Архив

Сергей Соловьев: «У меня есть ощущение, что „Ассу“ я снимал позавчера»

Вокруг фильма «Асса» всегда ходило много легенд

В большинстве своем из-за культовых личностей, которые создавали эту картину. Но в чем-то и сама «Асса» способствовала тому, чтобы эти истории появились в народе. Режиссер Сергей Соловьев, например, никак не может вспомнить, в каком все-таки году состоялась премьера фильма и когда отмечать юбилей картины. «МК-Бульвар» решил немного схитрить и встретился с Сергеем Александровичем накануне Нового года, чтобы успеть отметить двадцатилетие «Ассы» в уходящем 2007-м и наступающем 2008 году.

12 декабря 2007 18:10
2775
0

В большинстве своем из-за культовых личностей, которые создавали эту картину. Но в чем-то и сама «Асса» способствовала тому, чтобы эти истории появились в народе. Режиссер Сергей Соловьев, например, никак не может вспомнить, в каком все-таки году состоялась премьера фильма и когда отмечать юбилей картины. «МК-Бульвар» решил немного схитрить и встретился с Сергеем Александровичем накануне Нового года, чтобы успеть отметить двадцатилетие «Ассы» в уходящем 2007-м и наступающем 2008 году.

— Сергей Александрович, вы называете себя сентиментальным человеком. А можете вспомнить, сколько раз за 20 лет вы посмотрели «Ассу»?

— Не знаю. Вот недавно пересматривал некоторые части, потому что какие-то кусочки из первой «Ассы» войдут во вторую «Ассу». А так целенаправленно — такого не было. По телевизору какие-то отрывки видел, но у меня никогда не было возможности сесть и посмотреть весь фильм.

— Скучаете по тем временам?

— Не могу сказать, что скучаю. Это для вас прошло 20 лет, а у меня такое ощущение, что это было позавчера. Я очень хорошо помню практически каждый съемочный день. И, каждый раз попадая в Ялту, мне кажется, я что-то не доснял. И когда начал работать над второй, то у меня это ощущение даже усилилось. Все никак не мог понять, что я снимаю вторую «Ассу», а не первую.

— Ходит много легенд вокруг названия фильма. Действительно исполнитель главной роли Сергей Бугаев (Африка) вас попросил изменить «Здравствуй, мальчик Бананан» на «Ассу»?

— Это чистая правда. Африканец меня как-то ночью заломал. Пришел ко мне в номер и стал просить. Причем я слабым голосом пытался выяснить у него, что такое «асса», а он каждый раз плел что-то невнятное.

— У его друга и художника группы «Кино» Тимура Новикова так галерея называлась…

— Да. Для Африки «асса» — это не название, а понятие. И он этим понятием очень дорожит и вселяет его повсюду, в том числе и в меня. Как-то он нашел для меня более-менее нормальное объяснение: «Считайте, что АССА — это Автор Соловьев Сергей Александрович». (Смеется.)

— Как вам пришло в голову пригласить таких культовых музыкантов в картину?

— Знаете, вся первая «Асса» была сделана без всяких кастингов, а по принципу приятельства. Например, откуда появился Африка, я не знаю.

— Говорят, что его Гребенщиков привел.

— Есть такая легенда. Но он его не приводил.

— Тогда как Бугаев появился на площадке?

— Не на площадке. Он материализовался у меня в гостиничном номере. Появился, и все. И сразу произвел хорошее впечатление. Потом, в этот же вечер, он познакомил меня с Цоем. Цой познакомил меня с Джоанной Стингрей, дальше с Сережей Курехиным, потом с Тимуром Новиковым… «Асса» появлялась как снежный ком из знакомств и приятельств, которые иногда перерастали в дружбу, как с Борей Гребенщиковым.

— А как вы с ним познакомились?

— Это отдельная история. Мне принесли целый мешок подпольных записей, чтобы я приобщился к современности. Я стал слушать, помечать галочками кассеты, которые мне понравились. Я ведь был совершенный неофит в этом мире. Ничего не знал и никогда себя не выдавал за представителя этого мира. И вот после этого я и познакомился с Борей.

