Сегодня то же самое можно сказать про ее старшего сына. Дочь звезды советского экрана Вадима Бероева и актрисы Эльвиры Бруновской Елена Бероева — «центральное звено» актерской династии, где каждое имя овеяно легендами.

На стенах в ее квартире — фотографии отца, невероятной красоты портреты мамы, снимок с памятной надписью Фаины Раневской. И конечно, сыновья — Егор и Митя. А еще — хрупкая светловолосая девушка. Это Ксения Алферова, любимая невестка.

Я листаю семейный альбом, и Ляля (с «Еленой Вадимовной» мы покончили с первых минут знакомства) рассказывает о своих близких, сюжеты цепляются один за другой, их великое множество, и мне уже кажется, что про эту женщину можно написать целый роман. Внезапно она перебивает сама себя: «Представляешь, Егору в октябре — тридцать, мне в январе — пятьдесят, а Мите в апреле исполнилось двадцать. На троих нам сто лет!»

Майор вихрь
У вашей семьи удивительная история…

Ляля Бероева: «Мой дед со стороны отца Борис Борисович Бероев — осетин. Он был прекрасным врачом. Баба Зина, Зинаида Эдуардовна Карафа-Корбут, столбовая дворянка, не могла сидеть за столом, когда он ел, — она стояла у него за спиной. А вот бабулечка моя, мамина мама, была особым человеком, ей в таких случаях позволялось сидеть. Бабулечка меня воспитала, она же до шести лет растила Егора. Ее полное имя — Женни Фридриховна Лилли Вильгельмовна, она наполовину немка, наполовину полька. То есть в маме моей много кровей было намешано. А у меня — еще больше, я ведь еще и осетинка. Злая осетинка, как меня мама называла…»

А каким вы помните своего отца?

Ляля: «Мне было 13 лет, когда папы не стало. Он умер в пять утра, в больнице, у мамы на руках, а в семь утра она нас с бабулей проводила в Рузу, в дом отдыха… Потом бабулечка позвонила ей сообщить, что мы доехали, и мама сказала: «Вадик умер, дай мне Ляльку». Я слышала в трубке ее тихий голос: «Ляля, папа умер», но никак не отреагировала — у меня просто наступил ступор. А она добавила: «Я бы не хотела, чтобы ты была на похоронах». И меня там не было.
Я до сих пор благодарна маме за то, что помню папу живым.

Помню, к нам подошла цыганка: «Давай погадаю, всю правду расскажу». Он стал отмахиваться, но она не отставала: «Вот с тобой рядом такая красивая девушка, будешь с ней счастлив». Мне тогда исполнилось двенадцать лет, но я уже тогда была очень высокая. Папа улыбнулся: «Да я и так с ней счастлив, это моя дочка».

Еще одна яркая картинка из детства. Мы с папой идем по улице Горького, заходим в какой-то магазин, и вокруг папы мгновенно собираются все продавщицы. Я слышу восторженный шепот: «Майор Вихрь, майор Вихрь!» Я такая была гордая!"

Все женщины Советского Союза обожали Бероева. Красавец-мужчина…

Ляля: «Моя подруга, замечательная актриса Таня Рудина, крестная моего сына Мити, рассказывала: «Когда шел «Майор Вихрь», я целовала экран, так была влюблена в твоего отца!»

И не одна она! Но его актерские данные во многом остались недооцененными. А ведь он был очень талантлив.

Ляля: «Он, конечно, потрясающий артист. Папа никогда не гримировался. Единственный спектакль, для которого он накладывал грим, — это «Жизнь Сент-Экзюпери». И то просто потому, что у него был большой осетинский нос, его приходилось подтягивать, чтобы он не на осетина походил, а хоть чуть-чуть на Сент-Экзюпери.

Он был одним из немногих молодых партнеров, кого любила Фуфа (Фаина Георгиевна Раневская. — Авт.), его даже звали Фуфовод — он выводил ее на поклоны в спектакле «Дядюшкин сон». Когда он умер, Раневская отказалась от спектакля «Странная миссис Сэвидж» — не захотела играть без Бероева, отдала роль Орловой.

