Архив

Юрий Беляев: «К сериалам отношусь как к эксперименту над собой»

Подавать себя по-павлиньему, распушив хвост, он не умеет — в советское время, в которое он вырос, скромность считалась главным достоинством. Поэтому сегодня ему приходится непросто.

Узнавание зрителей не гарантирует качество ролей, а брать свое нахрапом тоже не в его духе. Вот даже права отдал безропотно на четыре месяца за то, что въехал под «кирпич», и теперь вынужден передвигаться на метро. Самое время брать автографы.

21 января 2009 18:22
4060
0

Подавать себя по-павлиньему, распушив хвост, он не умеет — в советское время, в которое он вырос, скромность считалась главным достоинством. Поэтому сегодня ему приходится непросто. Узнавание зрителей не гарантирует качество ролей, а брать свое нахрапом тоже не в его духе. Вот даже права отдал безропотно на четыре месяца за то, что въехал под «кирпич», и теперь вынужден передвигаться на метро. Самое время брать автографы.

НЕСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Беляев Юрий Викторович, актер. Родился 28 августа 1947 года в селе Полтавка Омской области. Окончил театральное училище им. Щукина. С 1975 года служит в Театре на Таганке. Снимался в фильмах: «Чужие здесь не ходят», «Тайна «Черных дроздов», «Единожды солгав», «Русский бунт», «Сошедшие с небес», «Учитель в законе»; в сериалах: «Графиня де Монсоро», «Семейные тайны», «Курсанты», «Досье детектива Дубровского» и др.

— Юрий Викторович, в одном из интервью вы как-то сказали, что вас давно из артистов вычеркнули. Но на экране вы по-прежнему частый гость…

— Как говорят в Одессе — это две большие разницы. Сниматься в полно-метражном кино на пленку и сниматься для телевидения на видео, где часто бывает невнятная история, у артистов нет времени на подготовку и выглядят они беспомощно и неубедительно. А все потому, что мы участвуем не в съемках, а в оформлении эфирного пространства для рекламы. Однако я сказал бы неправду, если бы говорил, что не снимаюсь в кино. Снимаюсь, но очень редко и очень мало. Не по собственной вине. Не снимают. Может ли спортсмен достичь высоких результатов, если не будет тренироваться? Риторический вопрос? Могу ли я, мало снимаясь, поддерживать хорошую форму? Нет. Я не могу. То, что мне удалось сделать за прошедший год, для меня неутешительно. Я явно теряю форму. Добиваться результата все труднее. Чаще стали попадаться непрофессиональные люди. Или просто невоспитанные. Чем можно объяснить поведение людей, которые в течение нескольких месяцев разыскивают меня и дозваниваются туда, куда даже родственники не дозваниваются, потом вдруг куда-то исчезают, и я случайно узнаю, что вместо меня давно уже снимается другой артист. Ну хотя бы сообщили.

— Мне кажется, в вас сейчас говорит некая неудовлетворенность, возможно, обида на кинематограф…

— Кинематограф мне ничего не должен — я не та персона, не Раневская, чтобы отечественное кино захлебнулось бы от отчаяния, что не нашло достойных сценариев для гениального человека. Я далек от подобных мыслей. Мы с нашим кинематографом ничем друг другу не обязаны.

— Вы тридцать три года служите в Театре на Таганке, там вы довольны своими работами?

— Конечно, нет. Какими работами? Срочными вводами? Заменами? Эпизодами? Второстепенными персонажами? В Театре на Таганке никогда не было ни одного спектакля, сделанного в расчете на артиста Беляева. Конечно, мне этого очень хотелось. И это притом что первые лет пятнадцать я был счастлив только тем, что имею отношение к знаменитой Таганке. Прошло время. Растаяли иллюзии с надеждами. Пожалуй, я уже ничего не жду от Таганки. Хотя мечта есть. Вернее, она появилась совсем недавно. На Шекспировском фестивале в Ереване я увидел потрясающего Зазу Папуашвили, который на моих глазах за несколько минут из ничего, из воздуха и самого себя создал богатейший мир, сказку, которая важнее, сильнее, ярче и страшнее, чем сама жизнь. Легко, иронично, музыкально, красиво… Я наконец увидел театр, о котором мечтаю, но мечта моя неосуществима, потому что я уже никогда не буду грузином, не буду жить в Тбилиси и работать в Театре Руставели у Роберта Стуруа. Моя сказка осуществима только при этих условиях.

