Хотя Вера Алентова сыграла в десятках фильмов, ее знают и любят прежде всего благодаря киносаге «Москва слезам не верит». И все из-за особой харизмы исполнительницы главной роли. Но вот контраст: на экране она чрезвычайно открыта и понятна, а в жизни — совсем наоборот. Ее внутренний мир — терра инкогнита. Посторонним туда разрешена разве что коротенькая экскурсия по парадной аллее. Впрочем, даже это дает внятное представление о звезде.

Невозмутимая. Строгая. Эффектная. Чувство собственного достоинства. Проницательный взгляд. Истинный характер актрисы проскальзывает в ее сдержанных воспоминаниях. В них нет безудержной откровенности, зато достаточно искренности и тепла души, которой не чужды порывы и сомнения.

Мамины уроки
Вера Валентиновна, у вас был в юности идеал, пример для подражания?

Вера Алентова: «Моя мама. Она была очень хорошей актрисой. Я бы не назвала ее красивой женщиной в классическом понимании, но на сцене она преображалась, становилась неотразимой. Она никогда не пользовалась косметикой, лишь изредка слегка красила губы. И по человеческим качествам она казалась мне идеальной. Актерский мир завязан на интригах и злословии, а мамочка была необычайно добрым и отзывчивым человеком и никогда не участвовала в сплетнях. И меня так воспитала. Она говорила: „На мне зло должно прекратиться“. Если она слышала что-то негативное, то никогда не передавала эту информацию дальше. У мамы была трудная жизнь, она рано осталась без мужа и растила меня одна. Второй раз она вышла замуж, лишь когда мне исполнилось пятнадцать лет».

Каким было послевоенное детство?

В. А.: «Трудным и прежде всего бедным. Наверное, как и у всех детей в те годы. Скажем, у меня не было игрушек. Мама рисовала кукол на картоне, а потом вырезала. Рисовала платья для них и тоже вырезала. Кроме школьной формы у меня висело в шкафу только фланелевое платье, которое я надевала, приходя с уроков.

Но я не чувствовала себя несчастной — после войны вся страна так жила. Однажды на Новый год мама подарила мне коньки с ботинками — такая радость! Правда, кататься на них не получалось. Мы жили на Украине, и там почти не бывало зимы. На улице стояла колонка для воды, и зимой вокруг нее иногда подмерзало — максимум метра три занимал мой «каток». Там я и другие дети пытались кататься. Кто-то привязывал к валенкам такие полозья — «снегурочки», а у меня были настоящие коньки с ботинками!"

Когда вы поняли, что хороши собой?

В. А.: «Не знаю. Мама очень беспокоилась на этот счет — так же, как и я потом, когда видела, что у меня растет красивая девочка. Мама считала, что чем позже я узнаю о своей привлекательности, тем лучше. Когда мне было лет четырнадцать, актер из маминого театра сказал, что у меня замечательная улыбка. Я начала все время улыбаться, и мама подметила: „Как это глупо! Ну что ты все время улыбаешься?“ Как-то постепенно она мне внушила, что внешность — это от Бога и моей заслуги тут нет. А знания, хорошее воспитание, понимание жизни — намного важнее. Вообще умение найти свой стиль, может быть, важнее, чем красота».

Вы решили стать актрисой, потому что вам нравилось быть в центре внимания?

В. А.: «Помню такой случай. Мне было лет семь, и маму попросили, чтобы я заменила одну заболевшую девочку, которая играла в спектакле. Я пришла на репетицию и чувствовала себя великолепно. К сожалению, та репетиция оказалась единственной — видимо, девочка испугалась, что потеряет свою роль. Однако чувство того, что на сцене я на своем месте, что я многое могу, осталось.

И когда меня спрашивают, когда я стала актрисой, отвечаю: именно тогда. Но мама не хотела, чтобы я пошла по ее стопам.

У меня дедушка — врач, и она мечтала, чтобы я выбрала себе эту профессию. Поскольку я маму очень любила, мне тоже долгое время казалось, что я хочу стать врачом. Я даже по-ступала в медицинский институт, правда, последний экзамен намеренно сдала на тройку: параллельно я показывалась в Алтайский драматический театр, и меня туда взяли.