Очень любила его и Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф, режиссер Театра имени Моссовета. Он играл почти во всех ее последних спектаклях. В книге Алексея Щеглова, сына Ирины Сергеевны, есть такая фраза: «Бероев нравился мудростью своих красивых глаз… Ушел он рано, его мир не совпадал с его окружением». Папа действительно очень рано сгорел — в тридцать пять лет. Увы, его смерть не стала неожиданностью, он тяжело болел, ему пытались помочь, но так получилось, что помочь ему было уже невозможно…"

После долгой паузы Ляля продолжает: «Когда вокруг эти девочки, бесчисленное количество поклонниц, цветы, коньяки и тому подобное… Звезда, все его обожали, все любили. Обычная история… Если бы чуть-чуть иначе сложились обстоятельства, я знаю, папа был бы жив».

Злая осетинка
А как познакомились ваши родители?

Ляля: «Папа, закончив музыкальное училище во Львове, приехал в Москву и поступил в ГИТИС. Мама уже училась на первом курсе. Там они и встретились. Когда мама забеременела, папин курс подарил им коляску, потому что с деньгами тогда было туго. Вручая подарок, однокурсники попросили, чтобы дочку назвали Еленой. Вопрос выбора имени для ребенка отпал сам собой, хотя папа звал меня Лешей, Лелей. Как только меня ни называли, но Еленой — никогда.

Когда во время беременности маму начало тошнить на каждом перекрестке, папа с ужасом смотрел на нее и говорил: «Элонька, может, рассосется?» То есть он был еще совершеннейший мальчик. Эка — тоже совсем девочка… (Эка — домашнее имя Эльвиры Бруновской. — Авт.)

Как видите, не рассосалось, на свет появилась я. Хотя потом мама иной раз говорила мне: «Боже мой, почему я не могу запихнуть тебя обратно?!»

Она шутила или вы действительно были сложным ребенком?

Ляля: «Да что ты! Я была ангел. Ангел! Это она так шутила. Так же в шутку называла меня злой осетинкой. На самом деле я была чудесным ребенком. Когда мне исполнилось года три, мы жили в Алуште у бабки с дедом, какая-то ассистентка режиссера накинулась на меня, умоляла маму разрешить снять „это чудо“ в каком-то фильме. Мама отказалась наотрез. Никогда в жизни! Она очень не хотела, да и папа не хотел, чтобы я стала актрисой, но за них все решил Анатолий Васильевич Эфрос».

Как ему это удалось?

Ляля: «Когда мне исполнилось 14 лет, Танечка Бестаева, замечательная народная артистка, тоже осетинка, привела меня к Анатолию Васильевичу, который тогда ставил пьесу Эдуарда Радзинского „Турбаза“. Он предложил: „Прочитай мне что-нибудь“. Я ушам своим не поверила, когда Эфрос сказал: „Девочка будет актрисой“. Все, эти слова решили мою судьбу».

Вот как! А я думала, вы специально пошли по стопам отца.

Ляля: «Нет. Мои родители развелись, когда я училась в первом классе. Но мама всегда любила папу, хотя потом у нее были другие мужья».

Земляника для Фуфы
Как складывалась ваша актерская карьера?

Ляля: «После института я оказалась в Театре имени Моссовета. Меня брали и в другие театры, но мама сказала: „Свои стены держат“, и я выбрала театр, где работали мои родители. Правда, эти стены держали меня недолго».

Я слышала, вам довелось быть партнершей самой Фаины Раневской?

Ляля: «Да, я с ней сыграла три спектакля «Дальше — тишина». Это было потрясающе! Роль внучки играла и Рита Терехова, и Ирочка Муравьева, но потом они этот образ переросли. И благодаря Анатолию Михайловичу Адоскину, который был вторым режиссером у Эфроса, роль досталась мне.

