Архив

Михаил Полицеймако: «Я с 18 лет в браке, и возможности нагуляться у меня не было»

Актер Михаил Полицеймако впервые пожаловал на фестиваль «Киношок», чтобы представить в конкурсе полнометражную ленту «Три девушки», где он исполнил одну из главных ролей. Важная фестивальная миссия не помешала сыну легендарного Семена Фарады насладиться красотами Анапы и побеседовать с «МК-Бульваром».

3 октября 2007 18:14
2956
0

Актер Михаил Полицеймако впервые пожаловал на фестиваль «Киношок», чтобы представить в конкурсе полнометражную ленту «Три девушки», где он исполнил одну из главных ролей. Важная фестивальная миссия не помешала сыну легендарного Семена Фарады насладиться красотами Анапы и побеседовать с «МК-Бульваром».

— Михаил, чем вас сразу привлекла идея «Трех девушек»?

— Во-первых, я давно дружу с режиссером Мурадом Ибрагимбековым, снимался уже у него и в «Истинных происшествиях» по Зощенко, и в «Замыслил я побег» по Полякову — и мы, что называется, сработались. Мне нравятся такие люди, у которых не исчезает желание искать, делать что-то новое, а не банально гнаться за материальной выгодой. Плюс меня, конечно, не мог не привлечь сценарий. Там так вкусно изображен Баку с его нравами. На мой взгляд, Мурад — это азербайджанский Кустурица. Он так поэтично снимает родной город. Три месяца мы с Сережей Фроловым и Равшаной Курковой жили в Баку в окружении наших азербайджанских коллег и имели возможность наблюдать за тамошней жизнью. Лично я научился петь и ругаться по-азербайджански.

— На фестиваль вы приехали с мамой. Насколько для вас важно ее мнение по поводу вашей работы и можно ли вас назвать маменькиным сынком?

— Вообще-то я из тех, кто сам себя сделал. Да, я вырос в театральной среде, но всегда был сам по себе.

Понятно, что родители пытались меня образовывать, поэтому я ходил в музыкальную школу и усиленно занимался английским. Разумеется, я прислушивался к мнению мамы с папой, но, откровенно говоря, все решения принимал самостоятельно. Сейчас же мне важно, одобряют или нет родители мои работы. Если да, то мне безумно приятно. Хотя определяющим фактором для меня является взгляд человека с улицы, который не знаком со мной лично и чье мнение более объективно. Не скрою, горжусь, когда ко мне подходят люди и благодарят, например, за фильм «День денег». А для родителей ты всегда хорош, каким бы лоботрясом и бездельником ни был. Вот мне сейчас 31 год, и я знаю некоторых парней, московских мажоров, которые в этом возрасте живут на деньги родителей. Так вот мне подобная ситуация абсолютно непонятна.

— При этом в своих интервью вы утверждаете, что не слишком-то меркантильный человек, даже загородного дома, столь популярной вещи на сегодняшний день, у вас нет…

— О чем вы говорите?! Чтобы иметь дом за городом, надо же воровать! А я — актер. Вот если бы был продюсером… Шучу. По-моему, в моем возрасте еще рано делать столь крупные покупки. Пока смог заработать лишь на машину себе и жене. Может быть, когда-нибудь, если получится, куплю нам отдельную квартиру. Для Москвы я зарабатываю вроде бы немало, но у меня очень много трат, поэтому ничего не удается скопить. Папа болеет уже семь лет, мама находится на моем обеспечении, супруга сейчас в положении, в октябре ожидаем девочку, кроме того, у меня есть еще шестилетний сын Никита от первого брака, которому тоже нужно помогать.

А я же прежде всего театральный актер, несмотря на то, что большинству зрителей известен по сериалам и телевизионным программам. Театр денег не приносит, но я не могу себе позволить отказаться от интереснейших спектаклей, даже если в материальном отношении по сравнению с кино они определяются где-то один к четырем. То есть можно на нерве отыграть четыре спектакля или сняться один день в кино в совершенно расслабленном состоянии, и гонорар будет одинаковый. Многие выбирают второй вариант, а я так не могу.

