Дмитрий ЗАКОН: «Это был ансамбль типа „Песняров“, только кубанского „разлива“, то есть пели в основном репертуар кубанского казачьего хора. Все было стилизовано, с костюмами. Проработал я там года два, получил квартиру и хотел было жениться на дочке председателя какой-то станицы, заняться животноводством…»

Дмитрий: «Году эдак в семьдесят пятом приехал мой знакомый: „Дима, срочно бросай своих коров! Есть такой крутой ансамбль — „Шестеро молодых“. И есть такой супер-администратор Вилен Дарчиев. Тебя ждут“. И я поехал на переговоры к Дарчиеву в Ленинград».

Дмитрий: «По тем временам это был, наверное, настоящий мафиозо — человек, который, казалось, мог все. Один только вид „простого конферансье“ (так Дарчиев числился по документам) впечатлял: одет с иголочки, весь в бриллиантах, в золотых цепях и крестах, охранники-амбалы кругом ходят… Помню, при мне он деньги выдавал не считая, по весу. Разумеется, все это произвело впечатление. Первый наш разговор с ним закончился тем, что через двадцать дней мы должны были приехать в какой-то город и начать работать под маркой ВИА „Шестеро молодых“. Ну мы, собственно, приехали и стали работать. „Чесали“ по всей стране. В месяц по 70−80 концертов. Я как „бригадир“ регулярно привозил Дарчиеву деньги. Его гениальность заключалась еще и в том, что он из любой филармонии мог вытащить наличные. А это по тем временам можно было сделать только с помощью какой-нибудь фантастической комбинации. Его связи были безграничны».

Дмитрий: «Очень смутно. Я это понял через несколько лет, когда трое суток просидел в Бутырке по делу директора Театра эстрады Владимирова. Дарчиева тоже арестовали и посадили — официально якобы за то, что он, получая ставку конферансье, не выходил на сцену и давал взятки Владимирову. Нас всех долго таскали на допросы и очные ставки на Петровку, 38. Судя по всему, Дарчиев кому-то перешел дорогу и его довольно красиво подставили. Человек, которого я считаю своим учителем в плане администрирования, погиб в середине 80-х в уфимской тюрьме при невыясненных обстоятельствах».

Дмитрий: «Единицы. Я их могу по пальцам пересчитать. Был Василий Васильевич Кондаков (знаменитый Вась-Вась), был Гера Спектр, в Госконцерте был Феликс Кац, который координировал все гастроли — кого куда. Страна жила по одним законам, а эти люди — по своим. От одного их слова зависело, приедет в конкретный город конкретный артист, эстрадный коллектив или нет. Попасть под их опеку было чрезвычайно сложно, но если получалось, вы были в шоколаде. Зато тем, кто потом вырывался из-под их влияния (а такое редко, но бывало), кислород перекрывали навсегда».

Дмитрий: «Все поездки были как по трафарету. Приезжали в город, организовывали культурный отдых (с девочками, естественно), вечером — два-три концерта, выпили, закусили. И поехали дальше».

Дмитрий: «У нас были люди, которые за это отвечали. Например, в ВИА „Шестеро молодых“ и „Лейся, песня“ главным по сексуальным вопросам был Кальян Иванович. Это теперь он известный исполнитель русского шансона Александр Кальянов. А в то время он девочек всем нам поставлял. Причем частенько делалось это красиво, с размахом. Обычно в Москве мы останавливались в гостинице „Балчуг“. И помню, однажды нас поселили в огромный люкс с шикарным белым роялем. И вот Кальян Иванович, как обычно, привел очередную партию барышень, сказав им при этом: „Сейчас я вас познакомлю с самим маэстро Демисом Руссосом!“ И объяснил популярно: мол, Демис приехал в Москву инкогнито, никто об этом не знает. Он с дороги сильно устал, поэтому нужно обойтись без лишних сантиментов — зайти, поздороваться и сразу в койку. Заводит вконец ошалевших девиц в мой люкс, я сижу за роялем в огромной широкополой шляпе из реквизита, и борода у меня тогда как раз была соответствующая. Кальян Иванович бормочет что-то типа: „Си-си, маэстро…“ В общем, самое удивительное, что барышни эти до последнего думали, будто я настоящий Демис Руссос. И наверное, до сих пор всем рассказывают, в кого у них такие музыкальные дети».

