как Иозеф Рейнберг. Это замечательный композитор, и я каждый сезон играю его сочинения. Также я впервые в России исполнил органные произведения Мендельсона, Иоганна Пахельбеля, Альфреда Лефебуре-Вели и ряда других композиторов.
— Для многих людей посещения зала филармонии или консерватории чрезвычайное событие, происходящее раз в несколько месяцев, а то и лет. Вы же выступаете постоянно. Наверное, вы относитесь к очередному концерту как к чему-то заурядному?
— Для меня не существует такого понятия, как «очередной концерт». Это не может быть чем-то заурядным. Каждый концерт должен быть событием в жизни музыканта! Место на сцене и любовь зрителей завоевать очень сложно, а потерять легко. Я не имею права позволить себе относиться к какому-либо выступлению без большого чувства ответственности, расслабиться и сказать себе, что сыграю, как получится, все равно большинство зрителей в тонкостях не разбираются. Каждый концерт для меня — это настоящая битва, и, чтобы сохранить свое место на сцене, необходимо думать, что от этого концерта зависит твое будущее. Перед выходом на сцену я всегда волнуюсь, но зато потом, когда начинаю играть, испытываю настоящее блаженство. Я как бы летаю на крыльях, отдаюсь потоку музыки, который меня куда-то несет, как бурная река. Мне очень важно чувствовать при этом зал, ведь от зрителей идут импульсы добра и любви, которые помогают мне играть.
«На дачах политиков органов нет»
— Вам доводилось выступать перед самой разной публикой. В том числе и перед членами Политбюро.
— Да, я играл, и не раз, для Суслова, Кириленко, Капитонова, Косыгина, Шеварднадзе и многих других, отдыхавших в Пицунде. Эти концерты всегда были для меня неожиданными, поскольку о предстоящем выступлении сообщали в последний момент. Помню, однажды в аэропорту Одессы меня вызвали в справочное бюро и сказали, что я должен сдать свой билет в Москву, потому что мне предстоит лететь в Сухуми. В Сухумском аэропорту меня уже ждала черная «Волга», которая везла в Пицунду. Никакого личного общения, а тем более дружеских отношений с членами Политбюро у меня не было и быть не могло. Ведь дистанция между руководителями страны и музыкантом, который к тому же не являлся ни народным, ни даже заслуженным артистом, была огромна. Они меня слушали, через местное руководство передавали мне свою благодарность, дарили цветы, иногда ящик с вином, но за все свои выступления там я ни разу не получил гонорар.
— Сегодняшние политики вас к себе приглашают?
— Сейчас Пицунда уже не наша, а на дачах политиков органов нет, поэтому этот вопрос не актуален. Но я играл на саммите Меркель—Путин в апреле 2006 года. После своего концерта я немного говорил с Меркель, и она удивилась, что я очень хорошо знаю немецкий (Гарри Яковлевич родился и вырос в Прибалтике и немецкий язык знает с детства. — А. С.). С Путиным я общался несколько раз и до этого саммита. Например, когда он вручал мне Государственную премию, а до этого орден За заслуги перед Отечеством. Все это можно считать выражением хорошего отношения ко мне со стороны власти. Так что сейчас мне жаловаться вроде бы не на что, хотя, конечно, проблема взаимоотношений людей искусства и чиновничества существует во все времена. Ров между нами вечен. И это очень больная тема, которая почти нигде не затрагивается. В советские годы противостояние между музыкантами и номенклатурой носили более примитивные формы, сейчас оно несколько завуалировано.
Рихтер мне говорил: «У вас глаза горят, у вас обязательно должно получиться что-то большое»
— Но мне известно, что не все в вашей жизни складывалось гладко, особенно поначалу, и если бы не помощь Святослава Рихтера…
— Дело в том, что раньше, даже в 50-х годах ХХ века, органной культуры в таком виде, как она существует в России сегодня, не было. Большинство органных концертов в то время проходили с участием других исполнителей: хор, струнные и так далее. Я был первым исполнителем, поломавшим эту традицию. Когда передо мной встал вопрос, как жить после окончания консерватории (органов тогда было мало, приходилось играть с оркестром или с хором, и я фактически нищенствовал), — Рихтер обратился в дирекцию московской филармонии. Меня туда сразу же приняли на договор без гарантии оплаты. Но при этом сказали: «Рекомендация Святослава Рихтера — для нас закон, но скажите, молодой человек, на какие средства вы собираетесь жить? Ваш Бах народа не соберет». Но я был уверен, что такая страна как наша рано или поздно повернется в сторону великого искусства органа. И оказалось, что был прав, потому что с первых же моих концертов, посвященных Баху, народ повалил в Большой зал консерватории.
