Аркадий Райкин, Иосиф Кобзон, Арутюн Акопян, Аида Ведищева, Марк Бернес, Муслим Магомаев, Мария Миронова. Столь разных людей объединяет один человек — легендарный директор концертных программ Энгелина БОЧАРОВА, которая помнит такое количество необычных историй из жизни звезд советской эстрады, что хватило бы не на одну книгу.

Cовет Министров, Госплан, артель «Рога и копыта»… Только четыре раза в год эти организации становились равны друг другу — как минимум в своем желании отметить праздник Первомая или День Победы со свистом и грохотом. Ну, а какая пляска в советское время без Зыкиной или Аркадия Райкина?

Все НИИ и заводы, как только приближалась «красная дата», искали выходы на этих артистов. И конечно, все они попадали к Энгелине.

Энгелина Бочарова: «Я вам расскажу, что это была за профессия — «делать концерты». Достаешь машину, едешь за артистом, везешь на площадку — вот и весь секрет хорошего настроения у какого-нибудь «НИИ бешеной коровы» на празднике Первомая.

Какие организации я обслуживала? Да все, что на улице Горького! Весь этот пятачок был мой! Без исключений! И Госплан, и Горгаз, и артель «Красная синька» на праздники хотели радоваться. А без меня как порадуешься? Им же артисты нужны.

Конечно, в эти дни у бедных знаменитостей была не жизнь, а сплошные переезды с одного праздника на другой.

Вспоминаю такой случай, связанный с Аркадием Райкиным. Перед очередным концертом заезжаю я за ним в гостиницу «Москва» — он 510-й номер занимал. Широко по организациям он не выступал, но иногда соглашался. Я за ним заехала, мы отправились на площадку, выступили, перебрались на другую, выступили. Короче, спустя время он, уже измочаленный, говорит: «Энгелина, я тебя прошу, остановись около «Метрополя». Я очень удивилась: чего останавливаться? А он сел в автомобиле на пол, достал бутылку коньяка и из горлышка стал пить. Понимаете? Другой возможности расслабиться у него не было! В гостинице же все подглядывают: а-а-а, Райкин глоток коньяку выпил!

Маленький такой жареный фактик, а из него раздуют что кому придет в голову. Или в партком настучат. Он же тоже это понимал! Вот и приходилось прятаться от посторонних глаз".

ЧАЙНЫЙ САМОВАР

Судя по рассказам Энгелины, то, как артисты скрывали свою потребность выпить, часто превращалось в настоящий спектакль!

Энгелина: «Помните такого артиста Сергея Филиппова? Высокий, нос крючком, сам гениальный, но пьяница — стра-а-ашный! Каждый администратор от него водку прятал. А я знала: если он не выпьет, то может и не выступить. С другой стороны, перепьет — тоже не выступит, упадет. Следить надо было в оба глаза. Но однажды Филиппов меня провел.

Дело было на стадионе, где выступала сборная «солянка» артистов кино. Поскольку никаких кулис, как вы понимаете, на стадионе не предусмотрено, те, кто ждал своей очереди, стояли у футбольных ворот. Филиппов выступал одним из последних. Помню, дул сильный ветер. Филиппов поежился и попросил чаю. Ему принесли стакан в металлическом подстаканнике. Я смотрела на него и радовалась, какой он дисциплинированный. Стоит артист, пьет чай, помешивая сахар ложечкой, дует на воду. Потом ему принесли самовар, он стал себе подливать. Все были довольны, и я тоже, пока Филиппов не упал. Оказывается, в тот самый самовар он себе коньяку налил и весь выдул. Голь на выдумки хитра!"

ТРИ КИТА

Все артисты, с которыми работала Энгелина, — без сомнения, люди уникальные. Даже те, кто был высокомерен и общался с окружающими свысока. Но Бочарова никого не осуждает: таланты — они имеют право позволить себе капризы!

