Архив

Рыжий белый

Анатолий БЕЛЫЙ, наверное, самый удивительный актер. Он лишен амбиций. Он говорит, что не хочет покорять Голливуд. И он уверен: счастливым можно стать и без всего этого. Главное — любить, хотя бы изредка. Словом, он хоть по фамилии и Белый, но по образу мыслей — настоящий «рыжий».
О том, почему он никогда не будет драться из-за женщины и какие жертвы готов принести на алтарь любви, Анатолий рассказал Дмитрию МИНЧЕНКУ.

4 февраля 2008 20:03
1861
0

Анатолий БЕЛЫЙ, наверное, самый удивительный актер. Он лишен амбиций. Он говорит, что не хочет покорять Голливуд. И он уверен: счастливым можно стать и без всего этого. Главное — любить, хотя бы изредка. Словом, он хоть по фамилии и Белый, но по образу мыслей — настоящий «рыжий».

О том, почему он никогда не будет драться из-за женщины и какие жертвы готов принести на алтарь любви, Анатолий рассказал Дмитрию МИНЧЕНКУ.

Bсе про Анатолия Белого не знает, наверное, даже сам Анатолий Белый. Он — планета. Загадочная для себя и других. Сокровища, которые таятся в ее недрах, завораживают. Почему — неизвестно. Но ты не можешь от этого оторваться.

Долгие годы он был счастлив в браке с известной актрисой Мариной Голуб. Теперь супруги появляются на публике порознь. Что случилось, Анатолий предпочитает не комментировать. Хотя о женщинах вообще говорит много и со знанием дела.

Согласно последним опросам, ты входишь в список самых желанных (для российских женщин) актеров. Ты никогда не задумывался, почему мужчина нравится женщинам? Например, читаешь ли ты стихи на свиданиях?

Анатолий Белый: «На самом деле у меня в жизни было не так много свиданий, ну вроде таких, когда заранее назначаешь время, приходишь в определенное место, в руках „розовый куст“. Такого не было вообще. Ну, может, два-три раза. Все больше происходили какие-то встречи, в молодости особенно, в компаниях. Сидишь зачем-то, думаешь о чем-то и вдруг девушку увидел. „А-а-а!!!“ — и куда-то проваливаешься…»

Такую страшную?

А. Б.: «Такую, от взгляда которой под тобой как будто пол проваливается. Понимаешь, что тебя просто нет».

И ты вскакиваешь, подбегаешь к ней и кричишь: «Девушка, что вы делаете завтра с трех до восьми? Будьте моей!»

А. Б.: «Хочу тебе сказать честно, я в юности своей туманной был очень застенчивым человеком, особенно в отношениях с женщинами. И мачизма у меня никогда не наблюдалось.

А если нравилась какая-то девушка и я влюблялся и пытался с ней заговорить, чтобы куда-то пригласить, мне всегда было жутко страшно. Я был очень неуверен в себе как мужчина. Может быть, и даже в большинстве случаев, женщины меня выбирали, проявляли инициативу, а я уже или отзывался на это, или старался уйти в тень. Я помню, еще когда учился в авиационном институте в Самаре (мне было восемнадцать-двадцать лет) и я видел девушку, в голове начинались «водопады крови»… Я терялся, искал подходы".

Какие?

А. Б.: «Через что-то поэтическое: либо цитировал кого-то, либо что-то свое сочинял…»

Один известный писатель советовал: «Верное средство покорить девушку — прочитать ей стихи Пастернака: «Свеча горела на столе…» Но это, знаете ли, тяжелая артиллерия…

А. Б.: «Нет, я такой „артиллерией“ не пользовался. Либо я отсылал сообщение по пейджеру, либо эсэмэску, но сам не читал. Смелости не хватало. Не было у меня так, чтобы напролом, внаг-лую добиваться женщины. Я вообще после знакомства никогда особенно ни на чем не настаивал. Полагался на волю случая».

Так ты фаталист?

А. Б.: «Можно сказать и так».

А по гороскопу кто?

А. Б.: «Лев».

Совершенно нефаталистичный знак. Слушай, может, ты боялся обидеть девушек своей навязчивостью?

А. Б.: «Это ты точное слово подобрал — «навязчивость».

С другой стороны, а как быть ненавязчивым в профессии? Не будешь настаивать, могут не выбрать.

А. Б.: «Э-э-э нет, в профессии навязчивость — это совсем другое, там это не то что прощается, там это необходимо. Мы сейчас говорим о личном. На профессиональном уровне навязчивость — это настойчивость. А настойчивость — это успех. Тут стесняться не надо».


