Он мечтал увидеть больших чудесных бабочек. А самыми грациозными животными считал бегемотов. Жену и тещу звал Младшей кенгуру и Старшей кенгуру. И всегда хотел жить там, откуда видны крыши. Мальчишка, максималист и мечтатель. Попробуйте представить его старым — не получится. Он остался в памяти худеньким мальчиком с ясными глазами.

Мы познакомились с Лизой Даль незадолго до шестидесятилетия со дня рождения Даля. Она могла говорить о нем часами — без надлома, без горестного пафоса, зато с таким трепетом и нежностью, будто он здесь, где-то рядом, живой, теплый, родной. Просто вышел за хлебом и нет его долго-долго… Она не скучала, нет, она просто продолжала жить вместе с ним, считая дни, минуты, годы до заветной встречи. В 2003 году она ушла к нему. Боюсь строить предположения, но мне кажется, сделала это легко и радостно.

СЫГРАТЬ — И УМЕРЕТЬ!

Их свели шекспировские страсти. В 1969 году Олег Даль играл роль Шута у Козинцева в «Короле Лире». А Лиза работала там же монтажером.

Уже после свадьбы Даль рассказывал, что, впервые увидев ее в каком-то коридоре, сразу подумал: «Это будет моя баба». Романа на «Короле Лире» у них не случилось. Но вот что удивительно — едва они познакомились, Лиза ни с того ни с сего сказала Олегу: «Приходи ко мне в Ленинграде, я покажу тебе, что такое счастье». И потом сама себе удивлялась — почему, с чего вдруг ей захотелось подарить этому человеку ощущение счастья?

Потом Олег приехал в Питер и позвонил Лизе. Спросил: «Что делаешь?» — «Пьем водку с Довлатовым. Приходи», — сказала она. Они сидели втроем, Лиза видела, что Даль хочет пересидеть Довлатова, а Довлатов — Даля. И она шепнула Олегу на ухо: «Уходите вместе, но ты возвращайся». И увидела по его глазам, что это ему ужасно не понравилось. Позже, узнав Даля близко, поняла, что он не любил и не умел хитрить. Даже в мелочах. Так вот: Олег Даль с Сергеем Довлатовым ушли вместе, а потом Даль позвонил Лизе из автомата. Спросил очень строго: «Ну и что ты скажешь?» Она сказала просто: «Приходи». И он пришел.

Леонид Каневский как-то пригласил их к себе на день рождения в «Арагви». Олег тогда был «в завязке», а вот Лизе постоянно кто-то подливал. И она напилась, что случалось, может, раза три в ее жизни. Вечером, провожая его, на вокзале устроила скандал со слезами. Наутро даже не могла вспомнить, из-за чего. Но первое, что сделал Олег, сойдя с поезда, — позвонил ей в Москву: «Лизка! Вчера ничего не было. Забудь». Он сам хорошо знал, что такое чувство стыда по утрам…

Лиза ДАЛЬ: «Он не терпел фальши и лжи. Сам был безукоризненно честен. Мы прожили почти одиннадцать лет, я знаю его досконально, но все равно Олег для меня — полная загадка. В одном я уверена точно: он был очень сильным человеком, хотя в это мало кто верит. Всегда сам принимал решения и никогда их не менял. Переубедить его было практически нереально».

Благодаря этому качеству Даль мог так и не сыграть одну из лучших своих ролей в кино. Шел 1975 год. В Доме творчества под Ленинградом до Олега дошли слухи, что режиссер Виталий Мельников пробует артистов на роль Зилова, собираясь снимать «Утиную охоту» Вампилова. В свое время Даль был знаком с Вампиловым, мечтал об этой роли. Как-то утром Олег и Лиза пошли завтракать в местную столовую, народу много, вокруг все знакомые… И вдруг обычно скромный, даже тихий (пока дело не доходило до конфликта) Даль, ни к кому конкретно не обращаясь, на весь зал произнес: «В Советском Союзе есть только один артист, который может сыграть Зилова. Это Даль!» Лиза была потрясена, подумала даже, что с ним что-то случилось. Потом они молча поели и ушли. Прошло два года, и все это время шли пробы — приглашали кого угодно, только не Олега. Он мучительно переживал и ждал, что его позовут. Когда наконец раздался звонок и Лизе сообщили, что Даль утвержден на роль Зилова без проб, у нее сжалось сердце. Она понимала, что уже поздно. Он откажет, и скорее всего грубо. Слишком долго тянулось ожидание, он гордый человек, и он уже принял решение. И действительно, Олег отказался.