Энгелина: «Мария Владимировна Миронова и Александр Семенович Менакер — родители Андрея Миронова — никогда не выступали в сборных концертах, никогда! Хоть убейте! Им ничего не надо. Ни ставки в шесть рублей, ни в шестнадцать, ни-че-го! Лишь когда открывался Дворец культуры „электролампочки“ (энергетический институт), они, не знаю каким образом, согласились! Вот только нрав у Марии Мироновой был не сахар. Одна бровь всегда приподнята, глаз прищурен, и всегда свысока на тебя смотрит. Александр Семенович — тот был другой человек, со всеми разговаривал. Сын Андрей в него пошел».

Энгелина привела эту семейную пару в пример, потому что они как раз были исключением в эстрадной круговерти, а все остальные к ней стремились. Вообще за артистов всегда шла суровая война. Госконцерт, Москонцерт и Росконцерт — вот три кита, которые между собой соперничали. Москонцерт — выступления по Москве, Росконцерт — гастроли по России, а Госконцерт — только заграничные вояжи. Эти три организации воровали друг у друга артистов. Вне конкуренции был только Госконцерт…

Энгелина: «Артисты туда сами бегали, чтобы их только за рубеж отправили. Неважно, в какую страну, все равно обогатишься. Ну, а уж если ты попал в капстрану — считай, что в рай. Лучше рая была только Япония».
Эпоха дефицита рождала загадочное для многих слово «блат». Если у тебя появлялся блат, ты чувствовал себя настоящим человеком.

А какая власть была у тех, кто соприкасался с эстрадой?

Энгелина: «У тебя появлялась красная книжечка. Красные книжечки тогда у кого были? У КГБ, МВД и у эстрады. Надо куда-нибудь пройти сквозь оцепление, куда никого из простых смертных не пускают, — ты подходишь, открываешь свою книжку, а там написано: «Товарищ Тютькин. Работает в должности оперативного уполномоченного по МГТЭ».

Оперативный уполномоченный — мама дорогая! Руку под козырек — и пропускают. Может быть, это филиал КГБ. Никому и невдомек, что у нас на эстраде были штатные единицы оперативных уполномоченных Мосэстрады.

У меня такая профессия, что, куда я ни приду, я там сразу должна стать своим человеком, иначе договор на проведение концерта не заключишь. В чем специфика? Ты приходишь в какую-то организацию, а тебя не принимают. Вежливо откланяйся и войди через окно. Через окно не принимают — войди через форточку. Если уж и тогда не примут — значит, им праздник действительно не нужен, но таких организаций не бывает, если только ты пришла не в крематорий в рабочий полдень. Во всех других местах люди хотят радоваться. Твоя задача — подписать договор. Иначе план полетит".

А когда артисты лучше были? Сейчас или тогда?

Энгелина: «В целом, конечно, тогда! Но и в наше время разные категории были. Самые низшие — это так называемые простойники, которые в Москве вообще не работали. Мы им так и говорили: сначала поработай в «Красной синьке», а потом получай филармоническую ставку!

Некоторые из них потом за рубеж уехали, звездами стали. Вот, к примеру, Аида Ведищева… Она же сначала была просто женой Славы Ведищева — знаменитого эквилибриста на катушках. Он работал тогда на эстраде, а Аида — при нем. Когда не было под рукой настоящей певицы, звали ее, ставка у нее была что-то шесть рублей. Это она уже потом со Славой развелась и в Америку уехала. Долго там скиталась. И доскиталась: звездой стала. А тогда мы на нее даже не смотрели.

А вот другой пример, уже настоящего мастера своего дела. Арутюна Акопяна помните? Гениальный человек. Акопяном восторгался лично Леонид Ильич Брежнев. Поэтому Акопян самый первый на эстраде получил звание народного артиста Советского Союза. Тогда это было неслыханно. Артист эстрады и цирка — низкий жанр, и вдруг — народный…

Как он выходил на публику — в цилиндре, смокинге! И даже то, что он плохо говорил по-русски, работало на его имидж. Все думали, он так специально шутит. Он ко мне хорошо относился. Помню, привез мне из Японии куколку. Чтобы Акопян, такой бережливый человек, — и вдруг мне куколку!"

