Добрыня Никита
Джигурда: «У меня трое сыновей, очередь за дочкой!»
Когда-то он слыл революционером, выходил на трибуны и вслед за Высоцким пел песни-лозунги, боролся против ханжества. Потом была всенародная слава, а за ней — сознательный уход от всего мирского.
Сегодня Никита Джигурда — поэт-лирик и, как сам себя называет, «воин света». Он, кажется, нашел себя и свою единственную… Об этом, а также о надежде на скорую свадьбу и рождение дочки он и рассказал в эксклюзивном интервью «РД».
Когда-то он слыл революционером, выходил на трибуны и вслед за Высоцким пел песни-лозунги, боролся против ханжества. Потом была всенародная слава, а за ней — сознательный уход от всего мирского.
Сегодня Никита Джигурда — поэт-лирик и, как сам себя называет, «воин света». Он, кажется, нашел себя и свою единственную… Об этом, а также о надежде на скорую свадьбу и рождение дочки он и рассказал в эксклюзивном интервью «РД».
"Я представлял себя кузнечиком, бабочкой"
— Каким вы были в детстве?
— Я скажу так: моя мама хотела пятерых детей, я родился вторым. И после меня она детей больше не хотела. (Смеется.) Сказала мне, что родился я легко, буквально так — пришла она в роддом и сказала врачам: «Я рожаю». Ей: «Мамочка, у вас схватки час назад начались, вам еще помучиться нужно». Она: «Нет, не нужно, я чувствую, что рожаю». Я родился спящим, спокойным, крякнул только от неудовольствия, что разбудили. И родился я (это важно) в нужный день и в нужный год. 27 марта 1961 года — в день, когда в Юнеско решили праздновать Международный день театра. Это я так «с тонкого плана считывал информацию» и пришел на эту землю по расписанию Юнеско. (Смеется.) Ну и поскольку родился я в такой день, то проявлял с самых маленьких своих лет все театральные способности: кривлялся, перевоплощался, играл. Мог с мамой идти по улице, увидеть собаку и сесть возле нее, начать лаять. Представлял себя кузнечиком, бабочкой. И надо отдать должное маме — она не препятствовала детским этюдам.
— Однако, когда вы из родного Киева уехали учиться в Москву в театральный вуз, она, насколько я знаю, была против?
— Вообще я маму гораздо раньше расстроил. Я ведь сначала поступил в Киевский институт физкультуры. Был уже кандидатом в мастера спорта, чемпионом Украины по гребле на каноэ. Мне нужно было подтверждать норму мастера спорта, и вдруг я узнал, что набирают русский курс в киевский театральный институт. Это случалось раз в четыре года, к слову. И я, к горю мамы и всех родных, ушел из института физкультуры в театральный. Это опасно тогда было: не поступил бы — забрали б в армию.
— Почему вы именно греблей на каноэ увлеклись?
— Вообще я перепробовал огромное количество видов спорта. И футбол в киевском «Динамо», и волейбол, и легкую атлетику, и гонки на лыжах. Если бы остался в спорте, я бы дошел до солидных результатов, но вовремя понял, что мое призвание — актерство.
— Так почему же театр?
— Дело в том, что мой старший брат Сергей Джигурда закончил в тот год этот же театральный вуз, только украинский курс. И я посмотрел его дипломный спектакль. И так меня это вставило, что я решил в ту же минуту — буду я актером.
«Мир спасет женщина»
— Какой спектакль брат играл?— Он играл «Дон Жуана». Тема была близкая очень. (Смеется.) Мужчина, который любит всех женщин. Не ради спортивного интереса, как сейчас это часто бывает, а по-настоящему. Каждую свою женщину любит. Я смотрел на сцену и видел себя. Думал тогда: «Вот, вот где я смогу реализовать свои мечты. Если не в жизни, то хотя бы на сцене!» (Смеется.) Юношеский максимализм такой. Это уже намного позже я понял, что дело не в количестве, а в качестве. Хотя могу точно сказать, что всех женщин своих я любил. И ни одну не вспоминаю с сожалением.
Вообще глубоко убежден, все тонкое, возвышенное, интеллектуальное, что есть сегодня в Никите Джигурде, есть только благодаря женщинам, общению с ними.
— Мир спасет красота?
— Нет. Мир спасет женщина. Красота — понятие непостоянное, а женщина, она вечна. У меня вообще есть такая шуточная теория: когда Творец создал Адама, он ужаснулся от того, что у него получилось. А поскольку был милосерден и уничтожить Адама не мог, он учел недостатки, придумал достоинства и уже из одухотворенной плоти (не пепла!) — ребра Адама создал женщину. И дал задание Еве «сделать что-нибудь с этим варваром», сделать его тоньше, мягче, совершеннее, ну или хотя бы чтобы он носки за собой стирал. (Смеется.) Некоторым дамам это сильно надоело, и они превратились в амазонок… Однако я глубоко убежден, что сегодняшняя женщина сочетает в себе Еву, амазонку и Деву Марию. И она может родить бога, если в это верит.
«Жутко упрямый был: боролся против строя и против родителей»
— Расскажите про маму с папой…
— Работали мама с папой в секретном институте, обслуживали военную промышленность, подводные лодки. С театром никто из них не был связан. Но тяга к творчеству, песням была. И отец мой Борис, и отчим были творческими людьми — писали стихи, слушали песни. В доме звучал Окуджава, Визбор, Высоцкий… А мама знала наизусть многие произведения Леси Украинки. Была такой романтической натурой.
— У вас в семье происходили ссоры? Вы ведь были с самого детства «не таким, как все»?
— Происходили. Еще какие. Поскольку я по гороскопу Овен и родился в год Быка, то эта вот гремучая смесь не могла не сказываться. Жутко упрямый был. В юности по полной программе ругался с родителями. Боролся против мещанства, фарисейства, советской системы, ну и против родителей как представителей этой системы.
Они же были типичные советские инженеры, и им по полной доставалось от сыночка, который выходил на площадь и орал песни Окуджавы, Галича, Высоцкого, свои.
— Неужели не боялись властей?
— Я не боялся. Просто мое поведение было неестественным для той системы, в которой мы жили. Сам выход к народу был уже поступком. Кто тебе разрешит петь песни просто так на улице? Сначала была эра приводов в милицию, а потом психоневрологический диспансер. Там проверяли мою вменяемость (надо отдать врачам должное — они признали мою адекватность).
— Вернемся к юности. Как вы оказались в Москве?
— Это произошло по совету всех педагогов и друзей. Мне было сказано прямым текстом — с твоим талантом и характером надо ехать в центр и искать там ту среду, в которой ты сможешь реализовываться.
— Какой Москва показалась?
— Раем она показалась. Первым делом я пришел в театр на Таганке. И с подачи Любимова стал играть все роли Высоцкого. Я сыграл ему отрывок из спектакля «Пугачев», ну и всё… А потом меня привели в театр Симонова, там тогда шел набор на курс в Щуку. Симонов посмотрел мою игру и сказал: «Всё, мальчишка-дурачок, ты принят, будешь у меня играть главные роли, всех тех ненормальных, которых нормальные актеры никогда не сыграют». (Смеется.) Он защищал меня, когда педагоги говорили, что я неадекватный. Они считали, что задушу Дездемону прямо на сцене и по-настоящему (смеется), в раж войду. На что Симонов говорил: «Ничего-ничего, он ее только придушит, зато как актриса будет играть»… Жаль, но я был исключен тогда из театрального за концерты на Ваганьковском.
— А можно поподробнее?
— Я приходил на Ваганьковское кладбище к могиле Высоцкого и пел там его и свои песни. Я вырос на песнях Высоцкого и знал весь его репертуар наизусть. Народ меня обступал плотным кольцом, 500—1000 человек… И милиция не могла меня взять никак, даже подступиться ко мне.
— Опять же не боялись?
— Я читал тогда Солженицына и прекрасно осознавал, что прессование меня — это цветочки по сравнению с тем, что может быть. Поэтому так легко относился. Это же драйв был такой — делать то, что нельзя. Времена уже были не т. е. Хотя пугали сильно… Мне вообще-то повезло, что началась перестройка. И я был восстановлен в институте.
«Я ушел в лирику»
— Вас многие обвиняют в подражательстве Высоцкому…
— Это говорят те, кто меня не знает. Я всегда воспринимал песни Высоцкого как призыв к действию. Не просто «песня и песня». Я выходил на площадь и говорил то, что думаю. И еще. Я прекрасно помню, как брат Сергей пришел и со слезами на глазах сказал, что Высоцкого нет в живых, у меня внутри как взрыв произошел и осознание четкое — «вот теперь моя очередь, я должен продолжить». Я никогда не подражал Высоцкому, я продолжал его дело…
— Почему вы вдруг как-то перестали петь?
— Когда разрешили, мне стало скучно. Драйв закончился. Едь по стране и руби капусту — это не для меня. Я ушел в лирику.
— Любимой женщине стихи посвящали?
— Да… На тот момент я развелся с первой своей женой, которая осталась в Киеве. И жил в Москве с Мариной. Мы в институте познакомились. Сошлись на идее служить театру, быть гениальными актерами. Мы с ней, к слову, прожили 12 лет вместе и расстались тихо-мирно…
— Вас изменила обрушившаяся слава после «Любить по-русски»?
