Светлана АМАНОВА: «Я сама переживала и до сих пор переживаю по этому поводу. Так сложилось, что у меня самый расцвет — и женский, и профессиональный — пришелся именно на те времена, когда кино в стране практически не снималось. Эти годы реально выбили меня из обоймы. После долгого перерыва тебя, конечно, начинают забывать, появляются новые имена. К тому же режиссеры стали искать другие лица, потребовались типажи «из народа».

Светлана: «Я отказывалась в тот период, когда у меня было много приглашений. К тому же я была плотно занята в репертуаре Малого театра, у меня не было возможности ездить в экспедиции. Хотя интересные предложения поступали. Но мне почему-то казалось, что кино никуда не денется».

Светлана: «Как обычно — мне позвонили и пригласили на фотопробы. Гайдай искал свою героиню среди студентов театральных вузов и уже знаменитых актрис. (Известно, что Гайдай пробовал на эту роль Ларису Удовиченко. Но обаяние и юношеский задор Амановой перевесили чашу весов в ее сторону. — Прим. авт.) Когда мне позвонили и сообщили, что я утверждена на роль, конечно, я была счастлива. Но шока от происходящего не испытала. Леонид Иович при первом знакомстве шутил, был невероятно галантен, все время рассказывал что-то интересное. Поэтому никакого ужаса и страха перед мэтром я тоже не почувствовала. Наоборот, он произвел очень приятное впечатление».

Светлана: «Да, он проявлял знаки внимания. Но это вполне объяснимо: ему необходимо было чисто человеческое общение, эмоциональный контакт с актрисой, которую он снимает. Он вообще ценитель женской красоты».

Светлана: «Конечно, я не была обделена мужским вниманием. И чувствовала, что некоторые коллеги относятся ко мне с излишней заботой и опекой. И все-таки нам удалось обойтись без особых страстей».

Светлана: «Может, и вскружила, но проявлялось это довольно сдержанно, в рамках приличий. Да и я никому не позволяла «переступать дистанцию».

Светлана: «Честно говоря, до „Спортлото“ я краской никогда не пользовалась. В то время не приветствовались импровизации с собственной внешностью, у нас в школе даже сережки не разрешали носить, не то что волосы красить. Поэтому мне было интересно попробовать: что получится, пойдет мне или нет?»

Светлана: «Художник-гример картины. Волосы, как ни странно, у меня не испортились, не поломались и не вылезли. Единственное — очень быстро отрастали темные корни. Буквально на второй-третий день после подкрашивания становилось видно, что блондинка я не натуральная. В итоге на протяжении всех съемок меня красили постоянно, практически ежедневно».

Светлана: «Нет, я сразу перекрасилась обратно. Но с тех пор все время экспериментировала с волосами, мне понравилось преображаться в зависимости от настроения и состояния души. Я и оттенки разные подбирала, и длину меняла. А для одной роли — в спектакле „Ночь игуаны“ по Теннесси Уильямсу — даже „химию“ легкую делала».

Гайдай был одним из немногих режиссеров, кто даже в тяжелые перестроечные годы продолжал снимать кино. Почему он вас больше не приглашал?

Светлана: «Он меня звал. Предлагал роль в «Операции «Кооперация». Но в тот момент я не могла принять это предложение: я была беременна. Группа не могла меня ждать, поэтому нашли другую актрису. Гайдай приглашал меня и в свою последнюю картину «На Дерибасовской хорошая погода…», мы даже фотопробы делали с Димой Харатьяном. Но и на этот раз не сложилось… Вообще с Леонидом Иовичем мы поддерживали отношения до самой его смерти. Они с Ниной Павловной Гребешковой приходили ко мне в гости, когда мне дали звание заслуженной артистки России, мы отмечали это событие».

Светлана: «Когда фильм только вышел, у нас было много творческих встреч со зрителями. Сложилась отличная компания, которая выезжала на подобные мероприятия: Леонид Иович, Альгис Арлаускас, Михаил Кокшенов, Денис Кмит и я. Но Альгис надумал уехать в Испанию (у него там какие-то корни по маминой линии), и все это стало потихоньку разваливаться, а после страшной трагедии с Денисом и вовсе сошло на нет». (В двадцать два года, еще до выхода «Спортлото−82» на экраны, Денис Кмит стал инвалидом — сорвался со второго этажа, получил тяжелейшую травму позвоночника. Он до сих пор передвигается только в инвалидной коляске, однако в 90-е годы сыграл в картине «Какаду», где главная роль инвалида-афганца была написана специально для него. В 1999 году Дениса пригласили сниматься в криминальном сериале «Поворот ключа». — Прим. авт.)

