Архив

Одни зефиры в голове

Субъективные заметки неопытной матери

С того момента, как медсестра внесла в палату нежный комочек с удивленными глазами, из круга бизнес-леди я резко рухнула… в родительский дом. В необъятный клуб пап-мам-детей. Их повседневных драм, забот и радостей. Так родились эти заметки.

12 мая 2011 20:30
2738
0

(продолжение, начало в № 10 от 6 мая)


ЧАСТЬ 2

Когда родился мой долгожданный ребенок, в первые годы его жизни мы делали отметки на деревянном столбе-опоре посреди нашего скромного дачного домика. Каждый сантиметр был событием, каждая пометка — поводом… Этот столб стал столпом нашего существования, центром всесемейной радости. Мы приезжали на дачу весной и первое, к чему бежали, был столб с этими вешками, обозначавшими вехи нашего общего торжества, — наша семейная летопись, календарь жизни, объединяющее начало, память… Алиска вставала — босиком, в пинетках, в сандаликах — к этому столбику. Мы клали ей на голову журнальчик, азбуку, ее первую книжку, чертили полоску… Выводили через занозистое «не могу» столба очередную дату.

Строители утепляли пол на даче к нашему приезду. Они были хорошие, добросовестные люди и старались, как говорят в народе, все сделать по уму. Когда очередной ранней весной мы приехали принимать работу, они подвели нас к этому столбу…

Он до сих пор такой же чудовищно чистый и гладкий.

— Ни одной занозки у вашей ребенки не будет, — расплывались в улыбках они. — Вот как отполировали. А вы смотрели и не видели…

Они не дождались, что я скажу им «спасибо». Я обречена ходить мимо этого столба каждый день уже много лет. И каждый раз в глазах картинка: моя едва научившаяся стоять малышка, весело смеясь, прижимает пяточки к его основанию…


* * *

Бродили с ребенком по пещерам Нерхи — это в Андалузии, на юге Испании. Красота, конечно, неземная. Там летом проходят грандиозные симфонические концерты, а когда-то первобытные матери в первобытной мгле добывали огонь и еду из ничего, лишь бы поддержать будущее человечества. И если бы они тогда сдрейфили в этом сыром беспросветном кошмаре, может, не было бы очень многих из нас на этой планете. А мы все ноем, хнычем… Памперсы у нас не такие, питание аллергенное, учебники далеки от идеала. Конечно, все не так и не этак. Потому что еще и глобальное потепление, и ядерная угроза, и летающие тарелки… И вообще.

Та самая андалузская пещера.
Та самая андалузская пещера.

А чума, оспа, холера, инквизиция? Татаро-монголы, наконец? Открыла тут книжку по российской истории вместе с ребенком и в очередной раз убедилась, насколько люди были мудрее и жертвеннее, хотя жили в куда более сложные времена. Ведь когда мы прикрыли от Орды всех на свете, мы прикрыли еще и себя, потому что полезь в бутылку гордые русские князья, нас вырезали бы всех, без остатка. А они нашли в себе силу смириться, ползать десятилетиями на коленях в ханские шатры, позволять сдирать с себя живьем кожу, но сохранили нас, руссов, славян на этой земле.

Мы слишком часто хнычем, мы слишком многим недовольны. А Бог в ответ дубасит и дубасит нас по башке все новыми испытаниями. И правильно делает, между прочим. Стояли мы в сырой пещерной мгле Нерхи, закрывали глаза и представляли, как прижимает к сердцу рыдающего детеныша человеческая самка-мамка. Какую колыбельную пела ему она, пра-пра…матерь человечества? Угадай мы это, может, проще было б раскрыть сокровенные тайны Вселенной.


* * *

Маленькая темненькая чуть прихрамывающая женщина вошла в тамбур школы и стоит долго-долго. По выражению лица видно, что ждет она не свое дитя. И вот в раздевалке вселенский шум, и на улицу вылетают первыми особые, выдающиеся экземпляры начальной школы… Одного такого и тягает за рукав маленькая женщина.

— Послушай сюда, малчик. Это ты мою дочку обижал? Бил, оскорблял по-разному…

«Малчик» струхнул, но пытается вяло сопротивляться. Мол, пальцем не трогал, сама задиралась, и все такое.

— Послушай, ты мне ерунду не говори. Я, знаешь, какой синяк на спине у Венеры видела? Я понимаю, что тебе никто не указ, но если еще раз ты моего рэбенка обидишь, я знаешь, что сделаю? — и так с длиннотами, почти ласково, чтобы в памяти хорошо отпечаталось. — Я тебе ру-уки переломаю. Я тебе но-оги переломаю. Понял меня хорошо-о?

Следующий «малчик», очевидно, сдабривал удары определенным текстом, потому что женщина к своим предыдущим обещаниям добавляет:

«А тебе язы-ык отрежу, понял?»

Пальцы, которыми она придерживает обидчиков за рукава курток, дрожат, скулы сводит от гнева, но очевидно, что она, крошечный, беспомощный человечек, — главный и единственный защитник своей семьи. И, несмотря на ужасающий характер обещаний, большая часть взрослых свидетелей сцены — на ее стороне.


* * *

Однажды в детский день рождения взрослые сгрудились на кухне, и всей честной компанией занялись подготовкой стола.

В духовке томились цыплята под майонезом, и мы, вынимая время от времени противень, кричали, что они вот-вот ПОДОЙДУТ. Тогда-то гости и сядут за стол.

Именинник Коленька время от времени грустно забредал к нам на кухню. Но нам было немножко не до него. Столько дел, столько новостей, которыми не терпелось поделиться с подружками…

Был месяц май. Мы весело мыли огурчики, резали салаты. Хохотали и вовсю наслаждались общением.

Но когда все уселись за стол, оказалось, что кого-то не хватает.

Оказалось — виновника торжества.

Обыскав все углы квартиры, мы добежали до прихожей, где и застали одинокого малыша.

Мальчик болтал ножками, сидя на калошнице, и глядел на входную дверь: «А цыплята так и не подошли», — грустно констатировал он.


* * *

Вечерняя сказка для дочки:

Твоих прадедушек, дорогая, звали Филопент и Дементий.

Дементия мне довелось увидеть, когда я была такая, как ты сейчас. Он приехал из своей далекой Сибири с длиннющей бородой и в черных валенках. А когда мой папа сказал, что они идут на концерт во Дворец съездов, он открыл свой большой чемоданище и достал белые валенки. Бережно натянул блестящие калоши. В них и пошел.

Папа объяснил, что у дедушки большое стадо коз и он умеет знатно валять валенки…

Сибирский дедушка во Дворце съездов гордился тем, что у его сыночка вся грудь в военных медалях. И есть даже орден Красной Звезды.

А папа — я так думаю — был страшно доволен, что во Дворце съездов не было больше ни одного человека в белых валенках…