Архив

Непедагогичная поэма

На содержание музея А. С. Макаренко в Кременчуге власти выделили всего 900 гривен

Выдающийся педагог, после своей смерти Антон Макаренко стал такой же выхолощенной советской иконой, как и его кумир, Максим Горький. Накануне Дня учителя «РД» поговорил с одним из его потомков — режиссером, писателем и преподавателем Антоном Васильевым.

5 октября 2009 20:20
3000
0

«Тоже мне, Макаренко нашелся!» — в вопросах воспитания эта фраза едва ли уступает популярному: «А работать за тебя Пушкин будет?!» Выдающийся педагог, после своей смерти Антон Макаренко стал такой же выхолощенной советской иконой, как и его кумир, Максим Горький. О настоящем Антоне Семеновиче с его тревогами и чаяниями, с его мечтами и заботами, мы мало что знаем. Накануне Дня учителя «РД» поговорил с одним из его потомков — режиссером, писателем и преподавателем Антоном ВАСИЛЬЕВЫМ.


— У Антона Семеновича не было своих детей. Настоящей дочерью ему стала моя мама, его племянница, — рассказывает Антон Сергеевич. — Мой родной дед, Виталий Семенович, был белым офицером, чудом бежал с собственного расстрела и жил во Франции. Его дочь Олимпиада и стала для Антона Семеновича самым близким ему человеком. Он даже подписывал ей книги так: «Моей единственной наследнице». Мама всегда была рядом с ним — в коммуне, в Киеве, в Москве. Когда она поступила в педагогический университет в Харькове, он писал ей: «Зачем ты меня оставила одного? Ты — моя единственная, родная кровиночка».


— Каким запомнился Антон Семенович вашей маме?


— Это был непростой человек. Очень одинокий, несмотря на два брака. Его брат, Виталий, считал, что во многих маминых проблемах виноват был Антон. Правда, мама так не думала. Она любила, уважала Антона Семеновича, с детства помню, как цитировала его по разным важным вопросам. Вообще, мама говорила, что все, что видела с Антоном, было прекрасно. Они жили дружно, коммуна была каким-то бесконечным праздником. Пусть и трудовым.


— Как Макаренко воспитывал свою приемную дочь? Может, были какие-то особенные приемы?


 — Просто она всегда была рядом с ним. Видела, как он напряженно работает со своими подопечными, при этом все свое свободное время посвящая творчеству. Ведь в юности он мечтал стать писателем. Его кумирами были Чехов и Горький. Из каких-то «особых» воспитательных приемов могу привести один: когда маме исполнилось 16 лет, Антон Семенович заставил ее перечитать всего Достоевского. Причем в дореволюционном издании. Для 30-х годов это был очень смелый поступок.


— Ваша мама тоже стала педагогом?


— Она не доучилась в университете — началась война, и мама ушла на фронт. Там встретила свою любовь, нашего отца, поэта Сергея Васильева. В 45-м родилась сестра Екатерина, через 7 лет — я. Так мама стала домохозяйкой. Если она и работала, то эпизодически, например, в читальном зале Педагогического института.


— Как ваш отец, знаменитый советский поэт Сергей Васильев, относился к Макаренко?


— К сожалению, Антон Семенович рано умер, потому они не встречались. Но папа сам рано стал сиротой, скитался от сестры к сестре. Макаренко был для него кумиром. Портрет Антона Семеновича всегда висел в кабинете отца. У нас дома часто собирались бывшие ученики Антона Семеновича, и эти встречи для меня, ребенка, всегда были таким же праздником, как, например, Новый год.


— Вас даже назвали в честь двоюродного деда…


— Да, правда, оценил масштаб личности Антона Семеновича я уже в достаточно зрелые годы. Раньше под влиянием старшей сестры (актрисы Екатерины) и ее друзей я относился к Макаренко по-диссидентски. Только с течением времени я лучше стал понимать этого талантливого, многогранного человека, особенно когда стал сам преподавать во ВГИКе. Теперь, наоборот, сестра под моим влиянием изменила свое отношение к Антону Семеновичу.


Думаю, он не увлекался революцией. Просто он воспринимал себя как отечественного писателя. Место писателя же на родине в любое время, какое бы ни переживала его страна. Известно, что были выписаны два ордера на арест Макаренко. К счастью, республиканского значения — когда он был в Киеве, Харькове. Он бежал в Москву. Есть легенда, что Сталин его «великодушно» помиловал, сказал: «Пусть Макаренко пишет свои сказки». И ему стало немного легче дышать, хотя к аресту Антон Семенович был готов каждую минуту.


— Чем же, по-вашему, Макаренко не угодил властям?


— Я провожу параллели между Макаренко и Станиславским, который говорил, что «в его театре исследуется и утверждается жизнь человеческого духа». Советские критики тогда писали, что слово «дух» звучит архаично. На что Станиславский отвечал, что не знает других слов. Таким же был и Макаренко, который делал не винтики для государственной машины, а личности.


— Почему Антон Семенович решил стать педагогом?


— Антон никогда не собирался быть педагогом, он хотел быть Учителем. Мечтал быть писателем, зачитывался Чеховым и Горьким. Но война, революция, Гражданская война породили явление беспризорности, которого до этого никогда на Руси не было. Раньше функции призрения старых и малых брали на себя монастыри. Вдруг всей этой веками отработанной системы не стало, а количество беспризорных, наоборот, выросло тогда в десятки раз… Хотя сейчас брошенных детей не меньше.


— Знаю, уже в наши дни было много «разоблачений» Макаренко…


— Наблюдалась такая тенденция, когда обесценивалось все позитивное, что было с 30-х годов до 53-го. К счастью, сейчас эта мода проходит. Уже несколько лет в России проходит конкурс им. Макаренко, куда съезжаются молодежные коллективы, живущие, работающие по его методике. «Педагогическая поэма» переведена практически на все языки мира. По данным ЮНЕСКО, она занимает 6-е место в мире по тиражам. В Японии, Германии, США много организаций, которые изучают и используют его опыт.


— Знаю, на Украине существует музей Макаренко. Сотрудничаете ли вы с ним?


— К сожалению, музей в Кременчуге — это наша с сестрой боль. Он находится в доме, где жил Антон Семенович, и который сейчас фактически развалился. Там остались только два сотрудника, которые буквально вопиют о помощи. Но государственным властям совсем нет дела до наследия их великого педагога. На содержание музея, например, выделили всего 900 гривен (около 3,5 тысячи рублей) в этом году. Что можно сделать на эти деньги? Мы с сестрой чем можем помогаем, но наших возможностей явно не хватает. Больно видеть, как гибнет память о человеке, который всю свою жизнь посвятил тому, чтобы будущие поколения стали лучше и добрее.