Лиза: «Спустя несколько дней рано утром раздался звонок в дверь. Открываю — на пороге стоит Мельников. Я оставила их с Олегом наедине, минут сорок они разговаривали. А потом Олег сказал мне: „Собирай вещи, через два дня мы едем в Петрозаводск на съемки“. То есть режиссер сам, лично сел в поезд, приехал в Москву и прямо с вокзала пришел сюда. Олег был настолько не избалован таким отношением, что согласился. Вот один из редчайших случаев, когда он изменил свое решение».

Даль действительно умел говорить «нет». Дома в туалете лежала пухлая стопка сценариев — роли директоров заводов, секретарей парткомов. Он не играл их. Его родная сестра раздражалась: «Ну что такое! Опять „Король Лир“! Прессы нет, звания не будет. Кому это нужно — сказки твои, Шекспир?» Она была партийная дама и не могла понять брата. А он в шутку называл себя «инородным» артистом, в пику другим — народным… Его поступки действительно порой трудно было понять и объяснить. Иногда в них сквозило мальчишество и эпатаж. Вот, например, история, которую вспоминала Любовь Полищук: «Однажды во время съемок лежим мы на пляже, вдруг все головы поворачиваются в одну сторону: из гостиницы выходит Даль. Одет он был в потрясающий джинсовый костюм, но на ногах у него — шлепанцы и шерстяные носки. И все на эти носки смотрят. Что делает Даль? Он подходит к морю, небрежно сбрасывает шлепанцы и носки, прямо в костюме заходит в море, плавает, потом выходит, надевает шлепанцы и, небрежно помахивая шерстяными носками, дефилирует в гостиницу. У всех просто челюсти отвалились!»

Но были и более серьезные ситуации, когда поведение артиста многим казалось необъяснимым. Он с легкостью отказывался от самых, казалось бы, замачивых ролей. Эльдар Рязанов предлагал Далю попробоваться на Женю Лукашина в «Иронии судьбы». Роль Олегу понравилась, но он ответил: «Я для нее слишком моложав и смазлив. Что бы я ни сделал, не получится, сами увидите». И все-таки Рязанов вызвал его на пробы, они смотрели отснятые кадры, заливались хохотом, но оба пришли к выводу, что Олег действительно слишком молод. У его мамы не могло быть причин волноваться, почему сын не женится.

С Леонидом Гайдаем они встретились в Ленинграде, в гостинице «Советская». Гайдай сказал: «Олег, Хлестаков?» Даль ответил: «Сыграть — и умереть!» Режиссер подхватил: «И мне — поставить и умереть! Давай?» Но с проб Олег пришел мрачный как туча: «Я все понял — и почему отдали Гайдаю, и почему вообще разрешили снимать. Он будет делать водевиль, а это — трагедия». Даль любил Анатолия Папанова, но считал, что Городничего должен играть по меньшей мере Михаил Ульянов. И сниматься не стал, отказался от роли, о которой тоже мечтал.

Но самой драматичной стала история с фильмом «Экипаж». Когда Александр Митта принес сценарий, Олег сказал жене: «Надо соглашаться, я ведь в Африку поеду (именно там первоначально планировалась часть съемок. — Прим. авт.), я вот таких огромных бабочек увижу!»

Лиза: «Работать начали зимой, группе выделили незагерметизированный самолет, внутри стоял собачий холод. Олег приходил домой совершенно бешеный — из-за Митты. Тот постоянно спорил с консультантами. Летчик объяснял: если на приборной доске горит такая-то лампочка — значит, самолет лететь не может. А Митта твердил, что лампочка эта нужна для пятна. В конце концов Олег получил воспаление легких. Позвонил Митта: «Олежек, мы за тобой заедем, надо один план всего снять, ты должен пройти по салону в бинтах». Олег ответил: «Да я болен! Ты забинтуйся сам и иди. Все равно ничего не видно, одни бинты». На что Митта сказал: «Где ж я твои глаза возьму!» В итоге Олег сниматься отказался. Сначала они немножко поссорились, но потом все решили миром. Материала было отснято немного, да и роль такая, что почему бы ее не сыграть Филатову.