ПОВЕРИТЬ АЛГЕБРОЙ ГАРМОНИЮ

Булгаковское «сами придут и предложат» в актерской профессии, по мнению Белого, не работает. Пример — его отношения с театральным товариществом Олега Меньшикова, в которое он звонил почти полгода, прорываясь сквозь кордон секретарш. Как говорит сам Белый: «По Булгакову — это, конечно, прекрасно, но с нашей профессией немного несовместимо». Хотя с другой стороны, как актер Белый уверен, что он никогда не сможет подойти к Тарантино и сказать ему: «Посмотрите на меня, такого вы больше не увидите».

А скажи, влюбленность — это как революция?

А. Б.: «Влюбленность — как откровение святому… Дается не всякому и не всегда. Поэтому и отношусь к этому так, как к этому дОлжно относиться. Это не может быть вечным».

Раз в год или раз в жизни?

А. Б.: «Ты хочешь, чтобы я поверил „алгеброй гармонию“? Это уж слишком. Математически я тебе не могу сказать, с какой частотой это дается».

Нет-нет, я знаю, что все в жизни относительно. Я имею в виду тебя, сколько раз было. Три? Пять?

А. Б.: «Я не считал. Это же редко происходит. В юности, естественно, чаще. Но нескольких пальцев одной руки хватит, чтобы посчитать. Состояние-то сиюминутное. Оно не может быть долгим».

Но почему?!

А. Б.: «Потому что в этом состоянии нельзя долго жить! Именно за краткость такие моменты и ценишь. Раз они были в моей жизни — значит, я не „зарос“. Я способен на такое — значит, все здорово. Я отношусь к этому как к по-да-роч-ку!»

Даже когда об этом вспоминаешь?

А. Б.: «Когда вспоминаешь — даже больше, потому что если это переживаешь, ты сам ничего не осознаешь. Ты как будто в состоянии коллапса…»

А со стороны видно, что просто втюрился. Девушки обычно такие вещи замечают. Тебе не говорили? Ты не краснел?

А. Б.: «Краснел, конечно. Смею надеяться, что и сейчас краснею. Хотя, возможно, уже нет».

А что, хотелось бы?

А. Б.: «Сохранить? Да. Это же значит, что ты не „зарос“. Только почему-то все реже я краснею».

А было?

А. Б.: «Ты что?! Особенно лет в девятнадцать были моменты, когда у меня язык прилипал к небу, в глазах темнело от вида девушки. Да это что… У меня даже руки немели. Я не мог ничего сказать, ничего не мог сделать. Это, наверное, производило впечатление очень смешное со стороны. Я становился бревном. Вот до такой степени. Бякал, вякал, не мог вымолвить ни слова».

Страшное дело!

А. Б.: «Но прекрасное. Помню, в авиационном учился, мне нравилась девушка с соседнего факультета. Но как ей об этом сказать? Единственное, что я смог сделать, — это на Восьмое марта пошел и с утра купил цветы. Принес несчастных три тюльпана. А жили мы оба в общежитии. Она — этажом выше или ниже, в общем, на другом. Я вышел с этими цветами из своей комнаты, подошел к ее двери и вдруг понимаю: постучать не смогу. Рука стала неуправляемой, не поднимается. Но, я думаю, она же должна пойти на занятия. Следовательно, мне надо стоять около ее двери.

И я встал на «пост», как часовой. Прошел час, потом второй — и тут она открыла дверь! Я думал, она обрадуется, а она испугалась… Ну представь себе: ты когда выходишь, не смотришь перед собой, особенно когда в руках ключ, смотришь вниз. Вот и она вышла, и вдруг прямо перед ней фигура темная вырастает: «А-а-а!» Поневоле закричишь, потому что я уже был не человек, а столб, который вдруг к ней руку протянул. Она разглядела, что это я, успокоилась, чмокнула в щечку, сказала «спасибо» и пошла дальше… И это ее «спасибо тебе большое» было единственным, чего я от нее дождался… Я пришел в свою комнату, сел на кровать и начал себя корить: «Надо было сказать это. Сделать то-то. Наконец, признаться в сем-то и сразу после этого позвать в кафе. И тогда она была бы твоей! А теперь что? Дурак! Идиот!..» Так я корил себя целый вечер. День был безнадежно испорчен. Кажется, на следующий вечер мы пересеклись. Была какая-то дискотека. Я ее увидел, она подошла. Мы о чем-то говорили. Все было как в бреду. Я не понимал, что я говорил, не помнил, что она отвечала… А через несколько дней я понял, что между нами уже ничего больше не будет. И во мне как будто что-то замолчало. И все кончилось. Прошло как страшный сон… и я уже больше ничего не чувствовал по отношению к ней".