Дело было так. Адоскин сказал, что я должна прийти к Фуфе домой и репетировать у нее. Причем мне нужно было выучить не только свой, но и ее текст, потому что она к тому времени уже стала все забывать. Я прихожу, дверь открыта настежь, навстречу выходит Мальчик. Мальчик — это ее собака, слепой пес с трагической судьбой. Когда Фуфа умерла, на похоронах Мальчик все время был рядом с ней. Но когда гроб опустили вниз, он исчез, его больше никто не видел…

Так вот, Мальчик встречает меня и ведет к Фуфе. Она спрашивает: «Это кто пришел?» — «Ляля Бероева». — «Ты, наверное, хороший человек. Потому что Мальчик не всех так встречает». Рядом с креслом, где она сидела, на стене висели фотографии ее любимых людей — Марины Нееловой, Ии Саввиной. Был там и портрет моего отца.

Потом она очень долго не могла запомнить мое имя. Вот мы репетируем, она говорит: «Таня…» Я ей: «Фаина Георгиевна, Ляля». Через десять минут: «Маша…» Я снова: «Фаина Георгиевна, Ляля». И наконец я сказала ей: «Давайте я буду для вас Ляля Черная». Все! Лялю Черную она сразу запомнила. И лишь спустя какое-то время она поняла, что я дочка Вадика Бероева, и тут она уже стала с особой теплотой ко мне относиться. Помню наш первый спектакль, как она держала меня за руку и иногда шептала: «Деточка, я все сказала?» Я ей говорила: «Да, конечно, Фаина Георгиевна». Накануне я поехала в Подмосковье, набрала земляники и на первый спектакль подарила ей букетик.

Еще помню свое знакомство с Любовью Петровной Орловой. Они с мамой играли в спектакле «Странная миссис Сэвидж», я еще совсем маленькая была — лет одиннадцать. И вот мама подводит меня к гримерке Орловой и говорит: «Сейчас я познакомлю тебя с Любовью Петровной». Мама меня представляет: «Любовь Петровна, это моя дочка Ляля». Орлова говорит «Здравствуйте!» — и жмет мне руку таким крепким мужским рукопожатием. А у меня рука — как тряпочка, вялая, я вся в зажиме. Орлова строгим голосом произносит: «Девушка, выйдите и зайдите еще раз». Я еще больше зажимаюсь, выхожу, потом возвращаюсь, она мне ослепительно улыбается и бодро говорит: «Здравствуйте!» И опять сжимает мою руку, а она снова — как тряпочка. Любовь Петровна сводит брови и своим командирским голосом отчитывает меня: «Что это такое? Где ваша рука?!» С тех пор я научилась пожимать руку правильно, по-орловски".

Любовь нечаянно нагрянет
Личная жизнь у вас довольно бурная: три брака, двое сыновей. Вы были так влюбчивы в юности или просто не сразу удалось найти свою вторую половину?

Ляля: «Суди сама. С первым мужем мы расстались, когда Егору было девять месяцев. Со вторым мужем, отцом Мити, прожили всего два года. А с Юрой мы вместе уже 17 лет. Моя мама как-то призналась ему: «Юра, я вас люблю больше, чем свою дочь». Ты можешь себе представить, чтобы теща такое сказала зятю?

