Архив

Владимир Балон: «Физиономия у меня не советская, поэтому играю негодяев»

Он чемпион мира по фехтованию и вложил клинок в руки Олегу Стриженову, Юрию Яковлеву, Михаилу Глузскому, Олегу Ефремову, Иннокентию Смоктуновскому, всем мушкетерам, всем гардемаринам

Однако сам себя предпочитает называть актером. Большинству стал известен как гвардеец кардинала де Жюссак из «Трех мушкетеров», непримиримый враг д’Артаньяна. Недавно Владимир Яковлевич Балон закончил сниматься в фильме «Возвращение мушкетеров». О новом фильме, о дружбе и о фехтовании в кино «МК-Бульвар» побеседовал с легендарным постановщиком трюков в домашних декорациях.

6 февраля 2008 17:58
1748
0

Однако сам себя предпочитает называть актером. Большинству стал известен как гвардеец кардинала де Жюссак из «Трех мушкетеров», непримиримый враг д’Артаньяна. Недавно Владимир Яковлевич Балон закончил сниматься в фильме «Возвращение мушкетеров». О новом фильме, о дружбе и о фехтовании в кино «МК-Бульвар» побеседовал с легендарным постановщиком трюков в домашних декорациях.

— Владимир Яковлевич, на ваш взгляд, зрители, которые помнят еще старых мушкетеров, не разочаруются, когда увидят новых?

— Всякое может быть. Основные роли же в фильме принадлежат молодым актерам. А зритель, придя в кинотеатр, будет ждать встречи с теми, кого он давно полюбил. Я представляю их состояние! Хотя то, что шесть человек через тридцать лет еще живы-здоровы и что-то делают на экране, — уже событие.

— Правда, что деньги на фильм, пять миллионов долларов, выделил олигарх, большой фанат «Трех мушкетеров»?

— О сумме я не знаю, но у нас все было достойно. Если при съемке «Трех мушкетеров» режиссер в номере отеля сам шил подвески, то здесь присутствие денег ощущалось. Во Львове в нашем распоряжении были сауна, круглосуточный ресторан, на съемки нас возили на роскошных «Мерседесах»… Человек, который спонсировал картину, действительно по-настоящему влюблен в тех «Трех мушкетеров». И перед съемкой он поставил условие: «Если эта пятерка будет сниматься, то я даю деньги». Поэтому мы подписали контракт.

— Вы играете врага Михаила Боярского, с которым в жизни дружите. Боярского можно назвать вашим самым лучшим другом?

— Вне всяких сомнений! Когда Миша в Москве, он практически живет у меня. В моей квартире у него есть отдельная комната, где он ночует. Я могу показать вам телефонные счета. В день я звоню Мише раз пять, и он столько же. В 12 ночи у нас традиционный созвон, каждый из нас рассказывает, как он провел свой день. Расстояние при этом не помеха. Миша может звонить и с Мальдив, и из Израиля, и из Египта… Каждое лето дней на 10 мы уезжаем к нему на дачу под Питером. Там паримся в бане, общаемся, выпиваем.

— На ваш взгляд, профессиональный фехтовальщик сможет определить, что в кадре вы лучше всех?

— Конечно, это видно. Хотя мне приходится опускать свой уровень, чтобы играть со всеми в одну игру. Когда снимали «Трех мушкетеров», то никто ни о чем не задумывался, все делалось с чистого листа. Рисковые ребята все схватывали на лету, и это тут же выдавалось на экран. Я был рад, что мушкетеры делают все достойно.

— Молодые актеры сегодня приходят к вам более подготовленными?

— Отнюдь. Сегодня сценическое фехтование в театральных институтах преподают люди, которые никогда в жизни сами не фехтовали. На эту картину ко мне пришел Антон Макарский и говорит: «Вы только покажите, что нужно делать. Я запомню и сделаю». А я ему: «Так не годится. Ты должен все пропустить через себя. А это можно сделать, только когда почувствуешь, что такое настоящее фехтование, когда начнешь бояться получить укол». А обычно актеры все запоминают, а потом показывают зрителям разученные движения. Получается такой танец зайца на барабане.

— Кто ваш самый лучший ученик?

— Конечно, Мишенька Боярский. И Антон Макарский. На мой взгляд, он уже догнал молодого Боярского. Антон в прекрасной физической форме, хорошо двигается, танцует. Во время учебы ему безумно хотелось превзойти Боярского. То же самое происходило и на «Гардемаринах». Я видел состояние Сергея Жигунова, который всеми правдами и неправдами вытягивал из меня знания. Жигунов все время хотел выиграть у Боярского. Помню, во время съемок «Гардемаринов» мы сидели втроем. Поначалу было все очень мило, потом Жигунов с Боярским стали на руках мериться силой, затем стали бороться, и кончилось это тем, что они стали размазывать друг друга по стенкам гостиницы в Твери. Но Мишка не уступил, хотя Жигунов был тогда совсем молоденький.