Через какое-то время Леонид Марягин пригласил Олега в картину «Незваный друг». И только тогда обнаружилось, что Далю в течение трех лет запрещено сниматься на «Мосфильме» за отказ от «Экипажа». Олег был страшно удивлен, он ведь даже не был поставлен об этом в известность. Пошел к директору студии киноактера Адольфу Гуревичу выяснять, в чем же дело. Этот Гуревич стал орать прямо с порога: «Да какой вы артист! Вы рвач! Вам только деньги нужны. Когда Крючков приезжает в другой город — движение останавливается. А вас знать-то никто не знает!» Олег спокойно встал — что стоило ему бешеных усилий — и вышел. Вернулся с лицом серого цвета и стал что-то писать, комкать, выбрасывать, снова писать. Он пытался ответить Гуревичу, хотя бы на бумаге. Потом Марягин все же Олега отстоял, но «Незваный друг» стал одним из двух последних фильмов Даля".

ПРОСНУЛСЯ — ЗАГС

Родители никогда не одобряли желания сына стать актером. Отец — крупный железнодорожный инженер, мать — учительница. Оба были категорически против. К тому же в юности Олег сильно картавил. Но когда он сам, без всяких логопедов, исправил свой дефект ради поступления в театральный институт, близкие поняли, что спорить бессмысленно. В своей семье он был абсолютно ни на кого не похож, и не только внешне. Сам говорил — в семье не без урода.

Лиза: «Кем он был сделан как личность, я не знаю, но только не его мамой. Он был великодушен, он любил радовать, но никогда ему не удавалось порадовать свою маму. Когда он что-то покупал ей, она сразу начинала ворчать и ныть: «Во-от, лучше бы питались хорошо, мне это не нужно, у меня все есть». Его это страшно раздражало. Но я считаю, что мне со свекровью повезло — она любила только себя. Его она не любила — по крайней мере внешне это никак не проявлялось. И никогда ко мне не ревновала. Только все время твердила: «Зачем нужно было разводиться, чтоб потом везти жену из Ленинграда? Я вот вышла замуж, мужа не любила, но всю жизнь с ним прожила». Однажды я не выдержала: «Мне кажется, вы не только меня не уважаете, но и сына тоже». А она возьми да и скажи: «А за что мне его уважать? Что это за профессия — кривляться перед людьми!»

В личной жизни Даля поначалу тоже ничего не клеилось. Первый брак с актрисой «Современника» Ниной Дорошиной так и не успели оформить. Но свадьбу сыграли. И она стала развязкой их молниеносного романа. Нина долгое время была возлюбленной Олега Ефремова, и там же, на свадьбе, властитель дум усадил невесту к себе на колени со словами: «А любишь ты все-таки меня, правда, лапуля?» Олег как зомби слонялся по квартире на собственной свадьбе, потом исчез на несколько дней. Семья не состоялась.

Вторую попытку он предпринял с Татьяной Лавровой. Они поженились, но до самой смерти Татьяна Евгеньевна наотрез отказывалась вспоминать о совместной жизни с Далем. Да и длилась она недолго — всего полгода. Лизе Олег никогда не говорил о своих женщинах. А она не спрашивала.

Лиза: «Моей маме он сказал о Тане только одну фразу: «Она была злая». Больше я ничего не слышала. После смерти Олега мы немножко общались. Она была здесь на девять и на сорок дней. Потом я ей позвонила, когда задумала выставку в ермоловской квартире. Спросила, не хочет ли она что-нибудь на эту выставку отдать. Таня как-то очень зло сказала: «Чтобы делать выставку, надо иметь что выставлять». Больше мы не общались.