Светлана: (Смеется.) «Да уж, Кокшенов оказался одним из самых настойчивых моих ухажеров. Он действительно оказывал мне всяческие знаки внимания и хотел более тесного общения. Но он совсем не в моем вкусе. (Опять смеется.) А съемки в его фильме… Миша просто отомстил мне таким образом — за то, что я не ответила ему взаимностью. Он сам потом в этом признался. Я играла у него какую-то сумасшедшую иностранку из Общества защиты животных и появлялась всего в одной маленькой сцене, где должна была дубасить бедного Семена Фараду. Меня невозможно было узнать: невообразимые темные очки в пол-лица, жуткая мешковатая куртка на два размера больше. В общем, вся эта история — одна сплошная нелепость, роль — дурацкая и бессмысленная, которую мог сыграть кто угодно. Не менее странно, что в качестве машины Кокшенов выделил мне разбитый „рафик“, который ездил с остановками, рискуя развалиться на ходу. Когда я спросила его напрямую: „Что это было?“ — он честно ответил: „Месть отвергнутого поклонника“. Судите сами: разве мог мужчина, способный на такие поступки, оказаться в моем вкусе?»

А ведь был момент, когда вы выбирали между такими режиссерами, как Юрий Любимов и Сергей Соловьев?

Светлана: «Громко сказано, конечно. Но в принципе да. Сергей Александрович пришел в Малый театр на постановку „Дяди Вани“. Я была назначена на роль Елены Андреевны, вот-вот должны были начаться репетиции, и, как обычно, по закону подлости именно в этот период появилось еще одно очень интересное предложение. Юрий Любимов только что вернулся из-за границы, начинал работать в России над „Доктором Живаго“ и искал актрису на роль Ларисы. У него были определенные требования: актриса должна была быть музыкальной, играть на скрипке. И ему посоветовали посмотреть меня. Я ведь окончила Гнесинскую семилетку по классу скрипки, владела фортепиано, занималась вокалом».

Светлана: «Мы встретились с Юрием Петровичем, поговорили, все было очень заманчиво, кроме одного „но“: после выхода спектакля труппа сразу уезжала в гастрольный тур по Европе. Это означало, что с Малым театром мне однозначно пришлось бы расстаться. Но взять и уйти из театра, в котором я делала свои первые шаги как актриса и который стал для меня родным, я не могла».

Светлана: «Любимов приглашал меня конкретно на роль Ларисы, как сложились бы наши отношения дальше — неизвестно. А с другой стороны, Сергей Соловьев — это не меньшее искушение, поверьте. Я не захотела уходить… И ни разу в жизни об этом не пожалела.

В Малом театре я сыграла и, слава богу, играю такие роли, о которых каждая актриса может только мечтать. Уже в двадцать девять лет меня выдвинули на звание заслуженной артистки, что по тем временам было большой редкостью. Когда в комитет по наградам подавали список сыгранных мною ролей, мне сказали: «Ну-у, с таким послужным списком можно не только на „заслуженную“ — можно в космос посылать».

Светлана: «Когда Виталий ставил „Живой труп“, я только пришла в театр. Он долго вынашивал эту идею, и наконец-то ему разрешили поставить пьесу. Он искал актрису на роль цыганки Маши, и у него было условие: эта актриса должна петь сама. Он устроил конкурс на эту роль и выбрал меня. Так мы познакомились. Виталий понимал, что цыганский романс — дело непростое, и нашел мне преподавателя по вокалу — цыганку Нору Иванову. Она ставила мне голос, манеру пения. До сих пор я использую навыки, полученные на ее уроках».

Светлана: «Знаете, в свое время Виталий на такие вопросы не отвечал и считал недопустимым говорить на такие темы. Тем более обсуждать их в прессе. Я тоже так считаю.