— Почему все хотят превзойти Боярского?

— Наверное, потому что в свое время каждый из них воспринял образ д’Артаньяна как эталон.

— Вас называют актером, спортсменом и постановщиком трюков. Кем вам быть приятнее?

— Мне посчастливилось вложить клинок в руки Олега Стриженова, Юрия Яковлева, Михаила Глузского, Олега Ефремова, Иннокентия Смоктуновского, всем мушкетерам, всем гардемаринам… Но самому мне очень лестно, когда зрители и коллеги называют меня актером. Я пришел в кино случайно. Это было в 1961 году, я только что переехал как спортсмен из Питера в Москву. В это время запускалась «Гусарская баллада». И ребята-фехтовальщики, которые были задействованы в этом фильме, вспомнили обо мне. Меня поселили в один номер с Николаем Афанасьевичем Крючковым! Для меня это было все равно что жить рядом с Господом Богом! Тогда я еще не осознавал, что кинобацилла попадет в меня… Но получилось так, что Эльдар Александрович Рязанов меня заметил. И пригласил сниматься в фильм «Дайте жалобную книгу», а после пробовал на роль в «Берегись автомобиля», которую в дальнейшем сыграл Андрей Миронов.

— Чаще всего вам дают отрицательные роли…

— Я всегда этому удивлялся. Но режиссеры мне говорили: «У тебя же не советская физиономия! Ты же такая белая кость». Я сыграл и белогвардейцев, и немцев, и международных авантюристов, а в «Марше Турецкого» мне досталась роль мафиозо. Как-то Николай Крючков, встретив меня на «Мосфильме» (я тогда играл в «Чертовой дюжине» международного афериста), сказал: «Ты играешь живого человека! Раскусил, что отрицательного персонажа надо играть положительно». Это для меня было высшей наградой.

— Читала, что в 60-е годы вы были популярны в Ленинграде как стиляга и модник, который ведет бурный образ жизни…

— Да, я был стиляга. У меня были свой парикмахер и свой портной. Парикмахер делал мне модный кок, а портной шил костюм: пиджак с широкими плечами и узкие брюки. Из-за границы я привозил ботинки на большом каучуке и каждый вечер после тренировок надевал все это вместе с ярким галстуком и выходил на Невский проспект, который мы называли Бродвеем. Оттуда же вышел и Илья Резник, с которым мы каждый вечер сталкивались. Я был уже чемпионом СССР, меня знала вся актерская богема. Когда же я решил переехать в Москву, то мне поставили условие: «Если уедешь, то мы тебя за всю твою аморалку дисквалифицируем, и ты будешь в Москве никто. А если останешься, то не будем пинать». Но я сказал, что не считаю себя в чем-то виноватым, и уехал.

— Со своей женой Джеллой вы вместе уже 46 лет. На ваш взгляд, чья это заслуга: ваша или супруги?

— C Джеллой в Саратове меня познакомил актер Игорь Дмитриев. Я только что выиграл первенство Союза, а она гастролировала как солистка ансамбля «Березка». Джелла была очень естественной, натуральной и симпатичной… А что касается семейной жизни, то не нужно превращать ее в один быт. Нужно поддерживать легкость отношений. Допустим, жена ничего не успела приготовить — и на ужин второй день макароны. Можно закатить истерику, а можно сказать, что мечтал о макаронах с утра. И незаметно посыпать их сыром. И все опять хорошо.

— Ваш день рождения совпадает с Днем защитника Отечества. Для вас это удобно?

— Я терпеть не могу отмечать свой день рождения. Но 23 февраля об этом почему-то все вспоминают. Особенно никому не давало покоя мое 70-летие. Все спрашивали: «Как ты будешь справлять юбилей?». А я никак не хотел. В тот день был чемпионат по хоккею, который я уселся смотреть. Позвонил Мишка: «Ты точно не будешь справлять?». — «Нет, конечно», — ответил я. И вот сижу небритый, жена — в другой комнате тоже смотрит телевизор. Часы бьют 12 ночи, и жена говорит: «Там пацаны орут под окнами, наверное, из нашего дома, глянь, кажется, тебя хотят поздравить». Я выглядываю в окно, а там Старыгин, Боярский и Смирнитский — оказывается, они договорились. А у нас даже на стол толком нечего поставить. В итоге мы сидели вчетвером до утра, пили чай, смеялись, вспоминали нашу молодость. Это был лучший день рождения в моей жизни!