Узнав об этом, мама сказала: «Ну, если ты такая талантливая, то поступай в театральный в Москве». И я поехала в столицу — в Школу-студию МХАТ. Но — слишком поздно: набор уже закончился. Преподаватели посоветовали мне попытать счастья на следующий год. И я уехала обратно к маме".

Это правда, что вам пришлось год работать на заводе?

В. А.: «Да. Мама сказала: «Пока — никакого театра. Устраивайся на работу, это тебе пригодится для будущего». Я стала работать разнорабочей на меланжевом комбинате — делала специальные проводочки для приемников. Цех шумный, спицы и раствор тяжелые, я уставала. К счастью, я была несовершеннолетней — всего-то семнадцать лет, поэтому работала только половину смены, четыре часа.

А иначе не знаю, как выдержала бы. Потом я снова поехала поступать в Школу-студию МХАТ, и на этот раз уже удачно. Хоть было это непросто: конкурс большой, поток сильный, и нас всех мучили долго".

Уйти, чтобы вернуться

На курсе с Алентовой училось много талантливой молодежи, но вкус славы в дальнейшем узнали лишь единицы: Ирина Мирошниченко, Андрей Мягков и Владимир Меньшов, поступивший в Школу-студию с четвертой попытки. Студенты практически все время проводили в Школе-студии. Занятия, спектакли, репетиции, этюды, общие мысли и стремления — все это очень сближало.

Ваши отношения с Владимиром Меньшовым начались с дружбы. Когда вы почувствовали, что она переросла во что-то большее?

В. А.: «На этот вопрос я не могу ответить точно. Я же не запоминала тот день и час. Володя привлек мое внимание тем, что был очень умным, начитанным, оригинально мыслящим человеком. Он на все имел свое мнение, а я очень ценю это качество в людях. Надо иметь большую смелость, чтобы высказать точку зрения, не совпадающую с мнением большинства. К тому же у нас с ним были одинаковые понятия о том, что такое хорошо и плохо, справедливо и несправедливо».

А как он ухаживал за вами? Дарил цветы, подарки?

В. А.: «Вы знаете, по сравнению с тем, что я вам рассказала, это все такая ерунда… Есть гораздо более значимые вещи, чем букет цветов, скажем. Хотя знаки внимания тоже, конечно, важны. Как-то раз он подарил мне вербочки, распускающиеся веточки с листочками, и они мне были крайне дороги, потому что — оригинальны. Или вот еще об одном подарке. Когда мы были уже женаты, однажды Володя преподнес мне французские духи — Chanel № 5, которые стоили сорок пять рублей. А у него стипендия — двадцать два рубля. Можете себе представить? Ради того чтобы порадовать меня, он занял денег, а потом по частям долго отдавал.

В моих глазах это равнялось тогда подвигу. Но, повторяю, все это было важно лишь как приложение к самому главному — нашему единству взглядов".

Вы собрались замуж очень рано — в конце второго курса. Ваша мама возражала, наверное?

В. А.: «Она была против, но, к счастью для нашего брака, мы с Володей учились и жили в общежитии в Москве,
а мама работала в другом городе. Если бы мама была все время рядом, я вряд ли решилась бы ей противоречить, поскольку находилась под огромным ее влиянием. Она считала, что торопиться с замужеством не нужно, и вообще боялась соблазнов большого города. Но так или иначе, я практически поставила ее перед фактом. Она приехала ко мне на какой-то экзамен, и я показала ей Володю. Он не произвел на нее особенного впечатления. Ну, а потом я сказала маме, что собираюсь за него замуж. До этого мы с Володей прожили некоторое время не расписываясь. Мы, наверное, были новым поколением. Ведь во времена моей мамы считалось, что это очень важно — оформить свои отношения.

Мы же решили пожениться, потому что нам в общежитии сказали: или вы расписываетесь — и мы даем вам комнату, или продолжаете валять дурака — и придется вам снимать жилье. Последний вариант нам совсем не подходил, и мы пошли в загс. Кстати, обычно мужчины боятся жениться, а в нашем случае было все наоборот.

Я безумно страшилась потерять свободу. И эти слова — «муж», «жена» — звучали для меня дико. И что характерно, я никогда не придерживалась свободных нравов. Просто слишком независимая была".

С какими трудностями столкнулась студенческая семья?

В. А.: «Сложно мы жили, денег не хватало. И Володины родители, и моя мама помогали нам, высылали деньги.