— В вашей биографии тем не менее много серьезных, известных работ, и везде, если анализировать, режиссеры эксплуатировали именно вашу мужскую харизму. Не замечали?

— Вполне возможно, но в этом нет лично моей вины. К сожалению, как всякое амплуа, оформившись, оно становится тормозом — это очевидно. Я же пришел в театр в полной убежденности, что настоящий драматический актер — человек полифонических возможностей, умеющий играть любые роли. Но это была иллюзия. И в театре, и в кино в основном используются типажные особенности. И мало кто из режиссеров рискует иметь свой угол зрения и склонен экспериментировать.

— Как бы там ни было, а вас ведь с детства тянуло в эту область, раз, переехав с родителями, не актерами, из Омской области в Подмосковье, в город Ступино, вы тут же отправились в театральную студию…

— Никуда я «сразу» не отправлялся, потому что мне было тогда пять лет, и ни в какую «область» меня не тянуло, и ничем я не «болел». Ни у моих родственников, ни у меня никакой предрасположенности к актерству не было. Все это ваши выдумки. Мне, как и многим, хотелось быть на виду, в центре внимания. И когда на какой-нибудь партийной конференции пионеры читали со сцены коммунистическую лабуду, приветствуя таким образом сидящих в зале родителей, мне тоже хотелось быть на сцене и читать лучше всех, а не стоять молча в зале. Вот и вся «тяга к искусству». По-моему, это просто детская зависть.

— Но в вашей жизни ведь тогда и спорт еще плотно присутствовал…

— Да, легкая атлетика. Больше всего нравилось, потому что получалось прыгать с шестом. Ощущение полета помню до сих пор. Но перспектив не было, потому что пьяный земляк сбил меня, не сумев проехать мимо на мотоцикле, и сломал мне толчковую ногу. А без нее делать в легкой атлетике нечего. Так что после этого я так и остался на всю жизнь физкультурником, а не спортсменом. Надо было заканчивать школу, были позорные выпускные экзамены, еще более позорные попытки хоть куда-нибудь поступить учиться, лишь бы в армию не идти. Но, по-видимому, тогдашняя Советская армия не могла без меня обойтись, и я над ней смилостивился и пошел на три года служить «царю и Отечеству».

— После которой были инструктором ДОСААФ, дворником, грузчиком, рабочим в постановочных мастерских МХАТа — впечатляющий список… Он означает, что вы знаете жизнь изнутри?

— Все это были фрагменты. Я даже не могу сказать, что это был процесс формирования, скорее зоны выжидания перед очередной попыткой поступить на актерский факультет. Но не надо думать, что все было неудачно и плохо: мне после очередного провала предложили работу грузчика в мастерских МХАТа. Заведующая мастерскими Алла Угрюмова меня приняла очень хорошо и всячески опекала. Благодаря ей я почти ежедневно, сидя в зале, мог присутствовать на репетициях Олега Ефремова.

— В одном из интервью вы участие в сериалах назвали своим бизнесом…

— В том только смысле, что я так зарабатываю на жизнь. Прожить на зарплату театрального артиста сложно. Не хватает. Сейчас я снимаюсь в сериале. Задача двойная: заработать и поддержать форму в экстремальных условиях работы на двух площадках, в плохих условиях, с большим метражом и т. д.

— Помните, когда вы в последний раз испытывали удовольствие на съемочной площадке?

— Затрудняюсь ответить на этот вопрос. И уверяю вас, что это вполне обыденная ситуация. Подавляющее большинство моих коллег не испытывают никакого удовольствия от своего каждодневного труда в целях зарабатывания денег. А вы представляете, какое количество одаренных людей не снимается вообще?! Всплывает же на экранах небольшая часть актеров.

