Архив

Константин Эггерт: «На Би-би-си мне пришлось привыкать к тому, что мое мнение никого не волнует»

Корпорация Би-би-си — вещатель с мировым именем и безупречной репутацией

Британские традиции работы распространяются и на Русскую службу Би-би-си, московским бюро которой вот уже десять лет руководит журналист Константин Эггерт. Договориться об интервью с ним было непросто: одобрение пришлось спрашивать в самом Лондоне. Когда все формальности были улажены, «МК-Бульвар» имел возможность своими глазами наблюдать за работой московского бюро Би-би-си и поговорить с его главой, который за несколько минут до нашего интервью договаривался об очередной встрече на чистейшем арабском языке…

2 июля 2008 18:28
5974
0

Британские традиции работы распространяются и на Русскую службу Би-би-си, московским бюро которой вот уже десять лет руководит журналист Константин Эггерт. Договориться об интервью с ним было непросто: одобрение пришлось спрашивать в самом Лондоне. Когда все формальности были улажены, «МК-Бульвар» имел возможность своими глазами наблюдать за работой московского бюро Би-би-си и поговорить с его главой, который за несколько минут до нашего интервью договаривался об очередной встрече на чистейшем арабском языке…

— Константин Петрович, а сколько всего языков вы знаете?

— Я говорю на английском, французском и арабском. Английский учил с 8 лет в школе и до 17, то есть до ее окончания. Арабский и французский учил в университете. Традиция знания языков у нас семейная. Мой отец говорил на двух языках, мама очень хорошо говорила по-французски. Видимо, мы как-то генетически к этому предрасположены: быстро учим языки. Я очень люблю этот процесс и практически в любой европейской стране за месяц с нуля овладею базой языка.

— А немецкий — поскольку у вас немецкие корни — никогда не хотели выучить?

— Ужасно хочу. На уровне 100—150 слов я на нем изъясняюсь, но если говорить о знании языка — его нет. Моя дочь сама захотела учить немецкий и за полгода прошла два учебника. Ей ужасно нравится, и, видимо, она будет в семье единственным человеком, который восстановит семейную традицию владения немецким.

— Говоря о дочери, вы имеете в виду старшую?

— Да, Ксению, старшую. Маленькой пока рановато об этом думать. Но, поскольку она во всем берет пример со старшей сестры, думаю, в какой-то момент, наверное, тоже захочет учить язык.

— Константин Петрович, начнем с Би-би-си. Учитывая все формальности, которые нам пришлось соблюсти, прежде чем попасть к вам, хочется спросить: мы сейчас находимся все-таки на территории России или на территории Великобритании?

— Вы находитесь на территории России. (Смеется.) Этот офис является несомненной частью российской территории. И если говорить о ремонте пожарной лестницы или установке новых дверей — это все реалии российской жизни.

— Во всем остальном…

— Как вам сказать… В московском офисе Би-би-си работает несколько десятков человек. Значительная часть из них — в Русской службе Би-би-си, которая является частью Всемирной службы Би-би-си. Почему это можно назвать в каком-то смысле территорией Великобритании? Потому что редакционные принципы, которые мы исповедуем, абсолютно те же самые, что в Лондоне, Париже или Найроби. Это те базовые принципы, которые делают Би-би-си тем, чем она является: подчеркнутая объективность, беспристрастность и уважение к слушателю, желание донести до него все важные точки зрения, очень серьезная проверка фактов. Именно поэтому Би-би-си не часто сообщает первой в эфире какую-то новость, зато намного реже других извиняется, что ввела слушателей в заблуждение.

— На Би-би-си существует определенный кодекс, называющийся Producer’s guide lines — «Правила поведения журналиста». Когда вы только пришли работать в корпорацию, вам пришлось долго изучать правила ее работы?

— Конечно, мне пришлось с этим документом знакомиться. Правда, мне было немного проще, потому что в начале 90-х годов я ездил стажироваться в Великобританию по программе «Средства массовой информации в Соединенном королевстве», и эта стажировка проходила как раз на базе Би-би-си. Поэтому к моменту моего прихода сюда в 1998 году я себе уже неплохо представлял, что это такое и каковы основные принципы работы. Однако, не скрою, мне пришлось привыкать к тому, что лично мое мнение — что думаю лично я, Константин Эггерт, по поводу политической ситуации в России или рейдов НАТО в Югославии — здесь никого не волнует. Что, конечно, противоречило моему предыдущему опыту работы в «Известиях», где я писал колонки, выражая именно свое мнение. На Би-би-си твоя задача — представить все важные мнения и проанализировать ситуацию с одной и другой стороны. Сказать «это белое, а это — черное» мы не можем, иначе это подорвет доверие к нам.

— Доверие, которое испытывает к вам большинство слушателей, наверняка позволяет без ограничений приглашать в эфир различных экспертов. Вам никогда не отказывают в интервью?

— Бывает, что люди отказываются, так как русское вещание Би-би-си воспринимается некоторыми довольно специфически. Хотя с точки зрения общения с представителями российской политики я бы не сказал, что у нас возникают какие-то сложности, по крайней мере не большие, чем в среднем у любого другого зарубежного средства массовой информации в России. И, пожалуй, у меня часто возникает ощущение, что даже те люди, которым мы не очень нравимся, все равно испытывают к нашей работе уважение. Иногда чувствуется, что человек тебя не любит, но уважает то, как ты ведешь интервью.

— Насколько серьезным должен быть проступок, чтобы человека уволили из корпорации?

— Проступок должен быть действительно серьезным. Я бы сказал, что Би-би-си — очень достойный работодатель. Попасть на работу в Русскую службу в среднем сложнее, чем попасть в целый ряд российских средств массовой информации, где часто менеджмент решает, нужен данный человек или нет. У нас для зачисления на работу нужно сдать целый экзамен, как правило на открытом конкурсе. Соответственно, и процесс увольнения не прост. Ничего секретного в причинах, по которым человека могут уволить, нет. Это, назовем по-простому, хулиганство в студии. Это регулярные прогулы — работа коллективная, и, если ты не приходишь на работу раз-другой, это сказывается на других людях. