Мы сидим в уютном ресторанчике, болтаем. Олеся сияет так органично и буднично, что ясно сразу — нимба не носит, является «светлячком обыкновенным», испускающим свет всей поверхностью тела. Она живет в хорошем, добром мире, где «без спроса ходят в гости, где нет зависти и злости». Как, интересно, туда попасть? — размышляю я, пытаясь разглядеть розовые очки у нее на носу.

И тут она смотрит на меня в упор и с ходу включает контрастный душ.

Олеся СУДЗИЛОВСКАЯ: «С появлением Артемки — да, безусловно. И эта новая жизнь, как ни странно, лишена очень многих страхов. Обычно, мне кажется, бывает наоборот. А вот у меня после рождения ребенка страх почему-то притупился. Я и к себе спокойнее стала относиться. Раньше я прямо-таки с детским максимализмом воспринимала такие понятия, как жизнь и смерть. Мне необходимо было слышать, что „мама никогда не умрет“, что „мы всегда будем вместе“… Но в связи с последними событиями я перестала бояться смерти. Ушел один очень близкий человек, потом — еще дорогие мне люди. И как ни странно, я больше не боюсь умереть — у меня теперь там есть знакомые. Помню, тогда у меня в голове засела мысль, что я что-то не успею сделать в жизни. Я не могла от нее избавиться: вот на меня завтра, не дай бог, кирпич упадет, а я еще не успела понять, что такое „мой ребенок“, услышать слово „мама“… Вот видишь, сейчас говорю — и до сих пор меня цепляет. Видимо, это был страх какой-то животный, безумный. Во всяком случае, его стало гораздо меньше».

Олеся: «Год и четыре. Это поразительно: когда он был у меня внутри, я четко ощущала, что этот человек совершенно самодостаточный. Я чувствовала себя сумкой. Моя миссия — относить, а все, что с ним будет происходить дальше, от меня практически не зависит. И уже сейчас он дает понять, что так оно и есть. У него очень мощная, танкоподобная мама, не менее мощный, ярко индивидуальный папа… Вот вам и результат. Я максимально стараюсь не лезть, не залюбить до смерти, не задушить в нем природные данные, предоставить ему полную свободу.

Хотя, конечно, какие-то мелкие страхи остались… К примеру, мне ужасно страшно, что он подбородком ударится. (Смеется.) У меня самой с детства шрам на подбородке, и я до сих пор помню те несчастные сандалии, из-за которых я все время падала с веранды в детском саду. Вечно цеплялась ими и летела лицом об пол. Это был какой-то день сурка! Вот одна из воспитательниц несет меня на второй этаж, вот медпункт — зеленка, вонь, боль. И так каждый день: разбитые коленки, подбородок, зеленка, вонь, боль… Прошло много времени, прежде чем родители поняли, из-за чего все происходит. Эти проклятущие неудобные сандалии были торжественно выброшены, но шрам остался на всю жизнь. И сейчас я вся сжимаюсь, если сын спотыкается".

Олеся: «С Артемкой очень просто договориться. Поразительно, но мой мужичок еще на стадии закрытых глаз и носа, торчащего из пеленки, меня понимал. Я это чувствовала. Помню, как мы справлялись с первыми годовалыми капризами — когда дети падают на спину и начинают биться в истерике. Я ужасно этого боялась, потому что не знала, как правильно реагировать, всегда впадала в ступор, если это происходило с чужими детьми. Но и здесь самым действенным методом оказались разговоры. Он меня слышит. Возможно, я питаю какие-то иллюзии, но тем не менее пока это работает».

Олеся: «У меня есть нянечки. Наш папа отлично организовал весь процесс, нашел людей, которые хорошо ладят с сыном. Сережа сделал все, чтобы я могла только любить».

Олеся: «Папа наш изначально в течение всего срока беременности вел себя крайне сознательно. Сережка здорово мне помогал. Очень правильно со мной разговаривал, ни разу даже между строк не промелькнуло „а не слишком ли ты поправилась?“. Ни одного неосторожного слова! Только смешно говорил: „Олесь, ты давай пацана рожай, потому что я уже придумал, как мы с ним в футбол будем играть“. А я ему: „Ничего, если будет девочка, значит, будешь в футбол играть с девочкой“. (Смеется.)
Сережа с восемнадцатого дня сам купает сына, они вместе плавают дома в бассейне. И Артемка очень ответственно относится к их ежевечернему моциону. Когда он возносится на папиных руках и они вдвоем шествуют к бассейну — это, конечно, впечатляющее зрелище. Сразу видно: идут двое мужчин».

Олеся: «Да. Надеюсь, я смогу оценить то, что мне дано сейчас. И тихо благодарю судьбу за все, что со мной произошло».

