Впервые я увидела своего сына на третий день после его появления на свет. Он лежал в отделении новорожденных, среди трех десятков таких же туго спеленутых свертков…

Я уверенно подошла именно к нему, ведь он был совсем не похож на остальных. И к вечеру, разглядев свое сокровище, я подумала: как жалко женщин, которые лежат по соседству со мной. У меня-то родился красавец с античными чертами лица (здоровенный треугольный нос, пухлые свекольные щеки и еле приметные щелки глаз), а у них дети — страшно смотреть. Кроме того, мой принц был украшен пышной шевелюрой (на самом деле волос у него не было никаких — один клочок пуха, как на старой елочной игрушке), и у него был очень приятный голос (проголодавшись, он издавал такие же звуки, как пришедшая в негодность бензопила).

А что чувствуют люди, усыновившие ребенка? Как они обходятся без этих воспоминаний и сердечных уколов? Какими глазами смотрят они на дитя, подаренное судьбой, а не природой? И подаренное ли? А что, если усыновленный ребенок превращается в тяжкое, непосильное испытание?

Люди, решившие взять чужого ребенка и воспитать его как своего, нередко плохо представляют себе, какие испытания выпадут на их долю. Не знаю, можно ли приготовить человека к такому событию — но есть ошибки, которые совершают, как правило, все усыновители. И для взрослых, и для детей будет лучше, если количество таких ошибок будет сведено к минимуму.

По возможности — эти слова нужно повторять как заповедь. По возможности, ибо сюжет один, а люди разные. И характеры, и предыстория у каждого своя.

Сосед — ты кто? Друг или палач?

У скромной семейной пары после возвращения из армии погиб единственный сын. Через год родители убитого решили усыновить ребенка. Прошло двадцать лет, а я как сейчас вижу комнату с балконом, перегороженным новеньким велосипедом. Половину комнаты занимает пианино, возле которого сидит мальчик: одной рукой он играет, а другой держит кружку со сливками. Что в кружке, понятно без слов: на физиономии малыша яркие сливочные усы. В квартире беспорядок, и отец малыша то и дело извиняется, только на прошлой неделе переехали, еще не успели расположиться. Главное — пианино на место сразу поставили, ребенку нужно заниматься, в детском саду сказали — очень музыкальный.

А почему переехали? Соседи, которые первыми узнали, что родители убитого усыновили ребенка, стали их укорять: как же так, а память о погибшем сыне? Прошел всего год, и вот его место занял чужой ребенок… Дело дошло до того, что весь большой многоэтажный дом стал обсуждать, правильно ли поступили родители убитого молодого человека. И стало понятно, что скоро эти пересуды коснутся усыновленного малыша. Пока он маленький — ничего, но не сегодня-завтра соседи расскажут ему, что он чужой, что его взяли из детского дома от тоски, а на самом деле он никому не нужен… Переехали в первую попавшуюся квартиру в другой район Подмосковья, лишь бы подальше от этих людей. А ведь это вопрос вопросов. Недаром европейские и американские усыновители, как только ребенок подрастет, рассказывают ему, откуда он взялся. Это всегда история со счастливым концом: вот видишь, как хорошо все закончилось, наконец мы встретились и теперь живем одной семьей. И соседям ничего не остается, как принять посильное участие в этом празднике. Или не принять: но открыть «страшную тайну» уже не в их власти, потому что это не тайна. А в нашей стране предусмотрено наказание за разглашение тайны усыновления. Правильно ли это?

Когда это случится, я повешусь

Эта женщина ходила ко мне полгода, прежде чем я поняла, как ей помочь. В то далекое время существовали драконовские правила, в соответствии с которыми одинокая, пусть и очень обеспеченная женщина не могла усыновить ребенка: неполная семья. Вроде как в жизни бывают только полные, веселые и счастливые семьи, а это так — ошибка природы. Наташа вымолила у судьбы малыша: с помощью журналистов наконец-то усыновила полугодовалого младенца и вскоре в ее жизни произошло еще одно удивительное событие. Гуляя с коляской, она познакомилась с человеком, за которого вскоре вышла замуж. Муж Наталии был сотрудником посольства России в одной из стран Юго-Восточной Азии. Пять лет они прожили в сказке, малыш к четырем годам говорил на двух языках, а вскоре — и на трех. Дом — полная чаша, муж Наташи души не чаял в ребенке, но в один прекрасный день все кончилось: он скоропостижно скончался. Она вернулась в Москву, нашла для сына прекрасную школу и вышла на работу.

Когда она мне позвонила, я ее не узнала — думала, звонит какая-то странная старушка. Оказалось — Наташа.

Когда она приехала в редакцию, у меня потемнело в глазах: я ждала подтянутую, модно одетую, ухоженную женщину, а приехало какое-то бесполое существо в старых брюках, поношенных кроссовках и линялой майке.

Когда сыну исполнилось четырнадцать лет, он связался с дурной компанией, стал нюхать клей, вынес из квартиры все, что можно было продать, а когда продавать стало нечего, начал воровать у Наташи деньги.

Которых, надо сказать, было совсем немного, ведь Наташа, кандидат наук, вернулась в свой родной НИИ и работала не за зарплату, а за интерес к своему делу.

Ее рассказ был переполнен болью. И она все время повторяла: вы же знаете, я строгая мать, я с него всегда спрашивала как со своего собственного, как когда-то спрашивали с меня. Потом я сказала: если я правильно поняла, вы хотите отказаться от мальчика? Хотите, чтобы я помогла расторгнуть усыновление? Она ответила: наверное, это будет правильно — другого выхода нет. Но в тот день, когда это произойдет, я повешусь.

Не знаю, где сейчас Наташа, жива ли она. Но знаю, что спрашивать с усыновленного ребенка нужно по другому счету. Он — дитя чужой плоти, и, как правило, отказываются от детей не кандидаты наук, а люди с очень плохой наследственностью. Таким детям часто бывает не под силу соответствовать ожиданиям высокоразвитых и образованных приемных родителей. Они бы и рады, да не могут — и точка. Тут и возникает трещина, которая впоследствии превращается в пропасть. Если бы взрослые были готовы именно к такому испытанию — кто знает, может, все было бы иначе…

Рыжим всегда везет

Эта женщина, как только я ее увидела, поразила меня неукротимым желанием стать главой многодетной семьи.

Ярко-рыжая, по профессии повар, а по призванию — мать семейства, она все крушила на пути к своей мечте. В конце концов она усыновила пять детей, и когда я приехала к ним в гости, мне понадобилось немало сообразительности, чтобы понять и принять правила этого большого и шумного дома. Старшая девочка к тому моменту уже сама ждала ребенка, а мальчишки — один за другим заканчивали школу, двое учились в строительном училище, а самый младший получал «двойки» в третьем классе. На кухне, которую они раскрасили в четыре разных цвета (я чуть не упала), стоял вместительный тазик с недорогим печеньем, вафлями и карамелью. Шумная компания то и дело как бы ненароком проходила мимо этого тазика, и его содержимое уменьшалось на глазах. Ничего, сказала мне Татьяна Петровна, у меня в кладовке еще есть. В комнатах красовались двухъярусные кровати, украшенные корабельной символикой — «чтобы было похоже на настоящую яхту». В прихожей — три велосипеда и двадцать пар обуви. В углу — пучок удочек, боксерская груша, роликовая доска и токарный станок. В другом углу — старая швейная машинка (Татьяна Петровна всех детей обшивала сама). Черт возьми, от этих детей были одни неприятности. Старший хотел служить далеко от дома, двойняшки плохо себя вели, пили и курили, а она упрямо ходила к директору училища и защищала их, а дома устраивала им сражение. Младший старался, но учиться не мог, а дочку бросил отец ее будущего ребенка.

Караул! Да ничего подобного. Она сказала мне: «А что! Личная жизнь у меня не задалась, сидела я одна, как больная мышь, но родилась-то для другого. Ну, безобразничают мои ребята, ну, Петьку придется переводить во вспомогательную школу, зато он знаешь, какой добрый. А дочка — да и бог с ним, с мужем-то, ведь главное — ребенок, так ведь? Неужто не вырастим? А старший отслужит — мы домик построим, и будет у нас, как у людей, дача. Не веришь? Ведь это и есть жизнь, вот какая она бывает не в кино, а по-настоящему. Жить тяжело, но очень интересно. Я не жалуюсь. Я счастливая — а всем рыжим везет, ты не знала?»

* * *