ТАЙНЫЕ ТЕТРАДИ

Все выступления всех артистов тщательно фиксировались в тайных тетрадях с серьезным названием «Спецграфик».

Энгелина: «Спецграфик» — это такая тетрадь толстая, в которой клеточки по дням расписаны: где, когда и какое учреждение праздник отмечает и кто из народных там выступает. В нее не всякий редактор заглянуть мог. Ну как же — военная тайна! Там же написано, когда в Кремле госконцерт будет. Так вот, если очень востребованный артист — ну, как Аркадий Райкин, — может и по пять концертов в день дать. Ну четыре. Мы их потоками называли. Первый концерт в три, потом в пять, семь и девять часов вечера — в общем, четыре потока в день".

А в каких учреждениях в девять вечера концерты начинались?

Энгелина: «А это очень просто. Ранние концерты в самых затрапезных организациях начинали. Перед праздником ведь всегда короткий рабочий день — ну мы и начинаем с…»

…артели «Красная синька»?

Энгелина: «Точно! Запомнили! В «Красной синьке» тоже ведь хотят праздновать, а начинают они работать с семи утра, вот к трем часам дня рабочий день их и заканчивается. Пролетариат! Потом наступает черед всяких заводов или НИИ — эти в пять и семь нас приглашают. Ну, а в девять — уже элитные заведения: госкомитет какой-нибудь, Совет Министров. Их сотрудники жили как аристократы. Они начинали рабочий день только в одиннадцать часов. Поэтому у них все смещалось.

Вообще работа моя была нервная. Но я артистов всех без исключения любила и ради них терпела многое. Даже фельетоны".

ЗВЕЗДА НА «ВОЛГЕ»

А фельетонов в ее жизни тоже хватало. Причем в серьезных газетах, после которых головы порой летели с плеч.

Энгелина: «Как-то Марк Бернес мне говорит: „Геля, сделай гастроли по городам на Волге“. Я спрашиваю: „Чего мы там забыли?“ Марк отвечает: „Волгу“. Просто так достать ее невозможно». — «Давай поедем в Горький, выступим на автозаводе». Договорилась я насчет концерта. Приехала с ним на предприятие. Там, естественно, горды, что Бернес будет выступать. Он им свою просьбу и передал: сделать ему на заказ особенную «Волгу». Белую, с черным козырьком, и чтобы салон — зеленый. Где-то в американском журнале он увидел такой автомобиль. Концерт получился прекрасный, и машину в итоге ему сделали. Однажды на этой машине мы с ним поворачивали на Неглинную, и водитель проглядел светофор. Тут же, естественно, свист, и к нам на капот бросается постовой — машина-то заметная. Прямо на радиатор ложится, как на амбразуру, и свистит. А Бернес плевать хотел на эти свистки. Он высовывается в окно, кричит постовому: «Я тебя сейчас прямо в МУР отвезу, хулиган!» Дает по газам, милиционер руками за капот схватился, чтобы не упасть, а Бернес его и привез прямо в МУР. Естественно, случился скандал. Через несколько дней в одной из центральных газет вышел фельетон «Звезда на «Волге». Я прочитала газету, схватилась за сердце, звоню Марку Наумовичу. Берет трубку его домработница, огромная рыжая такая бабища — Марфа Андреевна. А Марк Наумович жил вдовцом после смерти жены, с маленькой дочкой Наташкой. Жили они на Садовом.

Маленькое отступление: эта Наташка как меня увидит, всегда про Марка Наумовича начинала рассказывать. Однажды говорит: «А я в спальню к папе не захожу». Я спрашиваю: «Почему?» Она отвечает: «Там мамин портрет висит. Я его ненавижу!» Я в ужасе: «Кто так говорит?» А она: «Потому что папа, когда этот портрет видит, всегда плакать начинает». Вот так я узнала, как Марк Наумович свою жену любил.

