Архив

Полюбите пианиста

Левон Оганезов: «Я не продолжил династию башмачников»

Больше сорока лет на сцене. Аккомпанировал буквально всем: Кобзону, Миронову, Винокуру, Арканову, Голубкиной — список можно продолжать до бесконечности. Нет такой мелодии, которую бы Левон Саркисович не знал. Он с песней по жизни. Да и жизнь Оганезова — красивая и длинная песня.

22 июня 2008 22:55
1521
0

Больше сорока лет на сцене. Аккомпанировал буквально всем: Кобзону, Миронову, Винокуру, Арканову, Голубкиной — список можно продолжать до бесконечности. Нет такой мелодии, которую бы Левон Саркисович не знал. Он с песней по жизни. Да и жизнь Оганезова — красивая и длинная песня.

— Знаете, в моей жизни было много переездов, особо ценные и памятные фотографии уже утеряны, — как бы извиняясь, Левон Саркисович перелистывает семейный альбом. — Жаль, конечно. Мне нравится, как у знатных особ принято — на стенах вывешивать все ценные портреты: дедушек, прадедушек, прапрадедушек… И я бы вывесил, ведь мой дед — фигура тоже знатная…

— Хотите сказать, вы голубых кровей?

— Нет, нет… Ну ладно, слушайте. Был такой министр Лорис-Меликов, армянин по происхождению. Так вот: он вызвал к себе в Петербург всю обслугу из Армении: нянек, прачек, поварих. В том числе и башмачника, которым и был мой дед Сергей Артемович.

— Я читал, ваши родители прожили всю жизнь в России.

— Почти всю. Мои родители поженились в конце 1918 года и почти сразу бежали в Россию, в Москву. Дело в том, что революция в Москве или Питере — это одно, а революция на Кавказе — совершенно другое. Мгновенно образовалось множество бандитских группировок, они затеяли передел собственности. Наступило страшное время, настоящая резня.

Одно слово — Кавказ!..

Мой папа был ремесленником, а мама только кончила гимназию, ей было неполны× 16 лет. Они не были такими уж богатыми, а вот кто в нашей семье и был зажиточным, так это дед по материнской линии: у него был дом — полная чаша. Но его убили бандиты, которые что-то не поделили на местном рынке, где у деда было несколько лавок…

Так вот: мои родители добрались до Самары, и там папа со своими братьями открыл кожевенное производство: они производили кожу и сами шили из нее обувь. В Самаре родились мои старшие брат и сестра. Кстати, однажды, когда я был на гастролях в Самаре, мне показали дом, где жили мои родители, — избушка из трех комнат. Я испытал сложные чувства: романтический возраст давно закончился, и я смотрел на все окружающее довольно предвзято. Но дворик мне понравился! Какое-то «дежа вю» — будто я его где-то видел. В середине дворика — срубленный пень, я понял, что для семьи он служил столом…


«Отцу со всей округи носили на починку сапоги»


— Левон Саркисович, как же получилось, что вашего отца посадили за убийство самого Кирова?

— У меня сидели все по очереди. Папу посадили очень смешно, он действительно проходил по знаменитому делу об убийстве Кирова. Видите ли, в чем дело: следователи составили цепочку, которая, по их мнению, вела к убийству Кирова. В эту цепочку попало аж десять тысяч человек, и среди них оказался мой папа. Ни за что отец получил десять лет. Как он мне рассказывал, следователи и сами понимали, что это чистой воды фикция…

Когда моего папу посадили, первым делом его спросили: что вы умеете делать? Так у него в тюрьме появилась своя маленькая мастерская. Со всей округи отцу носили на починку ботинки: за эту работу ему платили, из тюрьмы он умудрялся даже посылать маме деньги и продукты…

Выпустили отца досрочно — вместо положенных десяти он отсидел три года. Потом успешно работал — помню, мама хранила вырезку из газеты со статьей под названием «Равняйтесь на Оганезова», где было написано, что отец план какой-то перевыполнил. А в 49-м году папу посадили снова. Но теперь уже как отца врага народа.