Олег был совершенно несовременный человек. Он меня потряс, когда после первой нашей ночи, разбудив мою маму в пять утра, стал просить моей руки. Для меня это было дико, я спросила: «Зачем сразу в загс?» Он заявил: «В этой стране надо жить по закону. Мы будем много ездить, жить в гостиницах. Селиться в разных номерах, что ли? Это оскорбительно. Так что будь добра, пока я буду на гастролях, оформить свой развод. Я вернусь, и мы подадим заявление». Это было так неожиданно услышать от артиста, обычно они очень легкомысленны в этом отношении.

У меня никогда не было повода его приревновать или заподозрить что-то. Мы ведь практически не расставались. На съемки он всегда брал меня с собой, только на заработки с «кинопропобандой — так он называл Бюро кинопропаганды» — Олег ездил один. Может, и были у него женщины, но я об этом никогда не слышала. Только один раз у нас зашел разговор. Олег не пускал меня работать, и в какой-то момент я сказала ему: «Представь себе, вдруг ты кем-то увлечешься, всякое бывает. А я без работы, как я буду жить? Может, мне все-таки пойти работать?» Он как-то странно улыбнулся и ответил: «Если я увлекусь, в чем я очень сомневаюсь, ты первая об этом узнаешь, у тебя будет время». Когда готовили статью об Олеге для кинословаря, мне прочитали текст: «Олег за всю жизнь любил только одну женщину». Я запротестовала — это, пожалуйста, не пишите, таких вещей никто не знает. Зачем же так? Наверняка он любил и Таню, и Нину какое-то время.

Первые годы мы не думали о детях. Но когда я почувствовала, что Олег хочет ребенка, я тоже захотела. И при всем моем отношении к гинекологам — я никогда к ним не хожу — все-таки пошла. Врач сказал, что все в порядке. Но у нас ничего не получалось. Как-то мы жили у Шкловских на даче, а рядом — Евтушенко. Они ведь с Галей усыновили мальчика. Тогда у нас родилась мысль тоже усыновить. Мы с Олегом придумали: уедем на год, чтоб никто, кроме Оли, даже его мама, не знал, что это не наш ребенок. Но потом моя ленинградская подруга — врач-педиатр — меня отговорила это делать. Однажды Олег на встрече со зрителями на записку «Есть ли у вас дети?» ответил: «Не знаю, может быть, и есть». Тут же были порваны все отношения с обществом «Знание», которое организовало встречу. Его обвинили в безнравственности и аморальности".

НЕЛЮБОВЬ

Режиссерам было трудно работать с Далем, он всегда спорил, если ему что-то не нравилось. На съемках «Человека, который сомневается» режиссер Леонид Агранович был в шоке — как это Олег, совсем мальчишка, диктует ему свои представления о роли. Позже в интервью Агранович признался: «Я понял, насколько выиграл фильм от того, что я пошел на поводу у Даля».

Несмотря на зрительские восторги, Олег терпеть не мог фильм «Земля Санникова», даже смотреть целиком не захотел.

Лиза: «Изначально был замечательный сценарий, Олег читал его дома вслух, мы хохотали. Потом начались безумно глупые и тяжелые съемки. Два режиссера — в дневнике у Олега они своими словами названы — оба абсолютно непрофессиональные. Не говоря уже об операторе… Я не могу даже его вспоминать, у него всегда сопля из носа висела, извините, Катя. Фильм совершенно исковеркали.

Во-первых, заменили песни Олега. Он записал энное количество дублей так, как ему казалось правильным. Но требовали записывать еще и еще. Олег сказал: «Все, больше я дубли петь не буду». Ему названивали, уговаривали — ни в какую. Он считал, что спел в образе и перепевать не нужно. В итоге поругался с композитором. И тогда его решили заменить. Анофриев позвонил нам домой, спросил, согласен ли Олег. Он ответил: «Если уж кого-то выбирать, то пускай это будешь ты». Судьба песен была решена".

Даль не мог позволить себе халтуры. Уже работая в Театре на Малой Бронной, он репетировал две пьесы Радзинского, в которые сразу влюбился. Аж вибрировал весь, играл на грани остановки сердца. Но однажды на вечерней репетиции случайно оказался в туалете одновременно с постановщиком спектакля — Дунаевым, главным режиссером театра. И через стенку услышал, как Дунаев громко зевает. Ему скучно было, хотелось поскорей закончить репетицию — и домой. Через пару дней Олег сообщил жене: «Я ушел. Я так работать не могу». Он был максималистом во всем, до последней ноты. Именно тогда Эдвард Радзинский нашел потрясающе точную формулу для Олега Даля: «Он был болен одной из самых прекрасных и трагических болезней — манией совершенства». Хотя многие, в том числе и Галина Волчек, считали, что налицо мания величия.