— Вы не боялись, что из-за такой подпольной музыки картину могли запретить?

— К тому времени я как-то перестал бояться. С кем-то научился договариваться, а кто-то ко мне хорошо относился, в том числе и тогдашний кинематографический министр Ермаш. Он сквозь пальцы смотрел на мои выкрутасы. И мне было как-то смешно наблюдать сверхсерьезные лица КГБ.

— Они присутствовали на площадке?

— А как же. Все время возникали из разных щелей. Я помню, как женщина-гэбистка на моих глазах вырвала у Африки серьгу из уха. Я ее после этого хотел арестовать… Постоянно с ними сцеплялся. Но у меня было какое-то странное спокойствие и уверенность. Черт ее знает почему?

— Какое первое впечатление произвел на вас Цой?

— Я попросил Африку: «Найди мне какой-нибудь хороший музыкальный коллектив, который будет через всю картину проходить. Ты только ребятам объясни, чтобы они не обижались, что я кого-то возьму, а кого-то нет. Мне же они нужны для визуального ряда». Пришли какие-то ребята, сели у меня в кабинете. Африка тоже зашел. И я своему ассистенту говорю: «Этот нужен, этот нет. Вот сидит какой-то нацмен — тоже не подойдет». Африка обалдел совершенно: «Это Цой». — «Мне он не нужен».

— А вы не слышали никогда эту фамилию?

— Абсолютно. И опять: «Зачем мне какой-то Цой?» — «Это Виктор Цой и группа «Кино». И пока мне объясняли, кто такой Цой, я проявлял все признаки дебила — рок-дебила. А они мне очень деликатно вправляли мозги. (Смеется.)

— Ведь Цой нашел в Москве «Зеленый театр», в котором снимали заключительные сцены?

— Нет. Просто Цой со мной был рядом. И вообще Витя очень любил кино. Я одно время не понимал, почему группа так называется, а у него была тайная любовь. И если у Вити выпадала возможность поболтаться на площадке и съездить на выбор натуры, то он с радостью прицеплялся к нам. У него было всего два съемочных дня в Ялте, а он прожил там месяц. Во ВГИК ко мне ходил. Во ВГИКе сделал замечательный отрывок по тургеневским «Отцам и детям», где грандиозно сыграл Базарова. Причем ничего не менял, вышел на сцену в этом же черном пальто. Но получилось грандиозно. У меня было ощущение того, что Цой обязательно придет в кино. Кстати, это ощущение у меня повторилось с Сережей Шнуровым на второй «Ассе».

— Тогда во время съемок вы же чуть «Зеленый театр» не сожгли?

— Чуть не спалили. Дело в том, что я как-то засомневался, наберем ли мы столько народа для концерта. Но Цой сделал несколько звонков, и народу собралось битком. А нам нужны были огоньки для съемки. И один из моих помощников кинул в толпу несколько огромных коробок со спичками, которые мы приготовили. И тут началось: все стали что-то жечь, орать, раздербанивать эти короба. Я говорю: «Витя, иди скажи им. Мы сейчас Москву спалим. Смотри, что делается?!» Он вышел, все сразу затихли — он пользовался немыслимым авторитетом, — и сказал: «Успокойтесь. Проследите за тем, чтобы у всех были спички. Положите их себе в карман, и когда нужно будет зажечь — мы вам скажем. Это не просто концерт, а киносъемки. А в виде гонорара я буду вам петь. Что скажете?» И все успокоились.

— Не из-за этого инцидента Борис Ельцин, тогдашний первый секретарь Московского комитета партии, запретил премьеру в «Ударнике»?