Дело в том, что мой брат Аркадий организовал артель по производству галантереи. Он очень прилично зарабатывал, жил на широкую ногу, стригся исключительно в гостинице «Националь», у самого дорогого парикмахера в Москве. Мастер тот, естественно, был агентом НКВД и донес на моего брата: живет, мол, не по средствам, а значит — английский шпион. Потом мне рассказывали, что брат даже над следователем посмеивался: «А почему именно английский? Я и английского-то не знаю — владею немецким и испанским». «Ладно-ладно, — бурчал тот в ответ, — побудешь английским». То есть они даже не скрывали, что все происходящее — фарс. Вот такая власть была…

— Но при этой же власти и вы, как однажды выразились, «жили по локоть в черной икре»…

— Дело в том, что мой папа, когда свое отсидел, работал заведующим обувным ателье в Трехпрудном переулке. Он всегда очень хорошо одевался, как сейчас помню: полувоенный френч, хромовые сапоги на толстой подошве, белый воротничок. Который мама каждый вечер перед сном ему пришивала. Трогательная картина… Зарабатывал папа всегда прилично. Закупал отменные продукты в магазинчике недалеко от Трехпрудного, домой доставлял их только на такси — не будет же папа на метро ездить! Но делал он это интересно. Чтобы соседи не видели, на машине папа доезжал лишь до угла нашего дома. А дальше шел пешком, сгибаясь под тяжестью многокилограммовых авосек.


«У меня врожденная беглость пальцев»

— У вас был шанс стать продолжателем династии и взять в руки сапожный молоточек?

— Вряд ли. Дело в том, что моя мама закончила гимназию, и ей очень хотелось, чтобы дети получили хорошее образование. Была у нас учительница такая — еще один осколок империи — дочка одного нефтепромышленника из Баку. Помню, она любила рассказывать, как каждое утро ей в спальню приносили букет роз из сада, чтобы она просыпалась от запаха свежих цветов. Но, к сожалению, все хорошее быстро кончается, а плохое остается. Естественно, у нее все отняли, родственников расстреляли… Так вот: эта женщина дружила с моей мамой, вместе они частенько играли на гитаре, на мандолине. И однажды эта учительница сказала: «У мальчика хороший слух, его нужно учить». И уже в пять лет я поступил в подготовительный класс Центральной музыкальной школы. Туда далеко не всех принимали. Но у меня врожденная беглость пальцев, а уж о слухе я не говорю: слышал мелодию и мог тут же ее сыграть.

— Почему же с классическим консерваторским образованием вы выбрали такой легкий жанр, как эстрада?

— Утесов говорил, что к эстраде всегда относились как к женщине легкого поведения: все хотели с ней провести время, но никто не отваживался появиться с ней в обществе. А любили эстраду действительно все без исключения: Рихтер, Ойстрах — даже они на каких-то важных концертах, что называется, «выходили номером»… А вообще, в те годы было три места, куда можно было устроиться концертмейстером: Московская филармония, где была своя мафия и куда просто так не брали — там были очень высокие оклады. Театры, где платили копейки, кроме, разумеется, Большого. И Москонцерт. Куда я и пошел. Для аккомпаниатора там работы было очень много. Шульженко, помню, буквально умоляла меня, чтобы я согласился с ней работать. Дело в том, что она для меня не являлась такой уж фигурой. Да, у нее было имя. Но в те годы в моде были другие — квартет «Аккорд», Иошпе и Рахимов, Иосиф Кобзон…

— А чем вас привлекали киноактеры — их ведь тоже в вашем послужном списке хватает?

— С ними можно было ездить на гастроли. Так я мотался по городам с 40-минутными концертами с Гурченко, Голубкиной, Анофриевым. Конечно, халтура, но, понимаете, ведь музыканты получали очень мало и брали свое не качеством, а количеством. За три дня, например, мы давали 12 концертов, благодаря чему я ни в чем не нуждался. Правда, не умел прятать деньги — всегда тратил. Причем не на себя — на друзей, на женщин…

— И уютно вам было в тени великих? Никогда не хотели вырваться на первый план?

— Я всегда играл очень ярко, тем самым привлекая к себе внимание. Не внешним эффектом, а самой игрой. Поэтому чувствовал и чувствую себя всегда не на вторых, а на первых ролях.


«У Андрюши Миронова было отличное домашнее образование»

— Скажите, тяжело работать с Кобзоном?

— Ну, если ему противодействовать, то тяжело. А если выполнять все условия, то очень легко. Иосиф — человек прагматичный: хочешь участвовать в его программе — участвуй, хочешь предложить что-то свое — предложи. На логичный совет он всегда согласится. Единственное, во что я не вмешивался никогда, это куда ехать на гастроли — тут Иосиф сам обстоятельно продумывает все детали. Вообще, с Иосифом Давыдовичем было много ярких историй. Вот одна из них — совершенно гениальная, которая подтверждает тот факт, что у Иосифа неординарные мозги.