Дмитрий: «Однажды Коля Расторгуев сильно пострадал. Был большой сольный концерт во Дворце офицеров в Ленинграде. Выходим мы в белоснежных костюмах. Спели первую песню, вторую. Дальше каждый из солистов должен был исполнить по одной сольной «коронке». Первым поет Коля — зал рукоплещет. И в этот момент на сцену прорывается девушка с букетом цветов. Несколько цветочков падают на пол, и Коля, как интеллигентный человек, наклоняется, чтобы подобрать их, потом поднимает голову…

И вдруг мы видим, что вся его кудрявая шевелюра представляет собой сплошное кровавое месиво, алые струйки стекают прямо на белый костюм.

А девушка та каблучками цок-цок-цок — и была такова. Первая мысль: «Убили, что ли?!» Зал притих. Остановили концерт, все бросились за кулисы…"

Дмитрий: «Оказалось, что отвергнутая Колей поклонница решила ему отомстить. Смешала в банке клей „БФ“ с масляной красной краской. И пока он поднимал цветы, выплеснула содержимое банки ему на голову. Пришлось брить Расторгуева наголо. А самое обидное — только что сшитый белый костюм пострадал».

Кому-то все это может показаться невероятным, но аккуратно причесанные и нарядные солисты из советских ВИА на самом деле вели вполне рок-н-ролльную жизнь. И даже знаменитые худсоветы и музыкальная цензура были не так страшны, как их сегодня порой описывают.

Дмитрий: «Худсоветы проходили так. На какой-нибудь базе собирались известные советские композиторы — самый молодой лет семидесяти. Для них накрывалась „поляна“. Композиторы выпивали, закусывали, потом усаживались в зале, где игралась программа, которую надо оценить. Зверствовать уже не было смысла. Кроме того, композиторы прекрасно понимали: их заработок напрямую зависит от нас, от количества наших концертов с их песнями. Ведь после каждой поездки заполнялись рапорты, куда вписывались название песни, автор музыки, автор текста, количество исполнений в концерте в каждом городе, а потом все это сдавалось в филармонию».

Дмитрий: «Не знаю, как насчет пяти копеек, но помню, как в конце семидесятых Юра Антонов показывал мне свою сберкнижку, где официально лежало… два миллиона рублей. А доллар тогда, кстати, стоил менее восьмидесяти копеек».

Дмитрий: «Это правда, деньги толком тратить было не на что. Мы тогда получали за концерт от двадцати пяти рублей (два отделения, лауреатство, „бригадирские“, совмещение инструментов, суточные). Умножьте это на тридцать-сорок концертов в месяц. Девять тысяч набегало!»

Дмитрий: «Да, с Аллой мы были знакомы давно. Пересекались на концертах, да и в компаниях частенько встречались. После того как ВИА „Лейся, песня“ все-таки „зарубил“ худсовет, я стал директором и продюсером группы „Диалог“. Году в восемьдесят восьмом Алла пригласила „Диалог“ к себе в театр. А потом на базе Театра песни была организована интернациональная фирма, которая занималась всемирными турне с участием лучших советских, канадских, американских и английских рок-групп. В те годы я вывозил в Европу Ларису Долину и „делал“ юбилей Эйфелевой башни в Париже, отправлял Аллу в Швейцарию на какие-то рок-фестивали, сюда приезжали многие звезды зарубежной эстрады, например, итальянцы, Си Си Кейч, Эквадро, Патрисия Каас. Ну и родной „Диалог“ я, естественно, не забывал — мы катались по Скандинавии, были в Каннах, Лондоне, Париже, Италии, Испании. Кстати, эти поездки „Диалога“ и стали камнем преткновения в наших с Аллой отношениях. Все закончилось конфликтом, после которого я уволился».

Дмитрий: «Алла „наехала“ на меня на каком-то собрании. Наверное, встала не с той ноги. Я послушал, потом встал и ушел, хлопнув дверью. И за мной потом еще двадцать человек ушли. Я перешел к Игорю Крутому».

Дмитрий: «Тогда еще только по паспорту. Но начиналось зарождение его продюсерской компании. Мы начали работать, и до сих пор, по-моему, моя трудовая книжка там лежит. А потом я подружился в Испании с продюсером американо-немецкой группы, которая играла заумный джаз-рок, и мы стали какие-то проекты вместе придумывать. Меня это настолько захватило, что я переехал на ПМЖ в Германию и вскоре ушел с головой в собственные проекты. За эти двадцать лет, что проживаю в Германии, я свою филармонию открыл, раскрутил порядка пятнадцати-шестнадцати разных проектов. Устраивал там гастроли для всех наших звезд — Пугачевой, Киркорова, Леонтьева, Шуфутинского».

Отношения внутри шоу-бизнеса — штука сложная. Те, кто сегодня кидается друг другу в объятия, завтра могут перестать здороваться. А вчерашних врагов, напротив, легко можно увидеть выпивающими на брудершафт. Алла Пугачева и Дмитрий Закон — прекрасная тому иллюстрация.

Дмитрий: «Примерно через три года после нашего конфликта мы с Аллой помирились. Она приезжала ко мне вместе с Филей накануне свадьбы, спрашивала: „Ну и как мы смотримся?“ Помню, мы зашли в магазин, Филя выбирал какие-то костюмчики, а мы с Аллой стояли, о чем-то разговаривали. Он примерит, выйдет: „Ну и как?“ Она: „Говно! Давай меряй другое!“ Через какое-то время подходит к нам продавец и сочувственно так говорит: „А ребенок-то у вас какой капризный“. А потом оба и вовсе попали в историю… На самом деле Алла просила ее не рассказывать, но будем считать, что это было давно и неправда… В общем, они с Филей и их тогдашним директором Непомнящим приехали на шопинг ко мне в Германию. Вдруг в полдень у меня в офисе раздается звонок: „Фрау Пугачеффа и герр Киркорофф — ваши клиенты?“ — „Да, — говорю. — А в чем дело?“ — „Срочно приезжайте в полицейский участок“. Подъезжаю и наблюдаю картину: огромная клетка, в которой какие-то негры с синяками, проститутки, наркоманы, бомжи. И сидят трое голубчиков в наручниках: Пугачева, Филипп и Непомнящий. Алла, конечно, молча не сидела — высказывалась по полной, так, мол, вас растак! Я офицеру говорю: „Это же рашен суперстар!“ Ноль внимания. Никто толком объяснить ничего не может. Преступники — и все! Они так и просидели до глубокой темноты, я им через решетку бутерброды просовывал. А случилось на самом деле вот что: Алла зашла в магазин, набрала там гору шмоток, а марки, которыми она рассчитывалась, оказались фальшивыми. Просто незадолго до этого Пугачева гастролировала по братской ГДР, и там с ней по-королевски расплатились подделками. Короче, нам все свои связи пришлось задействовать, чтобы дело замяли. А ведь немцы суровы по части фальшивых денег. Могли и посадить».

Дмитрий: «Один раз было дело. 1971 год, Краснодарская филармония. Я — музыкант ВИА «Ива». Нас приглашают на какой-то огромный сборный концерт в Краснодаре: приехали «Самоцветы», «Веселые ребята» — короче, весь цвет ВИА того времени. А там была такая добрая традиция: после концерта покупали несколько ящиков вина и собирались в зале местной филармонии. Выпивали, закусывали и играли сколько хотели и что хотели — друг для друга. Помню, в тот раз мы только первые бутылки открыли — и вдруг двери настежь, влетают человек двадцать милиционеров. Всех в наручники — и в каталажку. Сидим мы в этом заведении, рядом ребята из молодого, абсолютно неизвестного ВИА «Поющие юнги», с которыми я еще и познакомиться толком не успел. Решили восполнить этот пробел. Выяснилось, что одного «поющего юнгу» зовут Саша Серов, а другого — Игорь Крутой. В общем, просидели мы там до утра, потом получили по выговору по комсомольской линии. Кстати, как-то видел интервью Крутого, он так и говорил: «С Димой Законом мы познакомились в тюрьме».

Еще одна интересная веха в биографии Дмитрия Закона — раскрутка группы «Бони М» в России. Собственно, популярным этот ансамбль у нас был и без участия Дмитрия. Зато именно он приложил руку к тому, что звезды диско зачастили в свое время с гастролями по российским городам и весям.

Дмитрий: «Дело в том, что в 1989 году создатель группы Фрэнк Фариан занялся другими проектами, а все права на название официально (я при этом присутствовал) передал солистке Лиз Митчелл, которая, собственно, и была лицом и голосом группы. После развала группы Митчелл набрала новый состав: взяла двух солисток и одного парня, который пел и танцевал. Я заключил контракт с ее мужем, согласно которому представлял их интересы на всех русскоязычных территориях. В начале девяностых „Бони М“ просто не вылезали из России. Мы прокатились даже по Дальнему Востоку, Сибири, Поволжью. Выступали в Якутии — в пятидесятиградусный мороз!»

Дмитрий: «В том-то и дело, что нет! Хотя они всемирно известные артисты, с ними намного проще, чем с некоторыми нашими, о которых завтра, может, никто и не вспомнит. Простой пример. Однажды они сделали мне „русский сюрприз“: из Америки прилетели ко мне на день рождения в Германию. Специально, чтобы сделать мне приятное. Вышли, спели песни, посвященные мне. Это дорогого стоит».

Дмитрий: «Могу похвастаться, что мы с Кимом Брейтбургом нашли Валерия Меладзе в судостроительном институте города Николаева. Он пел с братом, это был конец восьми-
десятых. Мы взяли их в „Диалог“, и год Костя играл на клавишных, а Валера пел. Даже выпустили альбом в Германии. Кстати, когда я стал его продюсировать, мне все говорили, что проект провальный. Первой Пугачева мне сказала, что это в России не пойдет никогда. Выходит, и примадонны ошибаются».

Дмитрий: «У меня в этом плане больших проблем никогда не было. Даже с Жанной Агузаровой, хотя она совершенно неуправляемая девушка. Я полгода возил по стране такой состав: „Мираж“, „Браво“ и еще какие-то иностранцы. Помню, был большой концерт в Алма-Ате, зал битком, на сцене весь состав „Браво“, а Агузаровой нет. Я спрашиваю: „Где Жанна?“ — „Лежит в кровати и ждет тебя“, — отвечают. Прихожу, и Жанна мне заявляет: „Я не выйду на сцену, если ты мне не заплатишь двойной гонорар!“
В итоге пришлось дать ей деньги за тот концерт. Не мог не дать, потому что зрители уже сидели в зале, а она была в тот вечер…»

Дмитрий: «Тогда это называлось „обезьяна“. То есть народ собирался конкретно на кого-то одного. В данном случае — на нее. И тогда же я подписал с ней у нотариуса жесткий контракт, по которому я в течение шести месяцев эксплуатирую ее в хвост и в гриву. И Жанна со скрипом, но вынуждена была его отработать. Чуть на дыбы — я ей бумаги под нос».

Дмитрий: «Я считаю, что уровень артистов семидесятых-восьмидесятых был в несколько раз выше и круче, чем сегодня. Во-первых, все они имели музыкальное образование, что называется, дружили с музыкой с детства. Во-вторых, не забывайте: чтобы дать три-четыре концерта, тогда надо было заблаго-временно приехать на площадку, несколько раз все отрепетировать, выстроить звук, отыграть и отпеть все „живьем“. А сегодня многие даже не представляют, как это делается. Вот вам и ответ на вопрос!»