— Нет. Ему очень толково давили на мозг, что мы антисоветчики и молодые бандюки, которые напротив Кремля — все время фигурировало словосочетание «напротив Кремля» — хотят устроить антисоветский шабаш. И самым главным стукачом был тогдашний директор кинотеатра «Ударник» по фамилии Ванян. И нас выкинули как щенков из кинотеатра. Мне позвонили и сказали, что живопись, фотографии, реквизит — все, что приготовили для премьеры, выкинули на снег. Мы организовали машины, ребят, чтобы все собрать, — в общем, была жуткая ночь. А потом я в дикой злобе пошел вместе с нынешним главным редактором «Искусство кино» Даней Дондуреем на Центральный телеграф. И стал писать телеграмму Горбачеву.

— Вот так просто?

— Нет. Нам сказали, что мы никаких телеграмм принимать не будем. А было уже двенадцать — начало первого ночи. Я начал разводить какую-то немыслимую бодягу, что сейчас закончу жизнь самосожжением и т. д. Пришел дежурный и принял нашу расширенную телеграмму-донос. Наверное, она была очень эмоциональной, поскольку Горбачеву ее передали. Он сказал: «Не связывайтесь. Найдите любое здание федерального подчинения, только не городского, и там проводите премьеру». Федерального — чтобы Ельцину не подчинялось. И мы стали накручивать круги по Москве и набрели на ДК МЭЛЗ. Нашим куратором стал нынешний министр промышленности Москвы Пантелеев. Очень толковый мужик, с которым мы быстро нашли общий язык. Правда, один раз у него все-таки сдали нервы. Премьера шла месяца полтора с концертами, выставками и т. д. И во время Пасхи мы отменили все веселье и завели «Всенощную» Рахманинова. И кто-то удачно об этом настучал Пантелееву. Он позвонил: «Прекратить этот религиозный праздник!» — «Это светское произведение светского композитора». А все остальное время он был замечательным куратором.

— Говорят, вы не хотели снимать Ялту в снегу и на это вас уговорил Говорухин?

— Чистая правда. Мы приехали в Ялту — там идет снег. А главного оператора картины Пашу Лебешева нельзя было назвать диким энтузиастом киносъемок. Это когда уже деваться было некуда, то он снимал, причем замечательно. И вот мы с ним как-то приноровились ждать улучшения погоды. «А чего вы не снимаете? Все время портвейн пьете и шашлыками закусываете?» — «Мы ждем, когда снег растает». И вот мы ждали, пребывали в чудесном состоянии.

Приехал Говорухин из Одессы, где заканчивал «Десять негритят». Посмотрел вокруг и говорит: «Какая красота. Чего вы не снимаете?» — «Нам красота не нужна. Мы пойдем еще портвейна купим и будем с тобой вместе ждать». И он нас чуть ли не силком вытащил на съемку. Мы сняли эпизод, когда герой Говорухина уезжает на такси за футляром для контрабаса. А снег, представляете, до весны пролежал. Что это было, я до сих пор не знаю.

— Как вы справлялись со столь неординарными личностями, которых собрали вокруг себя?

— С ними справиться было бы невозможно, если бы не дружеские отношения. Естественно, я не отдавал никаких указаний и приказаний. А они их и не требовали. Все было на очень веселой волне.

— Голова не болела от их идей и предложений?

— Нет. Среди них тоже нет дураков, чтобы все время что-то советовать.

— Почему-то кажется, что обстановка на площадке была как в питерской коммуналке: музыка, вино, разговоры?

— Так оно и было. Плюс еще лилипутики со своей жизнью. Помню, мы никак не могли найти портрет Брежнева — они как-то все разом исчезли. Мы вышли на единственного художника, который рисовал генсека. И когда он нас услышал, то в ужасе произнес: «Опять?!» Но с невиданным усердием сделал портрет. А теперь представьте: пустая Ялта, снег, мы вывешиваем на набережной огромный портрет Брежнева. И вдруг видим: идут наши лилипутики от гастронома, а за ними огромный мешок, и в нем что-то звякает. Так и жили. Это действительно очень мало походило на профессиональные киносъемки.

— В честь 20-летия картины выпили рюмочку?

— Не получается. Я никак не могу выяснить дату. И вот когда выясним, то обязательно выпьем в честь юбилея.