— Скорее меня изменила та ситуация, которая за фильмом последовала. Меня стали звать в шоу-бизнес, в кино, но по большому счету играть все того же героя, что и в «Любить…». Я играл не слабого человека, однако топтание на месте мне не свойственно. Вырос я из этого. Понял, что парень без страха и упрека — это иллюзия. Я не сомневаясь отказался от всего.
— Что было дальше?
— Я ушел в аскезу, в молитву, в медитацию. Все то, что сейчас становится модным, я тогда открыл для себя в одиночку. 48 дней голода. Молитва, изучение трудов Рериха, Юнга…
— Как близкие это пережили?
— На тот момент, я повторюсь, расстался с Мариной. Полгода я жил один, а потом встретил Яну. Мы были с ней знакомы и до этого, она была моей поклонницей, танцевала у меня в коллективе. Я когда-то даже подписывал ей открытку — «завидую тому парню, который станет твоим мужем». Получается, сам себе завидовал. (Смеется.)
А через 4 года она стала моей женой. И вот когда в 91-м году я решил вообще уйти из социума, уехать или в Тибет, или на Алтай, Яна сначала этого не приняла, и мы развелись. Однако через месяц буквально мы снова были вместе. Яна вообще меня понимала, как никто. Благодаря Яне я вырос духовно. Пришел к пониманию бытия. Любовь бесполезно искать на стороне. Бесполезно ходить налево или там направо. Любовь — она внутри нас. В каждом. Надо ее только слушать и слышать… Яна родила мне двух сыновей.
— В каких вы отношениях с Яной?
— В дружеских теперь уже. Бог меня вообще наградил в этом смысле — я встречал всегда уникальных женщин. Мудрых, тонких, настоящих.
«Очень хочу дочку»
— Вы со старшим сыном часто видитесь, он же в Киеве живет?
— Да, Владимир (я назвал его в честь Высоцкого) живет в Киеве. Я езжу туда раз в месяц. Сыну уже 23 года, у нас прекрасные дружеские взаимоотношения, так же, как и с его мамой. Никаких претензий с его стороны.
— А младшие ваши сыновья — Артемий и Илия?
— Вижу раз в неделю, звоню каждый день. Меня радует, что средний мой сын — ему 5 лет — не привязан ко мне, нет зависимости. Я могу встретить его из садика, он обрадуется, но придет домой — будет заниматься своими делами. Независимым растет. А Илия-Максимилиан маленький совсем. Грудной.
— Похожи они на вас?
— Старший — нет, он на маму свою больше похож. Учится в киевском автомобильном институте. Артемий-Добровлад, вот тот — да. Так любит играть кого-то и просто себя демонстрировать, песни поет… Илия похож на меня сильно внешне. Горжусь. (Улыбается.)
— Никита, как думаете, вы нашли себя?
— На сегодняшний день я экспериментирую. Недавно совсем работал в проекте «Звезды на льду». Вообще меня много куда звали — и в танцы на паркете, и в «Две звезды», и в «Последний герой». Но я все отказывался, как-то не подходило это все к моим стремлениям, принципам, творчеству. А тут вдруг на интуитивном каком-то уровне что-то произошло, я что-то почувствовал (улыбается) и согласился. И там нашел свою любимую.
— ???
— Да, Марина Анисина, олимпийская чемпионка, с которой я в паре катался, надеюсь, скоро будет моей женой. И я наконец-таки остепенюсь.
— Вы на площадке познакомились в проекте?
— Ну да. Я как только ее увидел, все понял. Гордая, неприступная. Нашла коса на камень. (Смеется.) Она мне говорила: «Все эти разговоры про любовь — только после победы». А я кататься-то с трудом вспомнил как. Ну и вообще — какая там победа?
— Что вас в Марине так привлекло?
— Дух амазонки. Я так себя измотал с этим проектом. Падал, страшно больно, а она мне только: «Вставай, вставай, ничего страшного». Я ночью лежал, повернуться даже не мог — больно, и тут же вспоминалась Анисина. (Смеется.) И при этом никакого сострадания с ее стороны. (Смеется.) А потом, когда все изменилось… Нежная стала, настоящая. Я ей стихи посвятил: Ты моя последняя женщина/ На прохладной планете моей./ Я любовью твоей застенчивой/ Разожгу этот мир без затей./ Разожгу, чтоб тебе, дорогая,/ Было легче проникнуть в меня/ И влюбиться от края до края,/ На иллюзии не променяв,/ Не отдав любовь нашу щели зла,/ Не продав ее, но даря./ Ты моя последняя женщина и в тебе воскресаю я.
— Надо вам девочку родить, а то у вас уже мальчишеский отряд.
— Конечно, я Марине так же и сказал. Очень хочу дочку, не знаю только, как этого добиться. (Смеется.) Гены мужские сильнее. Все мальчишки одни получаются. Но я все же надеюсь…