Мои первые два мужа… Я о них вспоминаю так. Когда исполнилось 20 лет со дня смерти папы, в ЦДРИ проходил вечер его памяти. Валентина Илларионовна Талызина, которая училась вместе с отцом, делала этот вечер. В зале сидели Глеб Памфилов с Инной Михайловной (Чурикова и Бероев вместе играли в картине «В огне брода нет». — Авт.) Вел вечер Саша Леньков. Он меня попросил, чтобы в финале я вышла на сцену с мальчиками. Мите было три года, а Егору — четырнадцать. Я вышла и говорю: «Меня зовут Елена Вадимовна Бероева. Вот стоит Егор Вадимович Бероев, а это — Дмитрий Вадимович Бероев. Сами видите — папино продолжение есть…» Потом Саша Леньков и Валя Талызина сказали, что Инна Михайловна хочет со мной познакомиться. Я подошла, мы пообщались, а потом она спросила: «Лялечка, скажите, пожалуйста, как так получилось, что у вас всех троих одно отчество?» Я говорю: «Все очень просто. Первый муж был Вадим, второй муж — Вадим. В третий раз я думала, что если и выйду замуж, то тоже за Вадима, но Роже. Но не получилось. Юрий Черкасов получился! Вот такое совпадение».

Удивительно! Ведь довольно редкое имя…

Ляля: «А сто лет на троих не удивительно? Я, конечно, стерва, злая осетинка, со мной трудно. Но все наши близкие воспринимают Юру как Митиного отца. Так оно и есть, он его воспитывал с двух с половиной лет. Митя его папой называет.

Вот на этой кухне мы раньше проводили большую часть времени, у нас часто собирались друзья, приходила Оля Остроумова.

Как-то раз, помню, пришла Ольга. Мите тогда было чуть больше трех лет, и Юра решил пойти с ним в зоопарк. Мы с ней сели на кухне, пьем вино, болтаем. Мужики мои походили по зоопарку, посмотрели, Черкасов видит, что Митька устал, глаза слипаются. Взял его на руки, и он заснул. Весил Митя тогда килограммов двадцать, а Юрка — около пятидесяти. Он тогда заблудился, вышел на Садовое кольцо, плутал часа два. Пришел домой, положил Митьку на кровать, а у самого руки не разгибаются, так затекли. Митька спит, ему тепло и хорошо, мы здесь вино пьем, мобильных телефонов тогда не было… Вот Юрка и носил его на себе, стиснув зубы, пока дорогу не нашел".

Да уж! Далеко не каждый мужчина способен на такое. Как же вы нашли друг друга?

Ляля: «На одной из репетиций спектакля „Кафе Привера“ мой партнер никак не мог поднять меня на руки. Вместе с ним пришел его однокурсник — маленький такой, щуплый на вид. Посмотрев на наши мучения, он подошел и заявил: „Андрей, все очень просто, смотри!“ Мой рост — метр семьдесят шесть, а у него — метр шестьдесят один. Правда, я весила тогда всего-то чуть больше 50 килограммов. Он взял меня на руки, и все…»

С Егором Юре быстро удалось найти общий язык? Все-таки переходный возраст — трудный период, особенно для парня.

Ляля: «Когда они познакомились, Егору было 14 лет. К счастью, взаимопонимание им удалось найти без всяких подростковых конфликтов. Но Егор воспитывался у мамы, на Старом Арбате. Когда умерла бабулечка, Эка очень сильно переживала, настолько, что хотела покончить жизнь самоубийством. И я сказала: «Мам, есть Егор. Бабуля воспитывала его до шести лет, она называла его Солнышком. Вот ради этого Солнышка бабулиного тебе стоит жить». И «отдала» ей Егора.

Кстати, в том самом спектакле, на котором мы с Юрой встретились, Егор тоже играл. Нужен был мальчик на роль маленького Превера, и кто-то из коллег сказал, что мой сын подойдет идеально. У него было там несколько фраз, и потом он даже поехал с нами во Францию на гастроли".

Брат за брата
Эта роль стала его актерским дебютом?

Ляля: «Нет, конечно! Он с шести лет играл в „Пчелке“ в Театре имени Моссовета. Мы с мамой в „Пчелке“ играли: я — дочку, а мама — мою маму. Егору досталась роль маленького графа де Бланшеланда. Позже он играл с Георгием Тараторкиным и с Олей Остроумовой. А когда он уже учился в институте, покойный Марк Вайль позвал его на роль в „Двенадцатую ночь“ с Женей Крюковой в главной роли. Он играл ее брата-близнеца, и они действительно издалека были очень похожи. А уж потом Олег Ефремов взял его во МХАТ».