Вот прочтет она это сейчас и подумает: «Боже мой, какая дура я была тогда…»

А. Б.: «Дура не дура, но так обычно все и заканчивается».


КРУТЫЕ ПАРНИ НЕ ТАНЦУЮТ
Ты слышал такую поговорку: «Крутые парни не танцуют»?

А. Б.: «А я не крутой парень. Я обычный парень».

И ты думаешь, я тебе поверю? Ты крутой парень, который ведет красивую жизнь.

А. Б.: «У всех такие разные понятия о крутизне и гламурной жизни. Гипербогатство для меня никогда не было целью. Мне важно, чтобы я детям мог оставить квартиру, а остального пусть сами добиваются. Мне важно, чтобы моя планета стояла не на трех гламурных китах — красивая жизнь, красивая женщина, роскошный автомобиль. А то она утонет. Зачем ставить своей целью то, что и так проповедуется в нашем обществе со всех углов: «стань богатым, стань богатым», «если ты не в «Кензо», ты лузер».

Ловлю тебя на слове… Я видел на тебе шмотки от товарища Кензо!

А. Б.: «Могу тебя разочаровать, ты ошибся. Шмоток от „Кензо“ у меня нет. Мой гардероб состоит из вещей среднего звена. Хочешь верь, хочешь не верь — в „Заре“ очень часто покупаю, в „Дизеле“. „Дизель“ вообще мне нравится. Он такой… брутально-хипповый. Там интересные вещи, нескучные».

И в свет так ходишь? А если вокруг одни олигархи плюс Алла Пугачева — и все в «Кензо»? Не стушуешься?

А. Б.: «Нет! Я в свет выхожу точно так же, как и сейчас. Выглядеть прилично, стильно и нормально — это мое кредо. Эпатировать я не буду, но и на гламур кидаться тоже. Ну скажи, зачем это делать? Жизнь — она и без того вот такая маленькая. Это не по мне. Мне хочется делать то, что я в той или иной степени хочу. Для этого „хочу“ я и оставляю место в своей жизни. Делать только то, что не хочу, я не буду. Делать то, что нужно, но то, что не хочется, — буду, но только тогда, когда без этого совсем невозможно обойтись. Все остальное я буду делать так, как подсказывает мое сердце. И уверяю тебя, любители гламурного могут отдыхать. С красивой жизнью это никак не сочетается».

Я видел столько людей вокруг, которые становились богатыми и обеспеченными, а школьный друг, который просил у них сто рублей, вызывал презрение. Они говорили: «Нам надо соответствовать новому времени и не быть сентиментальными».

А. Б.: «Послушай, туда — на тот свет — мы не возьмем с собой ничего. Не то что миллион долларов, даже одной копейки не возьмем. Может быть, я стал так думать не так давно, но стал. Время пришло».

Помудрел…

А. Б.: «Я бы по-другому это назвал. Кто-нибудь прочтет и скажет: мудрый тут такой сидит, гуру… Нет, просто возвращаясь к разговору о красивой жизни, о благах… Не знаю откуда, но во мне всегда было осознание того, что я с собой туда не возьму ничего. Как там у поэта сказано: „Все это сочтется камуфляжем в царстве духа…“ То есть красивая жизнь — это все из серии „пришло — ушло“. А вот какие-то вещи, которые рядом с тобой всю жизнь, дающие тебе запахи, воспоминания, — это навсегда. Все, что я хочу от „камуфляжа“, — только чтобы жить в нормальных условиях и детей квартирой обеспечить. Все, что больше… Куда? Зачем? А дальше — все просто. Каждый выбирает свою дорогу сам».


ВСПОМНИТЬ ВСЕ

Если бы ты увидел свою девушку с кем-нибудь другим, ты бы стал с ним драться?

А. Б.: «Никогда. На мой взгляд, это такой эгоизм со стороны мужчины. Ну нравится она тебе, а если ты ей не нравишься, почему ты должен драться с тем, кого она выбрала… В XIX веке никто вообще не спрашивал мнения женщины. Это были какие-то чисто мужские дела. Ведь кошмарная ситуация!»

Я понимаю, что это глупый вопрос, но ты мог бы пожертвовать всем ради любимого человека?

А. Б.: «Какой-то страшный вопрос».

Большинство поэтов не управляются со своими женщинами, потому что они не управляются сами с собой. Они неорганизованны, лишены чувства ответственности и везде опаздывают…

А. Б.: «Я не числю себя таковым».

Ты никуда не опаздываешь?