Мы в Южной Америке с гастролями проехали уже несколько стран. Нас возит импресарио, который выплачивает только суточные, а полный расчет обещает в конце турне. И вот последний концерт. И соответственно — день нашей зарплаты. Импресарио сказал: я на пару часов отъеду — поменяю нашу местную валюту на доллары. Концерт начался, а Иосиф ходит по коридору, весь в своих мыслях. И вдруг говорит переводчику: «Валя, звони в полицию». Приезжает полицейский, Кобзон ему заявляет: «У меня есть подозрение, что наш импресарио с деньгами уехал в аэропорт».

Полицейский отвечает: если ваши обвинения ложные, мы будем вынуждены посадить вас. Иосиф согласился.

Полицейские едут в аэропорт и находят этого самого импресарио: он, оказывается, уже взял билет в Мексику и ждал самолета с полным чемоданом наших денег… Помню, спросил тогда: «Иося, как же ты догадался?» И знаете, что он мне ответил? Я, говорит, почувствовал. У него есть чутье настоящего бизнесмена и игрока. Он и в карты играет заводно, и в нарды…

— Вы работали и с Винокуром, которого называют признанным мастером розыгрышей. Можете подтвердить?

— Конечно, мы вместе с ним разыгрывали всех подряд. Например, Женьку Мартынова, помню, разыграли от нечего делать. Дело было в Мексике. Винокур живет в одном номере отеля, Женька — в другом. Володя звонит к нему в номер и с иностранным акцентом говорит: мы узнали, что вы здесь, у нас очень хорошо знают ваши песни, и в Мексике вы самый популярный композитор. Мы хотели бы пригласить вас на радио, заплатим денег… Мартынов просто обалдел. А Винокур спрашивает: «Что-нибудь новое у вас есть?» Женька прямо в трубку начинает петь свои новые песни. Мы на том конце провода просто умираем со смеху. Как же Мартынов расстроился, когда все карты были раскрыты!

— Говорят, Андрея Миронова эстрадному искусству обучил его отец Александр Менакер. Это так?

— Это правда. Дело в том, что Александр Семенович Менакер был человеком очень образованным, всеядным: он писал сценарии, составлял номера совместных номеров с Марией Владимировной. Кстати, до того как женился на Мироновой, Менакер был куплетистом, эстрадным артистом. Так вот: эстрадный опыт тех лет Александр Семенович передал Андрею. Например, был такой спектакль «Интервенция», в котором Андрюша изображал одесского конферансье. Там все подсказано папой, все движения. Так что у Андрюши кроме образования театрального было еще и отличное домашнее образование. Поэтому на эстраде, в отличие от многих драматических актеров, он чувствовал себя свободно.


Дочки готовились в музыканты

— Левон Саркисович, вы всегда были очень востребованным музыкантом. Зачем же в свое время поехали искать счастья в Америку?

— Это было в начале 90-х, и в России тогда работы почти не было. Вот я и решил уехать в Штаты, тем более что там с трудоустройством было все в порядке. Я работал в Нью-Йорке во французском ресторане, куда приходила приличная публика. Всю первую половину вечера я играл Шуберта, Шопена, Листа — классиков я с детства знаю наизусть. Потом просили играть популярные джазовые мелодии, песни из бродвейских мюзиклов — с ними тоже проблем не возникало.

Но тут позвонили из Москвы, пригласили на телевидение. И как не поехать? Все-таки я артист, а ресторан — не совсем сцена… Но в Штаты, кстати, я поехал не только за длинным американским рублем, решиться на этот шаг меня подтолкнула еще одна мысль. К тому времени в Америке уже жила моя старшая дочка, а младшая была с нами в Москве.

И я подумал, что это подходящий момент их соединить. А теперь у меня две дочки живут в Америке: старшая замужем, а младшая еще нет — учится в аспирантуре.

— По вашим стопам они не пошли?

— Шли-шли, да не дошли. Маша, которая, кстати, названа в честь моей мамы, окончила Гнесинку, очень прилично играла. Но когда вышла замуж и уехала в Америку, о музыке позабыла. В Нью-Йорке она поступила в университет на факультет бизнеса и экономики и теперь работает финансовым аналитиком. Даша, младшая моя, тоже готовилась стать музыкантом, училась в Центральной музыкальной школе при консерватории. Тоже очень хорошо играла. Но тоже, когда уехала в США, занятия музыкой бросила — сейчас занимается пиаром…

— Дочери в Америке, вы с женой — в Москве. Не скучаете?

— Бывает иногда. Но и мы с женой к ним иногда приезжаем, и дочки нас порой навещают… А вообще, знаете, я считаю, что вывел формулу семейного счастья. Вот почему с Софьей, женой моей, мы ни разу в жизни не поругались? А потому, что надо чаще разлучаться! Вот я уезжал на гастроли, возвращался — и как будто заново женился! Так и живем…

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен