Александр ДЬЯЧЕНКО — один из самых заметных участников ледового шоу на Первом канале. А было время, когда увидеть его можно было только на постерах в Чикаго или на кинопремьерах где-нибудь в Лос-Анджелесе. О жизни до «Ледникового периода» актер откровенно рассказал Дмитрию МИНЧЕНКУ.

Красивое лицо — надменное, почти маска. Начало его карьеры пришлось на самое лихое в России время — время воровства и бандитизма. Это до сих пор заметно по его стремлению быть независимым. Он великолепно смотрится на экране и очень искренен в жизни. Впрочем, есть вещи, о которых он не рассказывает даже самым близким…

Александр ДЬЯЧЕНКО: «На самом деле я — питерский. С Бестужевской улицы. Когда-то это был Калининский район, потом Красногвардейский. Там, кстати говоря, рядом было большое капустное поле… Когда детям объясняют, где их нашли и при этом говорят «в капусте», иногда они не верят. Но мне в качестве неоспоримого доказательства показывали на капустное поле, реальность которого убеждала в том, что все сказанное — правда! Тогда наш район представлял собой одни новостройки с зеленым пятном капустного поля, которое сейчас, конечно же, исчезло, проглоченное глухим городом. И это одно из самых сильных воспоминаний моего детства.

Рос я довольно крупным мальчиком, в восемь лет выглядел на десять. Хотя мама у меня маленькая, всего метр пятьдесят шесть, и в роду у нее все «карандаши» были, а вот отец — высокий. Так что это я в него… И вот я, такой крупненький, катался на коньках, как и многие в то время, занимался хоккеем. Но все это было в раннем детстве. Хоккей неожиданно закончился — в связи с переездом на новую квартиру. Хотя надежды-то подавал, подавал…"

Со спортивной карьерой тогда так и не сложилось. Зато ярко проявился артистический талант Александра. Правда, с весьма неожиданной стороны: чтобы понять, что ему близок этот странный и притягательный мир лицедейства, Дьяченко пришлось поучиться в ЛЭТИ — Ленинградском электротехническом институте имени Владимира Ульянова-Ленина.

А. Д.: «Объяснить, почему я там оказался, довольно сложно. Видно, судьбе было так угодно. Я пошел вроде как по отцовским стопам. И одноклассники туда же отправились. Знаете, как это происходит? Нужно же после школы куда-то податься. А куда? Чего-то хочется, а чего — неизвестно. Да и вообще, с годами я понял: иногда не так важно, куда идти, важно с кем, а шел я с друзьями. Хорошая компания — это главное, и в равной степени это относилось и к моему выбору института, и к сегодняшнему дню, когда я выбираю проект, в котором мне предстоит участвовать. Сказать, что мой ленинградский радиотехнический был чем-то диаметрально противоположным художественным и творческим вузам, несмотря на преобладание в нем точных дисциплин, тоже нельзя. ЛЭТИ был знаменит на весь Ленинград своими художественными дарованиями. Эту звонкую аббревиатуру чаще всего расшифровывали как «Ленинградский эстрадно-танцевальный институт». Я даже слышал легенду, что именно в ЛЭТИ зародился КВН. Там учился некий Ким Рыжов, который впоследствии стал, по-моему, поэтом. Может быть, даже и песенником. И вот он со своими товарищами создал эту игру, которая потом расползлась по всей стране. У нас были совместные капустники с Ленинградским театральным. Ребята из ЛГИТМИКа, с четвертого курса, приходили к нам в институт на третий этаж, в так называемый сачок — зал, где была дискотека, мы совместно выставляли большие колонки, врубали музыку… Помните моду тех лет? Люди в штанах-бананах в клетку, с выстриженными висками…

У меня аж сердце замирало, когда с нами тусовались ребята из ЛГИТМИКа. Будущие артисты! Собственно, именно тогда я постепенно начал понимать, кем мне на самом деле хочется стать. Я как зачарованный смотрел на них, даже садился на ступенечку рядом, просто чтобы подышать с ними одним воздухом. Я бы столько сейчас отдал, чтобы узнать: кто из них кем стал. Вот так актерская бацилла в меня исподволь и попала. Хотя это опять же не говорило о том, что я обязательно стану тем, кем хочу.

Если бы не одна случайная встреча, которая оказалась судьбоносной. Я неожиданно для себя попал в кино! И сразу на одну из главных ролей. Мой самый первый фильм назывался «Защитник», и снимали его на «Беларусьфильме». Режиссер — Владимир Попов. Мы с ним просто жили в одной гостинице. И он, увидев меня, сразу предложил у него сниматься. В ленте — два главных героя. Один уже был, второго они искали. С этого все и началось".

Фильм интересный?

А. Д.: «Да ничего! По тем временам даже актуальный. Сценарист — Сережа Валяев. Мы с ним до сих пор дружим. Это была история парня, который только-только вернулся из Афганистана. А вокруг — как бы пустыня, все изменилось, он ничего не узнает. Заметьте, что снимали мы картину в 90-м году. Тема — еще не избитая. Войска — еще не выведены. То есть сценарий был замечательный, но, как всегда, что-то не срослось. Второму режиссеру, который заканчивал картину, достались не все материалы от первого. В итоге фильм монтировали из каких-то кусков».

Много заплатили?

А. Д.: «Много по цифрам, потому что тогда была ужасная инфляция. Я помню, самый первый свой контракт подписал на пять тысяч рублей, через два месяца мы его переписали уже на пятнадцать… Цифры фантастические, но это не говорило о том, что на них можно было все купить. Как я понял, принцип тогдашнего кино (я не говорю про все фильмы, может быть, снимали и хорошие) — это банальный отмыв денег. А директора картин, которые остались у меня в памяти, — такие типажи, что лучше не встречаться. Зато я наконец понял, чем мне нравится заниматься. Но эта радость открытия закончилась так же быстро, как и началась.
В стране перестало сниматься кино, и пришлось уходить на вольные хлеба! Я вот начал работать в инофирмах — сначала в одной, потом в другой».

Это после главной роли в фильме?

А. Д.: «Да, старик. Это была тяжелая пахотная работа в офисе. А потом я решил начать свое дело. Просто с нуля!

И безо всякой поддержки. Не хочу об этом говорить, не очень приятно вспоминать. Может быть, кто-то спасался каким-то творчеством, а большинство моих сверстников либо торговали на рынке, либо бандитствовали. Я торговал всем: начиная от майонеза и заканчивая цветными металлами. И дело даже пошло. Еще как пошло! И деньги были. Все было. Только я все равно понимал, что это не мое. Знаешь, в домах, где жили мои друзья, знакомые, одноклассники, во многих подъездах до сих пор дырочки в стенах… От пуль. И скольких моих знакомых не стало… Это был Питер! И ситуация, в которой оказалось все мое поколение.

А потом так получилось, что мы поехали в Америку. Выбор был: либо отдохнуть в Сочи, либо, если визу дадут, — в США. Так я оказался в Штатах. Мне было всего двадцать с небольшим. И хотя англий-ского я практически не знал (все познания сводились к паре песен «Битлз» и «Бони М», за которыми мы повторяли: «Варвара жарит кур»), почти сразу же мне предложили работу. А это — статус, какие-никакие деньжишки на пропитание и место, где остановиться. Я подумал: если судьба дала шанс, чего же не тусануть-то еще полгодика-то. И остался.

Говорить о том, что я вскоре ассимилировался и стал стопроцентным американцем, просто глупо. Даже когда ты вроде знаешь язык, все равно чувствуешь себя чужаком. Помню, как жутко расстроился, купив Pulp Fiction — ну, тот самый фильм, который у нас непонятно почему перевели как «Криминальное чтиво». Я ни слова не понял — вообще! И так не только в языке, так во всем. Я много чем там занимался и много чего перепробовал…"

СВОЙ СРЕДИ СВОИХ

Он мечтал стать актером, и подрабатывал в рекламном бизнесе. Но самое интересное началось, когда он стал работать со звездами НХЛ. Эта была, конечно, удача. Инстинкт не подвел его. Знакомство с крупными фигурами в хоккейном бизнесе обернулось выгодным предложением стать агентом русских игроков НХЛ. Сам Александр предпочитает отмалчиваться на этот счет, но люди, знавшие его в тот период, рассказывают, что он был «отцом родным» многим хоккейным звездам из России. Парни, приезжавшие из «совка», сталкивались с непреодолимой стеной чужого, из которого поначалу состояла Америка, начиная от языка и заканчивая простейшими вопросами — например, как добраться до нужной улицы. Александр успешно справлялся с работой. Потом пошли заманчивые предложения заняться более серьезным бизнесом, связанным с инвестированием средств игроков. Это было еще лучше по деньгам, но опять совсем не то, чего на самом деле желал Александр.

По-настоящему рулетка удачи остановилась на двойном зеро, когда его пригласили сниматься в фильме «Брат−2». Александр сыграл роль русского хоккеиста, играющего в НХЛ (то, что он так хорошо знал). Маленькая роль сыграла роль консервного ножа, который вскрыл «заговор невнимания». На Александра вновь стали заглядываться отечественные продюсеры. Однако самое интересное то, что в Америке Александр запел. Я слышал его песни. Они производят впечатление какой-то потрясающей надтреснутости, бесшабашности, которая губит иные души. Если музыка была для него морской стихией, то он, безусловно, — Стенькой Разиным, который топил в ней свою душу.

В Америке ты постоянно был один? Или же нашел себе спутницу?

А. Д.: «Я даже там женился. И развелся. То есть было все! Но главное не это. Знаешь, что я открыл? Даже в любви человек ищет комфорт. И это страшно! Чтобы понять, насколько страшно, мне пришлось пережить боль. Однажды меня скрутил злой недуг. Я вообще не мог пошевелиться. То есть боль в спине такая… Не утихает ни на секунду, и самое главное — я не могу ходить: только ползаю по квартире из комнаты в комнату и обратно. Я у всех попросил прощения, я передумал обо всем на свете, и только тогда я понял, как хрупко наше счастье. Миг — и все летит к черту.

И может быть, в этой боли больше правды, чем в нашем существовании в комфорте, к которому мы бессознательно стремимся. Знаешь, главное правило жизни — прийти к правде не от страха, не от обиды, а только потому, что ты этого сам хочешь! И таким путем для меня стало постижение азов актерского ремесла — сначала в театральной школе Чикаго, а потом Лос-Анджелеса. Два года обучения, немалое количество денег — но это было самым лучшим из того, что там со мной происходило. Что меня поразило, так это отношение американских звезд к своей профессии. Например, Роберт Дюваль вообще не мальчик — звезда. У него есть определенное реноме, а он до сих пор учится. Ты спросишь: зачем? Вовсе не потому, что в Америке все наоборот! Я в Лос-Анджелесе работал с людьми, у которых уже было имя, а многих можно было назвать просто великими. Так вот, эти звезды заканчивали свое кино и, пока у них был перерыв, шли опять учиться.

Я был единственным неамериканцем. Но никакого отчуждения — они все относились ко мне как к своему! Нас было 18 человек на курсе. Самое главное, что втолковывали нам все педагоги: «На самом деле вы — оркестр, а каждый из вас — уникальный музыкальный инструмент. Кто-то — тромбон. Кто-то — контрабас, а кто-то — барабан, для которого нужны особенно крепкие палочки! Наша задача — научить каждого из вас своему собственному звукоизвлечению, чтобы оно не было фальшивым. Ради этого мы и собрались». И они стали нас учить. Вот мы, русские, кичимся своей театральной школой… На самом деле из всех известных актерских школ ни одна еще не показала, что она бесспорнее и правильнее, чем другая. Актерских школ ровно столько, сколько артистов. Олег Павлович Табаков смотрит одним глазом, и зрители уже лежат у его ног! Это что, школа Станиславского или Михаила Чехова? Это его личная школа, школа Табакова! Или мы говорим, что у его ученика Алексея Серебрякова табаковская школа. Это ерунда. У Серебрякова своя собственная школа!

Знаешь, в чем разница между нашими актерами и американскими? Здесь ребята учатся четыре года, получают диплом — и они артисты. Больше им ничего не надо! Ты можешь представить, чтобы они лет через пять пришли к своему педагогу и снова сели за парту? Нет! А там это в порядке вещей.

Конечно, меня научили кое-каким секретам. Ну знаешь, из разряда тех, что были у Жерара Филипа, когда он в нужный момент себя булавочкой колол!

У него зрачки от боли расширялись, а зрители думали — от любви! Кто-то становился ногами в таз с холодной водой. У каждого свои примочки! Сейчас все проще. Мне говорят: «Посмотри, пожалуйста, на угол стола, только конкретно, осмысленно, на угол». Потом снимают сцену: например, на общих планах — объяснение с героиней, а на «перебивку» крупняком ставят тот самый взгляд на угол стола — и получается пронзительно-пронзительно, аж дух захватывает.

И итог этого вполне приличен. У меня в США было пятнадцать кинопроектов в «независимом кино»! Это, конечно, ерунда, но я стал членом их профсоюза! Все, что нужно, чтобы туда попасть, — это только сниматься! Теперь там у меня свой агент".

А почему ты из Америки уехал?

А. Д.: «Знаешь, как-то однажды в аэропорту я встретился с Вячеславом Бутусовым. Мы близко не знакомы, нет, но так случилось, разговорились. Слово за слово. Он — один из самых правдивых и честных, на мой взгляд, музыкантов. Настоящий дедушка советского рока. Мы с ним разговаривали про Россию, он и говорит: „Ты знаешь, у России магнитные поля липкие!“ Я только потом понял, когда сюда вернулся, что он имел в виду: у России в самом деле магнитные поля липкие. Они сюда тянут».

Но сейчас ты уже московский житель?

А. Д.: «Честно говоря, я все силы бросил на то, чтобы у мамы все было в порядке. Купил ей квартиру в Питере, сделал все по высшему разряду, как себе.

К ней приезжают ее подруженции, говорят: «Ой, мы как будто в Санта-Барбару попали». Приятно? Приятно! Она уже королева! Она ездит по италиям, по франциям, по испаниям, по португалиям, смотрит на все вокруг и говорит: «Я еще ни в одном номере люкс не чувствовала себя так, как в квартире, которую мне сделал мой сын!» Приятно? Приятно! Только не надо остальным комплексовать, кто этого не сделал. Я ведь тоже понимаю, что для этого нужны определенные материальные условия. Матерям ведь главное не квартира, им надо, чтобы их любили!"

Ну, а как с личной жизнью? Здесь ты женился?

А. Д.: «Скажем так, у меня есть возлюбленная. Далее — без комментариев».

Но у тебя была когда-нибудь такая любовь, чтобы страсти в клочья?

А. Д.: «Расскажу такую абсолютно детскую историю. Это было в киноэкспедиции. Я стою, разговариваю с актрисой Любой Толкалиной. Вдруг к Любе подходит Она. Видит кошку и говорит: «Ой, какая кошка». Люба отвечает: «Маша, какие кошки? Вот лучше посмотри, с каким человеком я стою!» Маша поднимает голову и закатывает глаза: «Ой!» Так мы знакомимся. Затем у нас происходит примерно такой диалог:

— Простите, вас Маша зовут?

В ответ молчание.

— Простите, а вы замужем?

— Нет!

— А почему?

— Рано! Зато у меня есть возлюбленный!

Съемки закончились, мы прощаемся, пора уезжать. Ее зовут. Она тяжело задышала, в глазах появились слезы. Я взял ее за руку. Она целует меня в щеку и спрашивает: «Ты будешь меня ждать?» — а потом уходит не оглядываясь. Это история моей «любви» с Машей Кончаловской! Маше сейчас уже шесть лет, тогда ей было пять!

Послесловие. Мне Люба Толкалина недавно звонила, они дома посмотрели «Ледниковый период». Мы поговорили о том о сем. Я спрашиваю: «Люба, а как Маша? Она меня узнала, вспомнила?» Люба отвечает: «Конечно, о чем ты говоришь?..»

Скажи, а ты думал, что будет после того, как закончится «Ледниковый период»?

А. Д.: «Думал! Это закончится в один день. Я не тешу себя надеждами, что я буду жить на воздушной подушке, которую сотворит для меня участие в этом шоу. Потому что для тех людей, с которыми я хотел бы работать, абсолютно неважно, как ты катаешься на коньках. Им важно то, как ты работаешь душой».

А что же тогда важно во всем этом?

А. Д.: «Адреналин… У нас было одно катание, когда я сел на пятую точку, а потом два раза врезался в борт, прямо напротив жюри, так что даже Татьяна Анатольевна Тарасова подскочила с криком: „Осторожно!“ А я был в восторге! Плохие оценки не значили ровным счетом ничего. Когда нам говорили, что и как мы сделали неправильно, я сидел и хохотал, потому что у меня был такой кураж, какой трудно представить.
Я понял, что выхожу на лед только для того, чтобы испытать это чувство».