Олеся: «Мы с будущим мужем начали дружить, когда мне было шестнадцать, а поженились позже, когда уже было можно — мне исполнилось девятнадцать… Мы познакомились на улице. Он умел очень красиво ухаживать, и сам был невероятно красив — как бог. И для меня был царь и бог. Восемь лет вместе, мой первый, единственный, горячо любимый мужчина. Но ранний брак… Если в шестнадцать лет ходишь с парнем на одну и ту же дискотеку, уже думаешь: о-о-о, это точно мой человек. А потом люди вырастают, у каждого начинается своя „дискотека“. Правда, ему всегда было интересно то, что я делаю, он никогда не ревновал к моей работе, приезжал ко мне на показы в институт, снимал их на камеру, и часто было слышно, как он смеется за кадром».

Олеся: «Как любой человек».

Олеся: «Нет, он был счастливый. Когда есть любовь — это все равно счастье, потому что такое не каждому человеку дается».

Олеся: «А зачем? Это люди из прошлого, даже если они продолжают оставаться в настоящем. Да, мы дружим, если кто-то из нас обращается к другому за помощью, никто никому не отказывает».

Олеся: «Почему из «несложившихся»? Кать, что в твоем понимании «несложившиеся»? Они же были! А уроки… Когда любишь, можно преодолеть все. И возможно это, только когда вокруг не страдают другие люди и твои поступки не причиняют им боли. Ну и терпение, терпение, терпение. А в моем случае еще и смирение, смирение, смирение.

Мне довелось пережить такую богатую гамму чувств, существующих между мужчиной и женщиной… По крайней мере я так думаю. Хотя, возможно, это у меня корона немножко цепляет потолок… Мой психолог (а теперь уже и подруга) Лена очень точно говорит, что ни в коем случае нельзя входить в отношения с багажом своего прошлого опыта. Недопустимо искать какие-то аналогии — никаких сравнений, никаких якорей! Нельзя тащить за собой ни воспоминания, ни стереотипы. Если ты хочешь, чтобы что-то сложилось, нужно начинать отношения с белого листа — как будто вам обоим по шестнадцать лет. Хотя, конечно, каждый из нас идет по жизни со своим чемоданом…"

Олеся: «Я счастливая женщина. (Улыбается.) А еще… Может, это прозвучит цинично, но все, что я перечувствовала, очень помогает мне в профессии. Особенно то, что приносит боль и страдания. Я не хочу из своего „чемодана“ что-то выбрасывать».

Олеся: «Да, мы уехали в деревню и прекрасно себя там чувствуем, особенно Артемка. Он много гуляет, балдеет от солнца, обожает деревья, животных, все живое вызывает в нем нереальный восторг».

Олеся: «Еще я хочу девочку. Но по какому-то забавному тесту мы подсчитали, что над этим проектом нам надо будет работать спустя определенный срок. Если начать раньше, одни пацаны будут рождаться. (Смеется.) Кстати, судя по уже родившимся детям моих знакомых и друзей, этот тест довольно точно срабатывает.

Знаешь, я вижу столько счастливых семей! Так приятно по выходным случайно встретить их где-нибудь в ресторане в нашей деревне. Двое или трое детишек, мама — притом уже достаточно взрослая. И иногда эта мама снова беременная. Среди наших приятелей есть просто уникальные пары. В семье Терешковых, Сережиных друзей, например, пятеро детей. Представляешь?! У Зелениных огромная семья — четверо детей. А взрослые Белохвостиковы ребеночка взяли. Мне кажется, сегодня это стало модно.

Не знаю… Возможно, я надела розовые очки и просто хочу, чтоб так было, но, по-моему, действительно меняется сознание у мужчин. И мне это так нравится!

Помню, буквально за несколько дней до родов мы приехали встречать Новый год к одному нашему товарищу, небезызвестному человеку, у которого собирается круг людей определенного достатка. Поразительно! Никогда не забуду отношение этих мужиков, которых люди со стороны привыкли воспринимать как холодные автоматы с одним трезвым расчетом в голове. Они как дети ко мне подбежали, начали целовать, кто-то даже на руки попытался поднять. Все говорили, какая я красивая, как мне это идет. Ну ты понимаешь: лишние семнадцать килограммов, огромный живот и снизу две такие дохлые ножки… Все это выглядело очень смешно. Но эти папочки вели себя так искренне, так тепло!

Еще я часто улыбаюсь, когда вспоминаю другой случай. Я уже кормила, и нас пригласил на вечеринку все тот же друг. Я сначала отказалась — ну куда я поеду, кормящая! Но мне тут же выделили дом по соседству, куда я могла привезти ребенка и спокойно его там и кормить, и укладывать спать. И снова вокруг меня собралась куча папочек, которые говорили: правильно-правильно, молодец, что кормишь… А дальше мы начали обсуждать, как правильно сцеживаться и что лучше брать не механический, а автоматический молокоотсос. Причем все эти слова звучали из мужских уст. Я сидела в компании бизнесменов, которые сами недавно стали отцами и с большим воодушевлением обсуждали со мной насущные вопросы ухода за младенцами".