Преклонение перед величием сцены в меня заложили с детства, когда я бродил за кулисами Таганки, ожидая маму. Поэтому в настоящий момент я много играю в театре, около двадцати пяти спектаклей в месяц. А в октябре приглашаю на премьеру спектакля «Шулера» по гоголевским «Игрокам».

— Вы упомянули про болезнь отца. Наверное, вы уже не испытываете никаких иллюзий по поводу помощи от государства. Семен Фарада тяжело болеет в течение многих лет, и это беда только вашей семьи.

— Да, вы только представьте себе, что, допустим, в той же Америке — ну с кем можно папу сравнить — Денни Де Вито лежит с инсультом, и на это никто не обращает внимания?! Это нонсенс. А у нас подобные ситуации в порядке вещей. Взять хотя бы историю покойной Инны Ульяновой, которую я знал, или последние месяцы жизни Георгия Вицина. Или Михаила Кононова. Таким людям еще при жизни нужно ставить памятники, платить деньги и нанимать человека, который бы бесплатно великим артистам доставлял продукты на дом. А так эти достойные люди в старости еле сводят концы с концами и подчас вынуждены сниматься во всякой ерунде, потому что у них пенсия всего пять тысяч рублей. Наше государство пока не занимается этим вопросом. Видимо, и наше поколение никаких изменений к лучшему в этом смысле не застанет.

— Вопрос выживания всегда в нашей стране актуален. Все-таки трудно поверить, что гонорар не первостепенен для вас при выборе того или иного материала.

— Тем не менее это так. Например, я согласился сниматься пять дней в «Глянце» у Кончаловского, даже не спросив о сумме контракта. И в итоге мне было неважно, что заплатили намного меньше, чем где-то еще, главное, я получил удовольствие от работы с мэтром.

— Создается полное ощущение, что актерская профессия была уже вам предопределена с малолетства…

— Ничего подобного. Вы меня не видели в шестнадцать лет! Это был еще тот микроорганизм! Я получал «двойки» по алгебре и геометрии, меня ненавидела классная руководительница, зато любили одноклассники. В принципе у меня было достаточно свободное детство, потому что папа все время снимался, мама пропадала в театре, и я был предоставлен самому себе. То есть самостоятельно приходил к тому, что делать можно, а чего нельзя. Знаете, ведь где-то шестьдесят процентов моих друзей детства умерли от передозировки героина. Я этого избежал. А когда встречаю оставшихся в живых из той нашей компании, то понимаю, что только двое из нас занимаются делом — Ираклий Пирцхалава и я. Мы в свое время с Ираклием мечтали стать музыкантами. Я хорошо танцевал модный тогда рэп, повторял за популярным Богданом Титомиром все эти движения. Но после выпускного мама все-таки уговорила пойти попробоваться в театральный. Так как я в детстве еще снимался, то никакого зажима не чувствовал и, выучив монолог подростка из Достоевского, вдохновенно и без напряга прочитал его перед экзаменационной комиссией Щукинского училища. Мою кандидатуру одобрили, и я, расправив плечи, пошел пробоваться дальше — в ГИТИС, где спел арию Ленского, и мне тоже сказали, что берут. Но я продолжал проверять свои силы и в Щепкинском училище, куда не прошел по «нерусской фактуре», и у Фоменко, у которого срезался на этюдах, и во МХАТЕ, и во ВГИКЕ, куда меня брали безоговорочно. Но в результате я выбрал РАТИ, где мне больше всего понравилась атмосфера.

— Все-таки любопытно, как Семен Фарада воспитывал сына?

— Все происходило очень органично: я смотрел на него и учился. Прежде всего — работать над собой. У меня, бесспорно, много пороков. Вот если я со своим драматическим театральным содержанием похудел бы килограммов на тридцать, то мог бы сыграть любые роли. А так во мне чаще всего видят комика. Но я безумно люблю покушать и никак не могу отказать себе в этом удовольствии. Был момент, когда усилием воли сбрасывал семь килограммов и чрезвычайно быстро их же набирал. Притом что я активно работаю, играю в футбол, все равно не худею. Конституция у меня в деда, и мне так вполне комфортно.