Лиза: «Волчек Олега вообще не любила. Он никогда не мыл ей машину, не выполнял ее заказов. Он был неудобен. Она только очень много обещала и ничего не выполняла — даже в мелочах. Когда мы переезжали из Ленинграда и надо было перевозить вещи, театр как раз был там на гастролях, им ничего не стоило забрать наши скудные пожитки в Москву. Нет, ничего подобного… Олег Галю тоже не любил. Главное, чего он не смог ей простить, — она не отпустила его из Москвы на похороны Козинцева. Ведь Козинцев был единственным его режиссером на все сто».

Григорий Козинцев Даля действительно обожал, доверял ему, прощал многое. Терпеть не мог пьяных актеров, но Олега даже за выпивку не упрекал. Как-то его спросили, почему Далю можно то, чего другим нельзя. Козинцев ответил: «Мне жаль его. Он не жилец».

УХОДЯЩАЯ НАТУРА

О том, что Даль предчувствовал свою смерть и довольно часто говорил о ней, многие вспомнили только на похоронах. Мимолетные фразы, «прощай» вместо «пока», приснившийся и зовущий его Высоцкий… Таких деталей десятки. Они сразу выстроились в логическую цепочку. Плюс депрессии, плюс водка. Он-де был «зашит» и сознательно приблизил свою кончину, выпив лошадиную дозу алкоголя. Потом и вовсе заговорили о самоубийстве.

Но Лиза до конца своих дней была убеждена, что Олег никогда бы не сделал этого. Он очень любил жизнь. Да и «зашит» он тогда не был.

Лиза: «Когда мы с Валей Никулиным привезли его сюда из Киева, я хотела сделать посмертную маску. Но жена Влада Заманского очень набожна, она сказала, что лицо трогать нельзя. Я стала просить: „Ну руку! У него ведь потрясающие руки, хотя бы кисть можно сделать“. Тогда Валя позвонил знакомому скульптору, тот предупредил: „Лиза, я никогда этого не делал, но я попробую“. И на сорок дней принес слепок — удивительную, совершенно живую, знакомую руку…»

По воспоминаниям знакомых, после смерти мужа Лиза никогда и нигде не тусовалась. Не играла роль безутешной вдовы. А последнее время редко выходила из дома. Но на могилу Олега наведывалась регулярно и всегда встречала там людей. «Люди Олега не отпустили», — любила повторять она.

Как-то раз на кладбище к ней подошла незнакомая девушка и сказала: «А вы знаете, что Олег Даль — любимый актер Олега Меньшикова? Огромный портрет Даля висит у него в кабинете». А накануне Нового года Лизе и Лилии Бернес, вдове Марка Бернеса, вдруг позвонили и предупредили, что сейчас к ним в гости придет Дед Мороз. «Вы просто сядьте за стол, — сказал незнакомый голос, — и ждите».

Лиза вспоминала: «И вот мы сидим и хохочем: какие же мы две старые дуры, ждем чуда. Сейчас придет пьяный Дед Мороз, будет тут падать лицом в салат». И раздался звонок в дверь. На пороге стоял Олег Меньшиков с двумя букетами цветов. Принес с собой еду, выпивку, новогодние подарки. Они долго сидели и разговаривали. Вернее, Олег больше слушал. На прощание шепнул на ухо Лизе: «Для меня Олег Даль — недостижимый идеал».

Лиза: «Когда я рассказала об этом Мише Козакову (мы с ним выросли в одном питерском дворе), он мне не сразу поверил. Мол, Меньшиков — блестящий актер, но он из тех, кто сохраняет дистанцию. У него — кабинет, секретари, референты, обслуга. Невозможно дозвониться. Он всегда далеко, высоко. А тут… Значит, и его Даль не отпускает. Хотя эти Олеги друг друга в глаза не видели».