Вы радовались, когда сын решил продолжить вашу актерскую династию?

Ляля: «Для меня было важно, что он занимается делом, которое ему безумно нравится. Он решил поступать в Щепкинское училище, и его туда сразу взяли. Он хватал все на лету. Никогда не пел, а в институте начал петь. Где-то на втором курсе педагог по танцу сказал ему: «Если сейчас — в студенческом возрасте, а не в семь лет, как положено, — ты поступишь в училище при Большом театре, то с большой долей вероятности сможешь стать солистом БТ».

Как вы думаете, в студенческие годы Егора сравнивали с дедом?

Ляля: «Конечно, сравнивали. Наверное, это неизбежно. Егора сравнивали с дедом, Митю — с Егором. Он ведь, как и брат, поступил в Щепку и в этом году ее заканчивает. Хотя они совершенно разные по характеру. Но они невероятно дружны, понимают друг друга с полуслова, всегда друг другу помогают. Они по-настоящему родные души, Митька для Егора — как валерьянка.

А уж когда Митя стал дядей, родилась Дунька — тем более. Мы, правда, не так часто видим внучку, они живут в Подмосковье. Но я горжусь ею — в девять с половиной месяцев она пошла. Когда Ксюша позвонила, чтобы сообщить эту новость, я сказала: «Ксюня, Дунька просто чемпионка! У меня Егор пошел в год, Митя тоже. Правда, у Егора попа перетягивала…»

Как вам кажется, вы хорошая свекровь?

Ляля: «Мне сложно судить, какая я свекровь. Это у Ксюни надо спрашивать. По крайней мере у нас с ней отличные отношения, она очень хорошая девочка. До какого-то времени она меня величала Еленой Вадимовной, меня аж передергивало, а потом, слава богу, стала звать Лялей».

Вы помните, как сын познакомил вас со своей будущей женой?

Ляля: «Он привел ее к нам домой. Деталей не помню, помню только свои ощущения — тоненькую, скромную девочку, воробышка, как Юра ее называет.

Я принципиально никогда не вмешиваюсь в личную жизнь своих детей. А зачем? Я сама безумно благодарна своей свекрови за то, что она никогда не влезала в нашу жизнь. Юра — одно лицо со своей мамой. Вот что у него было в голове, когда он в тридцать лет решил жениться на женщине с двумя детьми? Но она ни слова ему не сказала".

А с Ксюшиной мамой Ириной Алферовой вы поддерживаете родственные отношения?

Ляля: «Мы с Ирой, в принципе, давно знакомы, еще с тех времен, когда она была в труппе Ленкома, потому что моя подруга Таня Рудина тоже там работала. Иногда мы встречались, сталкивались на каких-то общих тусовках, но дружить не дружили. А потом — видишь, как получилось, — стали родственницами. Она прекрасный человек, очень мягкая, хорошо относится к Егору. В одном мы никак не можем с ней договориться: Ира считает, что Дуня похожа на меня, а мне кажется, что Дуня похожа на нее».

Александр Абдулов успел увидеть внучку?

Ляля: «Конечно. Ребята очень часто к нему приезжали с Дунькой, буквально накануне Нового года возили малышку к дедушке. Он ее не нянчил, потому что у него тогда своя дочка родилась, он ведь стал отцом и дедом практически одновременно — с разницей в одну неделю. В конце марта родилась Женя, а в начале апреля — Дуня».

Недавно Дуне исполнился годик. Она пока не знает, какой фантастический коктейль артистических кровей течет в ее жилах. Почти одновременно с днем рождения Дуни в филиале Малого театра состоялась премьера спектакля «Дни Турбиных» с Дмитрием Бероевым в роли Лариосика. Говорят, что молодым актером очень заинтересовался один серьезнейший режиссер… Впрочем, пока это тайна, еще одна тайна большой актерской династии.