— А характер в папу. По крайней мере со стороны так кажется…

— Не могу с вами согласиться. Папу так потрепала судьба, что характер у него гораздо жестче. Он же служил на флоте, трудился инженером, затем долгое время был никому не известным комиком и лишь в сорок три года взлетел на вершину популярности, причем именно благодаря тому, что все это время он очень многое копил в себе. Но и после его, к сожалению, в основном использовали как клоуна Сеню, притом что он потрясающий драматический артист.

— Мы говорим про вашего отца, но с недавних пор вы и сам папа, имеющий свой опыт воспитания…

— Нет, опыта воспитания я не имею. Так получилось, что после рождения сына мы с первой женой развелись уже через полгода. Естественно, я вижусь с Никитой, но воспитание — это же каждодневный процесс. Я наблюдаю, как его воспитывают другие люди, и уже ничего не могу с этим поделать, хотя и за время нашего общения мне удается изменить его мировоззрение.

— Не могу не спросить о бывшей супруге, вашей однокурснице, которая в своих многочисленных интервью выставляет вас сущим монстром, а вы ей ничем не отвечаете через прессу. Это ваша принципиальная позиция?

— Я вам отвечу так: таким способом в течение пяти лет этот человек пытается популяризировать свою персону.

Сейчас она чуть-чуть успокоилась, но, думаю, всегда ответит согласием на предложение за двести долларов в каком-нибудь ток-шоу рассказать о том, какое я дерьмо. Это все идет от беспомощности, от какого-то расстройства психики. Поведение этой женщины мне напоминает… Знаете, у папы на больной ноге однажды появился свищ, от которого просто невозможно было избавиться. Тут то же самое. В гораздо более ужасных ситуациях женщины ведут себя достойно. А тут я ей оставил свою двухкомнатную квартиру на Таганке, оплачиваю няньку ребенку, а ей все мало. Она приходит на эфир к Малахову и жалуется на то, что после того, как я сделал ей ремонт, в ванной комнате остались неубранными провода. Там даже депутат не выдержал и сказал, что если уж ее до такой степени не устраивает данная жилплощадь, пускай ее продает и приобретает сразу две квартиры где-нибудь в Бибиреве. Знаете, слава богу, что сейчас у меня все хорошо в личной жизни: удивительная жена, с которой мы ожидаем дочку.

— Насколько я знаю, вы с ней познакомились в Молодежном театре.

— Да, пять с лишним лет назад Лариса приехала показываться в Москву из Питера. Это была обоюдная любовь с первого взгляда. Я увидел ее за кулисами и мгновенно был сражен. Это как раз та история, когда ничего не можешь с собой сделать — тебя просто несет. Месяца два мы еще присматривались друг к дружке, а потом уже все было решено. Это такое счастье, когда смотришь на человека и понимаешь, что это твое. И внешне, и внутренне.

— А то, что она тоже актриса, вам никак не мешает?

— Дело в том, что после института Лариса немного снималась, но в театре не служила. Более того, недавно она с подругами создала агентство по организации детских праздников и полностью увлечена этим процессом.

— В семье ваша роль исключительно добытчика или хозяйством тоже занимаетесь?

— Нет, только иногда мусор выношу. У меня в этом смысле супруга — просто ураган! Если бы вы видели, как она, глубоко беременная, двигает мебель и таскает тяжеленные сумки из магазина! Я на нее ору, ругаюсь — ничего не помогает. Бесполезно. Она у меня очень самостоятельная.

— Признайтесь, в детстве вы сами научились играть на гитаре для того, чтобы нравиться девочкам?

— Нет, я же вырос за кулисами Театра на Таганке, где даже кошки умели это делать. Первые шесть аккордов выучил довольно быстро, хотя все равно соло не потяну. Что касается девочек, то я же еврей — кровь у меня южная — и влюблялся поэтому постоянно. С первого класса уже за кем-то таскал портфели. Но возможности «нагуляться», как сейчас говорят, у меня не было: в первом браке я с восемнадцати лет, а когда он благополучно разрушился — сразу же возник второй. То, что у меня есть семья, дает мне внутреннее ощущение силы и уверенности. Я же все время где-то снимаюсь, гастролирую, поэтому обожаю возвращаться домой.

Сидеть дома для меня счастье. Можно не торопясь, не по будильнику проснуться, не спеша, без суеты позавтракать. Дома я могу соблюдать именно мой темп жизни — крайне медленный.