С основными трудностями мы столкнулись, когда у нас родилась Юля. Я уже работала в Театре имени Пушкина, получала маленькую зарплату, муж учился во ВГИКе и приносил стипендию. Мы продолжали жить в общежитии.

Когда люди долго переживают трудности, накапливается усталость. Им кажется: если они освободятся друг от друга, наступит какая-то другая жизнь. Быт нас как-то очень утомил. И мы разошлись — не разводясь. Стали жить отдельно".

Это было ваше общее решение?

В. А.: «Такой вариант предложила я. Со стороны Володи я не услышала горячего отказа. Он не стал говорить „Нет, ни в коем случае!“ и тоже подумал, что лучше нам пожить врозь. Так продолжалось почти четыре года. За это время мы оба могли бы устроить свою жизнь. Но не устроили. Я, к примеру, дважды почти собралась замуж. Остановило то, что меня никто не любил так сильно, как Володя. Это имело очень большое значение. Мы оба очень любили и разошлись из-за чисто бытовой усталости — а сердца оставались в плену друг у друга. И когда я стала жить одна, то ощутила недостаток той большой любви. Чистого, ничем не замутненного, юного и очень дорогого чувства. И мне могли клясться в любви, но я понимала, что это все не то… Всем казалось, что мы не вернемся друг к другу. Но так случилось, что через большой промежуток времени мы снова стали жить вместе».

Может, сыграло роль еще то, что у вас была общая дочь?

В. А.: «Мне кажется, что дети не спасают браки, разрушившиеся по-настоящему. Зачем тянуть постылую лямку ради ребенка? Не думаю, что это верно. Да, Юля была одной из важных ниточек наших отношений. Она не переставала общаться с отцом. Володя часто забирал ее с собой, водил по разным вкусным ресторанам. Надо сказать, Юля не заметила нашего развода. Значит, мы правильно себя вели».

Вы с мужем по натуре два лидера. Трудно уживаться столько лет?

В. А.: «Я знаю, что произвожу впечатление очень уверенной женщины, но все-таки у нас лидер — Володя. Все серьезные решения принимает он. Поскольку я рано вышла замуж, то привыкла советоваться с мужем по многим во-просам. В принципе я человек очень сомневающийся. Всегда думаю, правильно ли я поступила, верно ли меня поняли. Даже в мелочах я колеблюсь. Допустим, мне понравилось платье в магазине, но я никогда не куплю его сразу. Мне надо подумать, прийти на другой день, посмотреть на него, и если оно будет мне по-прежнему нравиться, я его возьму».

Интересно, почему у вас в семье так заведено: Владимир Валентинович готовит, а вы занимаетесь мужской работой — ремонтом, строительством?

В. А.: «Ничего особенного. Володя родился в Баку, там все мужчины готовят. Он это любит, сам покупает продукты, разбирается в них, у него получаются очень вкусные блюда. Ну, а я занимаюсь всем остальным — ремонты, уборки, стирки, да мало ли что еще. Главное, что нас это устраивает».

Жизнь после «Оскара»

1980 год. Голливуд. «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм» получила картина Владимира Меньшова «Москва слезам не верит»!" — сообщил ведущий самой престижной кинематографической церемонии. С Меньшовым тогда конкурировали корифеи — Франсуа Трюффо, Акиро Куросава, Иштван Сабо, Карло Сауро. Но победил он, никому не известный в Голливуде советский режиссер.

И его картина, и его жена — исполнительница главной роли — мгновенно стали известны всему миру. К сожалению, сам мэтр остался в стороне от собственного триумфа — он был невыездным, и премию за него получил советский атташе по культуре.

Слава изменила вас?

В. А.: «Не думаю. Когда артист получает «Оскар», он моментально становится во сто раз дороже. А у меня как была ставка в кино двадцать пять рублей, так и осталась. Да, популярность выросла. И еще мы поняли, что друг познается не в горе, а в радости. Многие люди, которых мы считали друзьями, отпали — из-за сумасшедшего успеха нашей картины. За год ленту посмотрели девяносто миллионов зрителей. Тем не менее мы с Володей получили много косых взглядов и критики. Меньшов делал фильм для своей страны — как нам казалось, очень искренний, очень добрый, а критика и коллеги его топтали. И когда Володя получил «Оскар», я испытала огромную радость за своего издерганного, измученного мужа. Жизнь показала, что это было справедливо! Фильм стал феноменом — он попал в генетический код нации. Ведь ему уже почти тридцать лет, а зрители по-прежнему любят его. Больше скажу. Он открыл Россию для всего мира. Рейган два раза пересматривал фильм перед встречей с Горбачевым — чтобы лучше понять русского человека.

Что касается личной известности… Да, писали много писем. Но не могу сказать, что меня сразу стали узнавать на улице. Кроме того, я люблю меняться и после премьеры перекрасила волосы в другой цвет. Когда я поехала на Бельгийский фестиваль получать приз за лучшее исполнение женской роли, встречающий меня не узнал: я стала блондинкой с длинными волосами. На Западе же не принято менять имидж, в котором ты прославился. Он остается на всю жизнь".

У многих актеров есть фобии: кто-то боится нечисть играть, кто-то отказывается в гроб ложиться. У вас есть такие ограничения?

В. А.: «Ну-у-у, мне не предлагали такого ни разу. Может, и испугалась бы. А так, совсем абстрактно, представить себе я не могу».

В картине «Зависть богов» вы сыграли в очень смелой, откровенной сцене. Не страшно было решиться на такое?

В. А.: «Нет. Изначально все в съемочной группе понимали: если в сценарии говорится о взрослой любви, камера не будет стыдливо уходить в темноту. Одно знаю точно: если бы фильм снимал не мой муж, я бы обговорила все нюансы. А так я знала, что Володя покажет все достойно: красивое покажет, а некрасивое спрячет».

Театр имени Пушкина, где вы служите, долгое время был не самым популярным местом у людей искушенных. Он позволил вам полностью реализоваться?

В. А.: «Я играла прекрасные роли в этом театре, я выросла в нем как актриса. Но я уверена: чтобы полностью реализоваться, недостаточно играть в театре. Нужно быть занятой в кино, на телевидении».

А чем вы сейчас занимаетесь?

В. А.: «Сейчас я снимаюсь в новом многосерийном телевизионном проекте под рабочим названием „И все-таки я люблю“, играю в театре, езжу с антрепризными спектаклями. Так что все как обычно».

Что вам доставляет радость кроме работы? Например, какая вам нравится музыка, книги, живопись?

В. А.: «В разное время меня привлекают разные вещи. Это зависит от настроения — так же, как в одежде и духах. Если брать музыку, то очень люблю Морриконе, Нино Рота, Чайковского. С удовольствием читаю мемуары, они бывают удивительные. Иногда перечитываю классику, а вот когда сильно устаю, беру детективы… Что касается живописи…

Я всегда любила Эль Греко, картины которого знала только по репродукциям. Когда в музее Прадо я увидела их в оригинале, они оказались темнее и мрачнее — совсем другое восприятие. Вообще, мне нравятся очень разные художники — Перов, Шишкин, Климт… И вот что удивительно: то, что ты читаешь, видишь, слушаешь, отражается на роли, над которой работаешь в данный момент. Ничто не проходит бесследно".

А путешествовать вы любите?

В. А.: «Да, обычно мы куда-то ездим вместе с мужем. Очень люблю море, пассивный отдых — лежать на пляже, смотреть вдаль и думать о чем-то своем. А вот Володя больше двух дней такого покоя вынести не может — сразу начинает меня куда-то тащить».

Интересно, какой у вас внутренний возраст?

В. А.: «У меня его нет. С цифрами себя особо не связываю. Но и возраста своего не скрываю. Какой смысл? О популярном человеке всегда все известно. Зритель все равно хорошо считает».

У вас двое внуков — Андрей и Тася. Комфортно чувствуете себя в звании бабушки?

В. А.: «Отлично. Я с удовольствием общаюсь с ними, правда, слишком мало из-за моей занятости. Но когда они приходят к нам в гости, то играю с ними в прятки, прыгаю, рассказываю сказки. Внук сам сочиняет пьесы, ставит маленькие спектакли, а мы смотрим. Тася у него актриса, он ею командует. Они называют меня Верой, но каждый в свое время с удивлением открыл для себя, что я — бабушка. Просто не хочу, чтобы меня так называли. А против того, чтобы фактически быть бабушкой, ничего не имею. Внуки — это наше продолжение и наше счастье».