— А вы не умеете себя рекламировать, дорого продавать, предлагать режиссерам и продюсерам?

— Жаль, но нет. Я не имею ряда качеств, которые по теперешней жизни стали необходимы. Самопромоушеном не могу заниматься. Не умею выдвигать предложения о сотрудничестве и пр. Хотя упертость в добывании роли порой приносит прекрасные результаты. Идеальный пример — великий Марлон Брандо. Он же три раза приходил на кастинг «Крестного отца» и все время получал отказ, пока в последний свой приход не засунул по кусочку ваты за обе щеки и наконец был утвержден. И он молодец! Я же изуродован советской властью, при которой жил довольно неплохо, с активной занятостью (приходилось прочитывать до трехсот сценариев ежегодно), с Государственной премией (последней в Советском Союзе), с приличной актерской ставкой, примерно такой же, как у Иннокентия Михайловича Смоктуновского, поэтому сегодня мне иногда очень тяжело иметь с собой дело. Пытаюсь бороться с собой, но плохо получается изменять свою натуру.

— Насколько я понимаю, у вас нет глобальных материальных целей вроде покупки загородного дома…

— Я не против его иметь, но у меня нет на это средств. Все, что зарабатываю, трачу на жизнь. У меня нет сбережений, капиталовложений, побочного бизнеса и пр. Я же по сути не бизнесмен. Я даже в школе был второгодником (улыбается) — плохо учился, двенадцать лет провел в средней школе вместо десяти. Был ленивым раздолбаем, таким провинциальным болваном, шпаной, выросшим во дворе. Тогда же всех улица воспитывала, в отличие от сегодняшнего дня.

— Вы считаете, что болтаться по улицам лучше, нежели сидеть дома у компьютера?

— В какой-то мере да. Для ребенка это же первые навыки овладения социумом, очень существенные, важные. Сейчас эта культура двора ничем не заменена. У меня трое детей, и вот мой младший, десятилетний детеныш, Александр, жалуется, что ему не о чем поговорить со своими одноклассниками, потому что на перемене они все утыкаются в свои ПСП и лишают себя возможности элементарного контакта.

— А вы с ним разговариваете?

— Конечно. Когда едем куда-то в кино, в зоопарк или в Коломенское на санках кататься, обязательно болтаем по дороге.

— Как думаете, быть женой актера — это испытание?

— Это у них надо спрашивать. Но я сочувствую всем женам артистов — мужья же постоянно отсутствуют. Только первая дочка, от предыдущего брака, росла у меня на глазах. Сейчас Ольге двадцать восемь, она закончила МГУ, является специалистом по организации выставок и экспозиций плюс она дипломированный менеджер в области культуры, так как окончила Манчестерскую школу. Сейчас она работает в рекламном бизнесе, а также предпринимает попытку создать семью. Надеюсь, успешную. Что касается среднего сына, от этого же брака, двадцатидвухлетнего Алексея, то он учится на фотожурналиста, работает… К сожалению, так вышло, что я сейчас практически не имею отношения ко всему, что с ними происходит. Чувствую себя номинальным папашей, и это обидно. Но ничего уже не исправишь. Главное, думаю, в том, что они знают — я рядом, и они всегда могут ко мне обратиться за реальной помощью или советом. Но в целом я им доверяю. Помню себя в этом возрасте, и у меня тоже были не слишком хорошие отношения со своими родителями. Я ведь, что называется, не справился с управлением и начал уже чуть ли не с десятилетнего возраста уходить из дома… И моим детям, я надеюсь, хватит мудрости и человеческой прочности, чтобы не совершить каких-то драматических ошибок, с ужасными последствиями. В любом случае, если понадоблюсь, я буду готов.

— Получается, во всех сферах жизни вы готовы дать больше…

— Я бы очень этого хотел. Притом что до сих пор и в своей жизни совершаю ошибки.

— Со стороны вы производите впечатление личности спокойной, самодостаточной…

— Терпеть не могу этот термин. Это же тупиковое состояние абсолютной консервации. Так что вы заблуждаетесь.