Так вот, я звоню Бернесу. Марфа отвечает: «Марк Наумович из Москвы уехал, но вам говорить про это не велел».
Я кричу: «Куда он поехал?» — «В Одессу», — гудит Марфа. А где Бернес может остановиться в Одессе? Только в гостинице «Красная». Я звоню туда, слышу в трубке его голос, какой-то смех, кричу: «Марк!» Он сразу насторожился: «Геля? Как ты меня нашла?» Я в ответ: «Марк Наумович, почему вы мне не сказали, что едете в Одессу?» — «Гелечка, прости меня». — «Поздно. Когда у вас концерт?» — «Завтра». — «Немедленно сворачивайте вещи и уезжайте!» — «Что такое, Геля? Почему? Все билеты проданы». Я говорю: «Отменяйте и уезжайте, вам сорвут концерт». — «Почему?» — «А вы что, не знаете? Фельетон против вас вышел: «Звезда на «Волге». Завтра начнете выступать перед публикой, а это же одесситы, кто-нибудь обязательно из зала крикнет: «Марк Наумович, а вы фельетон в газете против себя читали?» Тут вам плохо и станет! У вас же сердце слабое». И вы знаете, он меня послушал! Потому что моя задача была только одна: беречь своих артистов, как детей малых. И я всю жизнь этим занималась.

Однако финал этой истории забавный. Вернулся Марк Бернес в Москву. Выходит на привокзальную стоянку такси, а там в ряд стоят десятки «Волг». По рукам таксистов газета бродит. Увидели водители артиста — и все как один распахнули свои двери: мол, садитесь в любую, везем бесплатно. Понятно? Так они свою солидарность с ним проявили — за то, что тот гаишника проучил. Вот такие были времена и нравы в Москве эстрадной".

ЛЮБОВЬ НАРОДНАЯ

А что такое народная любовь, Энгелина поняла на концерте Муслима Магомаева в 1967 году. Было это снова в городе Горьком. Вся страна отмечала 50-летие Октябрьской революции.

Энгелина: «В тот день Магомаев приехал на концерт в автомобиле «Чайка». «Чайка» тогда была чем-то неслыханным. Как только эта белая птица на колесах появилась на стадионе, где должен проходить его концерт, тут же машину окружили девки, поклонницы. Охраняли Магомаева шесть капитанов милиции. Брали его в кольцо и бежали с ним от машины к сцене, а потом таким же образом от сцены к машине. Конечно, самое тяжелое было не до, а после концерта.

В тот раз Магомаева сразу увели на эстраду, а поклонницы давай всем скопом нападать на водителя. Деньги ему суют. И каждая умоляет: «Ну спрячь меня куда-нибудь под сиденье или в багажник. Я хочу от него ребенка». Представляете, какая истерия нагнетается? Водитель матом их кроет, отгоняет от машины. В итоге они, конечно, ему машину поцарапали — сзади и спереди. И тут меня вызывают. ЧП. Магомаев закрывает концерт песней «Бухенвальдский набат», но публика нынче такая, что может порвать артиста. Надо предпринять какие-то меры безопасности. А какие? И тут меня осенило. Я говорю: «Пусть Муслим не поет последний куплет». Песня известная. Пока поклонницы будут ждать окончания куплета, Муслим успеет соскочить со сцены, добежать до «Чайки» и уехать. Так все и произошло. Магомаев не стал петь последний куплет, побежал к машине. Сел в «Чайку» — и поминай как звали. Поклонницы бросились догонять машину, но… поздно. А если бы догнали, могло и не поздоровиться. Толпа в тот раз такая была — никакая милиция не остановит. Кстати, такие меры безопасности приходилось предпринимать не только с Магомаевым.

Помню, один раз Марк Бернес не успел убежать. В машину-то он запрыгнул, но поклонники авто со всех сторон окружили. Я думала, сейчас его оттуда вытащат, а они подняли машину на руки и понесли, как птицу. Вот такая любовь народная была".