Олеся: «Сегодня сидела в салоне, собрались девчонки, стали расспрашивать про Артемку. А потом говорят: «Олесь, приходи почаще, ты так позитивно настраиваешь на это, что сразу хочется рожать-рожать-рожать…» Прям вот, честное слово, всем советую. Это бесконечный космос: когда они маленькие и еще не научились манипулировать и выпендриваться, они абсолютно нездешние.

Я, конечно, понимаю, что у меня определенная ситуация — все сложилось именно так, как мне хотелось. Но когда я начинала рожать (вернее, заниматься этим проектом), мы с Сергеем не были женаты. А ведь раньше я всегда считала, что у меня все будет правильно, заранее расписала свою жизнь: что я обязательно буду замужем, ребенок родится только в семье, ну и так далее…"

Олеся: «Я ни в чем не была уверена и ничего не знала наперед. Разговор на эту тему заходил неоднократно, но не было понятно, случится это или нет. И в какой-то момент я позвонила маме и спросила: так и так, мам, поможешь? Я осознавала, что будет сложно. Потому что все, что у меня было, — квартира в сорок семь метров на пятом этаже без лифта и мусоропровода. Вот все мои перспективы на тот момент. Плюс понимание, что на год как минимум мне придется уйти из профессии. При том что артисту в нашей стране можно более-менее нормально жить, только работая каждый день. А кормить себя я привыкла сама… То есть я понимала, что год мне предстоит как-то выживать. Допустим, до определенного срока я поработаю беременная, но после родов я хотела кормить. Мама, услышав мои слова, ответила: да, конечно рожай, я помогу чем смогу. И я начала работать над этим проектом. И лишь потом все стало складываться так, как бы мне хотелось. К чему я все это говорю? К тому, что не надо бояться — как бы ни было страшно и неизвестно, что ждет впереди. Есть одна мудрая поговорка: Бог дал ребеночка, Бог даст и на ребеночка. Откуда-то вдруг появилась куча подруг с пеленками, шапками, телефонами хороших врачей, списками, что нужно купить. Я еще не знала, что это такое, думала — что за бред, зачем нужен молокоотсос и какие-то там нашлепки на грудь…»

Олеся: «Наверное, от мамы. Да и возможность имелась. Роды — это был для меня настолько дебют-дебют!.. Никаких младших сестер-братьев, племянников или детей подруг. Да я даже не представляла, что такое просто взять в руки вот это создание…

Когда Артемка еще не появился, одна из моих подруг родила двойню. Ну да, здорово, поздравляю. Я вспомнила о ней, уже когда нянчилась с сыном. Думала, вот сейчас я несу его в машину, я не закрыла там дверь. А как она носила двоих?! Одного положить, а потом побежать на пятый этаж за вторым? Словом, есть какие-то вещи, которые ты осознаешь, только сама став мамой. Именно поэтому нельзя обижаться на своих еще нерожавших подруг — они все равно ничего не поймут в твоих заморочках, пока самим не придет время их пережить".

Олеся: «Отвечу еще раз. Это был настолько дебют, что все мои дальнейшие метаморфозы, какая я стану некрасивая, поправлюсь ли на десять кило, настигнет ли меня какой-нибудь гормональный сбой — ничто меня ни секунды не волновало и не трогало. Я убеждена, что никаких негативных историй из чужого опыта брать в голову нельзя. У нас с Сережкой есть одна любимая фраза «беременного периода», над которой мы смеемся до сих пор. Я спрашивала: «Сереж, пупок останется такой же?» Он отвечал: «У тебя — да!»

Сережа по образованию врач, для меня все, что он говорил, было просто законом. Я чувствовала, что рядом со мной находится настоящий товарищ, взрослый и надежный. Он интуитивно понимал, что со мной нужно было разговаривать именно так: хочешь такой пупок? у тебя он будет! Он совершенно гениально во время родов говорил: «Как ты красиво рожаешь!» (Это мы позанимались с психологом, очень хорошая вещь, тоже всем советую.) Я тут же начинала смеяться.

Нужно настраиваться, что это ваш день. Сегодня день рождения вашего малыша! Для меня было важно даже то, как я выгляжу. Не знаю, говорила ли во мне актриса или женщина, но я очень четко отслеживала свой маникюр в последние недели беременности, думая о том, с каким цветом ногтей предстоит рожать. И даже ухитрилась из двух предложенных в роддоме ночнушек выбрать самую красивую. Правда, все это возможно, если вы не начали рожать где-нибудь в троллейбусе. (Смеется.)
Повторюсь, все зависит от вашего настроя: и какой пупок будет после родов, и какая форма груди. Я вышла из роддома и надела джинсы, которые носила до беременности. Это не значит, что так у всех будет. Да, кто-то потолстеет, и ничего страшного!"