Виталий очень дорожил своей семьей, гордился своими девочками. Я знала, что войти в ближний круг Соломина — и человеческий, и творческий — очень непросто. Многие слагаемые должны были совпасть, чтобы он принял человека, начал с ним общаться, работать, доверять. И если говорить честно, наши отношения были не столько любовной, сколько душевной близостью. Да, было понятно, что между нами пролетела искра. Знаете, бывает такой контакт, когда не надо придумывать, о чем с человеком говорить, — рядом с Виталием я была сама собой. Видимо, ему в тот период нужна была именно такая актриса. А мне нужен был такой режиссер, такой человек рядом — который бы меня вел, направлял, раскрывал что-то новое во мне. Он был очень мудр и щедро делился тем, что умел. Он отдавал, не требуя ничего взамен, — это очень редкое качество. Все, кто близко с ним общался, до сих пор не могут поверить, что его нет. Его безумно не хватает, он был уникальным человеком — и как мужчина, и как гражданин, и как творческая личность. Его невозможно было не любить: в него были влюблены практически все актрисы театра и те, с кем он работал в кино".

Светлана: «Мы как-то пересекались с Машей у общей знакомой, ведь круг наш в любом случае очень узок. Но так чтобы общаться постоянно — нет. Мы с ней в нормальных отношениях, я бывала у нее дома. Однажды она мне сказала: «Да, я понимаю, ему нужна была муза».

Отношения Виталия Мефодьевича с братом, руководителем Малого театра, действительно складывались непросто и разрешения на каждый спектакль он добивался с трудом?

Светлана: (После паузы.) «Что тут можно сказать? Да, непросто, но у каждого была своя правда. Виталию хотелось работать, ставить. А Юрию Мефодьевичу как руководителю тоже приходилось принимать непростые для себя решения, ведь были и другие режиссеры. Он не хотел, чтобы говорили, будто он по-родственному продвигает своего брата».

Светлана: «Да, конечно, мы же играли вместе… Знаете, со временем наши отношения переросли почти в родственные, мы стали очень близкими людьми. Но у каждого была своя жизнь. Я вышла замуж, родила дочь. Потом мы с мужем разошлись… И у меня появились другие увлечения».

Светлана: «Какую только чушь не напишут! Никакого „футбольного“ романа у нас не было. Это у Валеры по жизни роман с футболом. И всех своих друзей он приобщил к этой страсти — вот и все».

Светлана: «В моей жизни был один довольно трудный, мрачный период, о котором не хочется вспоминать. Друзья замечали, что я стала реже улыбаться, замкнулась в себе. Как раз тогда почти перестали снимать кино, одной зарплаты на жизнь не хватало. А у меня на руках маленький ребенок — дочка Катя. Словом, и в бытовом плане жилось мне нелегко. Но мы с мамой справлялись, мама работала (она пианистка, преподавала в музыкальной школе) и помогала мне во всем. И в один прекрасный день на один из моих спектаклей пришли друзья-актеры, в их компании был молодой человек. И как говорится, «глаза их встретились». Он был щедрый, открытый, компанейский. С ним было очень легко, тепло, ничто не напрягало.

Он всегда пытался сделать что-то приятное, чем-то удивить, невероятно красиво и небанально ухаживал. У нас в старом филиале театра двери в женских гримерных закрывались тяжелыми шторами. И вот после спектакля, помню, раздвигались эти шторы, появлялся поднос, на нем лежали бутерброды с икрой, ананасы, розы… И уже вслед за подносом появлялся он. Сейчас этим никого не удивишь, но тогда, в начале 90-х, в эпоху тотального дефицита, это было красиво. Он любил делать подарки.

Помню один эпизод… В то время на углу улицы Неглинной открылся магазин джинсовой одежды «Райфл», туда выстраивались огромные очереди. Как-то раз он заехал за мной в выходной, усадил нас с подругой в машину, а куда едем — не сказал. И только у порога мы поняли, что он привез нас в магазин, в который по тем временам попасть было нереально. Купил джинсы и мне, и моей подруге, и подруге подруги… Словом, он хотел, чтобы всем, кто находится рядом с ним, было хорошо. Постепенно общение с ним стало для меня необходимостью. И случилась любовь — такая, о которой ты помнишь, к которой все время возвращаешься мысленно. Она меня настигла…"