А. Б.: «Просто именно в этом пункте я не совсем „поэт“. Знаешь, как в анекдоте: „Дяденька, я ненастоящий сварщик“. Поэтому стараюсь никуда не опаздывать».

Ты часто фантазируешь на тему славы?

А. Б.: «Естественно, я фантазирую, но не о славе. Я в этом смысле вообще не тщеславен. Конечно, я фантазирую, но мои фантазии — это скорее какие-то ассоциации с тем, что уже у меня есть. Я очень часто ухожу в такое состояние.

Может быть, именно это и привело меня в театр. Хотя подобное довольно поздно пришло ко мне. Я театром начал увлекаться только в семнадцать лет. До этого ни сном ни духом! Мало куда ходил. Только в Самаре, когда учился на инженера, параллельно начал посещать театральную студию и как губка впитывать в себя понятия о театре через книги о режиссерах — Гротовском, Станиславском… Про актеров читал запоем: про Даля, Янковского, Плятта. Вот и захотел работать в «Современнике». Все остальное просто на уровне желания: я очень хотел стать хорошим актером, про которого говорили бы — «классный», «отличный», «мощный». Другое — для меня не похвала. От слова «звезда» тошнит. А вот эти три определения — так только о профессионалах профессионалы же говорят. Это дорогого стоит. Это уже титул. Известность — чушь. Известные люди мало что из себя представляют.

А те, которые действительно богаты внутренне, как правило, неизвестны. Но пользуются уважением избранных, и этого достаточно. Сейчас я в «Белой гвардии» встретился с Ксенией Кутеповой. Талантливая актриса Наташа Рогожкина ушла в декрет (она играла Елену Андреевну Тальберг), и режиссер Сергей Женовач пригласил на ее роль Ксению Кутепову. Какой же это тонкий, глубокий, очень трепетно относящийся к профессии человек! Я всегда знал, что «фоменки» — хорошие актеры, а когда столкнулся с Ксенией, убедился в этом еще раз. Ксения ведь не мелькает, нельзя сказать, что она широко известна, но ее знают профессионалы, ее уважают, и для меня это важнее двадцати интервью, которые появляются с кем-то другим в прессе".


И ЖИЗНЬ НА ВОЛОСКЕ
Ты бывал на волосок от смерти?

А. Б.: «Один раз я заснул за рулем и чуть не слетел с эстакады на Третьем кольце».

А что спасло?

А. Б.: «Случай. Я ехал во втором ряду, в четыре утра, со съемки, измотанный совершенно, глаза закрываются… А немного за мной, в крайнем ряду, ехала другая машина. Я вообще уже все как в тумане видел. Ты ведь не осознаешь, когда отключаешься. Я вдруг взял и отключился. Руль стал выворачиваться в сторону, я начал выезжать в крайний ряд… Еще немного — и я бы протаранил ограду и полетел вниз. Вот тогда водитель другой машины, видимо, увидел, что моя машина странно себя ведет. Как засигналил оглушительно, и я проснулся. Это и было чудо! Я еле-еле успел вывернуть руль. Открываю окно, говорю: „Спасибо, вы мне жизнь спасли!“ А тот в ответ пальцем у виска крутит. И тут до меня доходит, чем все могло закончиться. Я съехал с эстакады, на обочине остановился, руки-ноги трясутся. Выкурил сигарету, откинул кресло и спал полчаса, чтобы больше ничего не случилось».

А когда тебе плохо становится?

А. Б.: «Плохо? Только когда я рутину чувствую. Сразу понимаю: надо что-то делать, чтобы себя взбодрить. Ты только не подумай, что я какой-то Терминатор. Вовсе нет. Мне в принципе и покой важен тоже, и банька, и на диванчике полежать или в лесочке на пригорочке. Но только чтобы в этом рутины не было».

А в баньке зачем?

А. Б.: «Сам не знаю. Нечасто, но иногда хочется. Это когда накопилась физическая усталость. Когда мышцы судорогой сводит. В общем, когда ты на краю форс-мажора».

И как ты тогда себя ведешь? Адекватно? Теряешь голову и кидаешься на людей?

А. Б.: «Ох, мне как-то по жизни не приходилось терять голову. Наоборот. В нестандартных ситуациях я становлюсь очень четким. Собираюсь. Голову включаю».

А на человеческий крик как реагируешь?

А. Б.: «Просто не отвечаю, даже если в ухо кричат. Я не вспыльчивый и вообще кричать не люблю. Я вообще никого не беру за горло, даже бутылку».

Слушай, а ты почти что с крылышками!

А. Б.: «Я так и думал, что ты это скажешь. Нет-нет, я не ангел, я грешник. Такой же грешник, как и все!»