Ирину Токмакову знают в каждом доме, где есть маленькое существо. Автор «Али, Кляксича и буквы А» принадлежит к легендарному поколению детских писателей.

Она общалась с Барто и Кассилем, она, как член различных ассоциаций по детской литературе, ездила по разным странам — от Франции до Африки, переводила Линдгрен и Милна. Именно такой и должна быть детская писательница — доброй бабушкой, которая без конца читает стихи. Ирина Петровна — необыкновенный человек, у нее светящийся пронзительный взгляд, она все время шутит и улыбается. Ее муж Лев Токмаков — известный художник-иллюстратор, сын Василий сам стал писать рассказы для детей о природе, а внучка Лида учится в колледже им. Фаберже.


В Москве медведей не было

— Ирина Петровна, вы родились задолго до войны. Как вам сейчас вспоминается детство?

— Детство мое было, как я сейчас, оглядываясь, вспоминаю, очень защищенное. Тепло было в семье, очень естественно. У меня была еще сестра от маминого первого брака. Отец с раннего детства сажал меня на колени и читал Пушкина. Он был очень образованным, учился в Дрездене еще до революции. Сама я очень любила Гейне.

— А кто была мама?

— Мама была врачом, работала в так называемом Доме подкидышей. Всюду были малыши от нуля до шести лет. И мама целиком была занята этими брошенными детишками. Она мало занималась домом, это делала моя тетушка, папина сестра, которая жила с нами.

— Я знаю, вы закончили школу с золотой медалью.

— Да, я любила свою школу! Замечательная была учительница Фаина Григорьевна Соколова. Учителя тогда были очень добрые, сердечные, любили они нас. А мы их любили. Музыке еще училась, в доме было пианино. Во время войны мы жили в Пензе, потом вернулись в Москву. Я класса с восьмого решила, что иду на филологический факультет МГУ.

— Так как же так вышло, что вы вдруг стали сами сочинять стихи для детей? Или все началось с переводов?

— Я училась в университете, подрабатывала гидом-переводчиком и познакомилась с одним шведом, господином Борквистом. Был конец 50-х годов. Господина Борквиста удивляло — как хорошо люди одеты! Медведей он не увидел. А какая-то вертихвостка еще и по-шведски разговаривает. Он прислал мне потом шведские народные песенки. Я их перевела. И их сразу напечатали. Я заканчивала аспирантуру, одновременно преподавала английский. Муж меня уговорил с работы уйти и заняться переводами. Потом пошли уже собственные стихи. Был уже маленький сын.

— То есть основной толчок был — стихи для сына?

— Да, для сына. И пошла первая книжка, вторая…


Великие люди


— А как завязались знакомства с известными писателями тех лет?

— Агния Львовна Барто сама позвонила мне домой, пригласила к себе. Мы с мужем часто бывали у нее. Он ее книжки даже иллюстрировал. Агния Львовна была очень остроумный человек, с быстрой реакцией, острый. Со мной вместе пришли в литературу очень талантливые люди — Эмма Мошковская, Генрих Сапгир, Лена Аксельрод (она сейчас живет в Израиле). Очень помогал нам Лев Абрамович Кассиль. Это был чудесный человек, добрый, интеллигентный, интересный. И, что я помню, у него были изумительно красивые руки, такая жестикуляция!

— Я знаю, что вы общались с Маршаком. Как с ним познакомились?

— Маршак как-то сам пригласил к себе. Он бесконечно курил. В коридоре стояли баллоны, чтобы сразу можно было накачать кислородную подушку. И тем не менее — одну сигарету за другой, бесконечно. Из Бернса что-то читал, про переводы говорили, про фольклор. Очень все возвышенно и интересно.

— Переводы — это ваше, как говорится, ноу-хау. Какие произведения, которые довелось переводить, для вас самые-самые дорогие?

— Я переводила Лингрен «Мио, мой Мио». Это было такое удовольствие! Милна тоже переводила. Я сделала своего Винни-Пуха. Но это один раз вышло, и все. Недавно вышли три книжки Эдит Несбит, замечательной английской писательницы. Изумительная вещь!


Когда б вы знали, из какого сора…