Светлана: «Он познакомился с моей мамой, сразу нашел контакт с дочкой. И ребенка моего он окружил такой же заботой и вниманием: на что бы она пальчиком ни показала, все ей покупал — неважно, сколько это стоило. Я смотрела на происходящее и думала: „Вот, наверное, это и называется счастьем. Когда рядом с тобой мужчина твоей мечты. Надежное плечо“. Он всегда встречал и провожал меня на все гастроли. У нас были отличные компании, мы с друзьями ездили за город, устраивали пикники… Однажды вечером он предупредил, что заедет за мной и будет сюрприз. Мы поехали в ресторан, и там, в романтичной обстановке, он сделал мне предложение. Но сказал, что скоро ему предстоит командировка на Филиппины… А потом признался, что хочет там остаться, чтобы позже перебраться в Америку. Попросил, чтобы я подумала. Мне, конечно, было страшно и дико это слышать: ведь тогда если уезжали, то навсегда. Это значило, что я больше никогда не увижу маму, своих друзей, никогда не вернусь в Москву, в театр. При одной этой мысли я цепенела от страха. А что я там буду делать? А как же моя профессия? И как это отразится на жизни моей дочки? Никаких зацепок у него там не было: ни знакомых, ни друзей, только полная неизвестность. Но он для себя все решил. А я не смогла отважиться. И он улетел один. Больше наши пути не пересекались. Вот такая история, одна из…»

Светлана: «О том, что я не уехала, не жалею. А вот о том, что больше не встречала такого человека в своей жизни, — сожалею».

Сейчас у вас есть семья?

Светлана: «Да, немногочисленная, но очень дружная: я и дочка Катя. И еще один член семьи — французский бульдог Чарли».

Светлана: «Она учится на заочном отделении продюсерского факультета в ГИТИСе и работает на „Мосфильме“. Она сама выбрала эту профессию, и я ее очень в этом решении поддерживала. А вот идти на актерский факультет я ее отговаривала всеми правдами и неправдами».

Светлана: «Тогда мы жили в другой стране. Став актером, можно было весь мир посмотреть. Я благодаря своей работе побывала во многих странах мира. Но сейчас можно в любую точку земного шара поехать независимо от профессии, для этого необязательно идти в актрисы. Кате всего двадцать два года, перед ней все пути открыты. И если, получив профессию продюсера, она захочет попробовать себя на актерской стезе, она всегда сможет это сделать. Ей будет легче — ведь она сама себе хозяйка. А актерская профессия — сплошная зависимость».

Светлана: «Да, я с большой радостью приняла это приглашение. Мне очень хотелось попробовать что-то новое, изнутри понять эту кухню. Там отличный актерский состав, там есть что играть. Ведь сегодня достойных женских ролей вообще очень мало — гораздо меньше, чем мужских».

Светлана: «Наоборот, не так давно я пришла к Юрию Мефодьевичу отпрашиваться на съемки — уже для другого сериала, мне нужно было уехать в экспедицию. Боялась, что он не отпустит, а он ответил: „Снимайся, снимайся!“ Он увидел меня в картине „Зимний вечер в Гаграх“ и сказал, что ему очень понравилась моя работа. Как ни странно, он совсем недавно впервые посмотрел этот фильм».

Светлана: «Да, а как вы узнали? Близкие действительно зовут меня Вета. Я появилась на свет в последние дни апреля, и папа принес в роддом огромный букет сирени. Мама потом рассказывала, что она смотрела на цветы и думала: «Надо же, как много веточек, отросточков от одной большой ветки! Точно так же из меня выросла маленькая веточка». Вот такое сравнение у мамы родилось, и она решила назвать меня Вета. Правда, папа долго не соглашался. Месяц уже прошел, а я все оставалась безымянной. Наконец родители решили выписать все женские имена на листок бумажки, и папа зачитывал их вслух. И когда он произнес «Светлана», я, спавшая рядышком в кроватке, вдруг сладко и протяжно вздохнула. Мама обрадовалась: «Ты слышал?» Ведь имена Света и Вета очень близки по звучанию. Они решили, что так тому и быть.

Родителей уже нет в живых, и мне очень не хватает рядом мамы… А цветы сирени для меня — цветы любви и надежды".