— Как судьба свела вас со Святославом Теофиловичем?
— Я был знаком с Рихтером еще с того времени, как учился в консерватории. Он дружил с моим учителем — Александром Федоровичем Гедике. И мы со Святославом Теофиловичем довольно часто общались. Он очень любил со мной говорить по-немецки, которым владел совершенно свободно. Рихтер ценил меня и говорил: «У вас глаза горят, у вас обязательно должно получиться что-то большое». Так он напутствовал меня.
«Когда в жизнь вторглась коммерция, я оказался неудобным человеком»
— Вы не только музыкант-исполнитель, но и в полном смысле этого слова просветитель. Благодаря вам в нашей стране было построено несколько десятков органов.
— Точное число инструментов, появившихся при моем участии, затрудняюсь вам назвать, наверное, где-то около семидесяти. Я придумал путь приобретения органов через Варшавский договор. Наша страна как участница СЭВ (Совет экономической взаимопомощи стран соцлагеря. — «РД») покупала у других стран этого блока оборудование в обмен на собственные промышленные изделия и сырье. И я подумал, что точно таким же образом можно привозить в нашу страну органы. Так был образован Совет по органостроению, который возглавлял чиновник от министерства культуры, я являлся его заместителем, но делал практически всю работу, связанную с проектированием, подготовкой и установкой инструментов. Мне пришлось очень многому учиться на ходу. По сути, с годами я приобрел вторую специальность. Моей последней работой был орган в Самаре в 2001 году. К сожалению, с того момента, как во всю нашу жизнь вторглась коммерция, я оказался неудобным человеком. К процессу установки органов присоединилось большое число непрофессионалов, у которых совсем другие интересы.
— В какой московский зал вы бы советовали сходить на концерт органной музыки?
— В зал Чайковского. Там, вне всякого сомнения, лучший орган в Москве. Инструмент находится в прекрасном состоянии, хотя это очень сложный инструмент с большим числом труб. В зале Чайковского работают несколько очень хороших мастеров, которые под моим руководством внимательно следят за инструментом.
«Моя жизнь не в том, чтобы копить деньги, а в творчестве»
— Очень многие музыканты, добивающиеся успеха в России, переезжают жить на Запад. А вас такие мысли не посещают, ведь за рубежом ваши доходы были бы намного больше?
— Меня звали и до сих пор постоянно зовут за рубеж, но у меня здесь слишком глубокие корни. Я смотрю на свою работу как на служение и считаю, что настоящий музыкант является миссионером-просветителем. Каждый мой сезон строится как большая просветительская акция, программа концертов очень тщательно шлифуется, и плохой музыки я не играю. А о материальной стороне я так сильно не тревожусь, поскольку мне довольно прилично платят, и нам с женой вполне хватает, чтобы комфортно жить, каждый год ездить отдыхать на Майорку или в Баден-Баден. Конечно, я не новый русский: у меня нет самолетов, гектаров земли, коттеджей, но этого мне и не надо. Моя жизнь не в том, чтобы копить деньги, а в творчестве. Главное удовольствие мне доставляет музыка. И я здесь работаю, живу потому, что востребован и мое творчество нужно людям. Я очень люблю свою публику. Да и как уехать из такого замечательного, преобразующегося прямо на глазах города, как сегодняшняя Москва?!
— Другими словами, вам нравятся перемены последних лет, произошедшие в столице?
— Я живу в Москве с 1947 года, так что давно считаю себя москвичом. Мне нравится, что сейчас наш город динамично растет. Он стал ярче, прекрасно освещен, и вечерняя Москва необыкновенно красива. Появилось много новых театров и сценических площадок, а также замечательных кафе, ресторанов, в которых можно попробовать кухни самых разных народов мира. Жизнь здесь бьет ключом. Москва превращается в метрополию мирового значения, и не случайно наши эмигранты, которые когда-то уехали отсюда, сейчас с удовольствием приезжают погостить в Москву, а некоторые из них даже возвращаются насовсем. Конечно, жалко, что в архитектурном отношении иногда совершаются ошибки, жаль, что не подумали заблаговременно о росте количества автомобилей в городе, но это проблемы не только Москвы, но и практически всех мегаполисов мира.