Олеся: «Я его люблю, поэтому замуж за него я в любом случае хотела. Конечно, боялась безумно, если честно. Потому что привыкла если не к одиночеству, то к определенной свободе, самостоятельности. Но Сережка и здесь очень верно себя ведет: он мне дает столько свободы, что я, наоборот, сама начинаю стремиться быть при нем. Он невероятно мудрый человек, гораздо мудрее меня. Я чувствую, как он спокойно на своих ладонях дает мне возможность взрослеть. Сережа — одиночка по жизни и на свою орбиту не всех пускает. И я очень ценю, что мне довелось туда ступить, и периодически даже кружок-другой рядом с ним вокруг его Сатурна проезжаю. Рядом с ним я ощущаю, что становлюсь личностью».

Олеся: (Долгая пауза.) «Нет, пожалуй. Раньше некая граница существовала… Он был очень самостный, закрытый. Хочешь — живи рядом, вот моя территория — можешь ходить по ней, не хочешь — я ни на что не претендую. А теперь он стал другой. Отношения не изменились — он сам изменился. Он «вскрылся».

Олеся: «Моя подруга Лера говорит, что я изменилась. Мне так не кажется. Хотя я сама могу за собой чего-то не замечать. (Делает невинное лицо.) Она обижается, что у нас стало гораздо меньше времени для общения. Раньше мы с ней обедали вместе каждый день и, если возникали какие-то недопонимания, могли спокойно все обсудить… Возможно, изменения во мне выражаются именно в том, что теперь я вечно опаздываю, мне некогда — у меня муж, ребенок, борщи… Но все это преходяще. Леруся, ты меня обязательно скоро поймешь!

А деньги тут ни при чем. Я так рано начала зарабатывать столько, сколько мне нужно, что не искала богатого мужчину, который будет прикрывать мой тыл и мою задницу. И освободит меня от работы. Хотя, честно скажу, в какой-то момент я устала работать. Подумала: мне уже тридцать лет, а я все пашу и пашу как лошадь. Нет ни семьи, ни детей… Конечно, муж дал мне стабильность и внутренний покой. Я прекрасно понимаю, что в мою жизнь вместе с Серегой пришло. Но! Я такой человек: если нет чувств, я ни секунды не думаю. И так уже происходило несколько раз: я молниеносно собирала чемодан, крем и трусы и уезжала в никуда. Я никогда ни от кого не зависела, хотя, не скрою, были времена, когда я сидела на одной гречке вместе со своей кошкой. Но сейчас все мои иллюзии о том, что вот наконец-то я засяду дома с борщами и котлетами, моментально разбиваются о действительность — ни-че-го подобного не будет! У меня роман с моей профессией. Я хочу сниматься, я хочу на сцену, я уже успела выпустить премьеру с Андреем Житинкиным «Результат налицо». Спектакль получился отличный, я его обожаю".

Олеся: «Прекрасно. Гастроли, три законченные, но неозвученные пока теле- и киноистории: „Наша работа“, „Журов−2“ и „Богатая Маша“. На основное место работы, в „Маяковку“, скоро вернусь… А тут приехала с гастролей из Питера, и Артем пошел ко мне навстречу. Вот это был восторг! Первые шаги…»

Олеся: «Я вообще обожаю готовить. Все почему-то ужасно удивляются: неужели? ты сама готовишь? Я очень люблю жрать (даже другого слова не подберу) и не меньше люблю готовить. Моя первая свекровь, у которой золотые руки, делала все — от еврейской фаршированной рыбы до казахских мантов или плова. И я многому у нее научилась».

Олеся: «Он очень непритязателен. Обожает гречку и курицу в подливке, так чтобы все это было перемешано, да еще с бульончиком. Поэтому когда я его дунганской лапшой балую или что-то фарширую, он меня, конечно, хвалит, но пребывает в равной степени восторга и от гречки. Мы любим гостей. Редко получается, но обожаем собрать своих и до утра гулять. Помню, арендовали лимузин, открыли люк и колесили по ночной Москве. Под утро шли по набережной: мальчишки — без галстуков, девчонки — в их пиджаках, как школьницы».

Олеся: «Я не баловень судьбы. Знаю: как только я дам себе понять „вот оно!“, то… У меня так первая в жизни авария случилась. Это было через месяц после того, как я села за руль (я уже перестала бояться ездить одна и не объезжала за сто километров центр Москвы). Как же я красиво еду, подумала я, просто шикарно! И… Я даже не увидела, что произошло, кто откуда вылез… Поэтому сейчас я только благодарю. Олесе Судзиловской первое, что надо написать на лбу, — сми-ре-ни-е!»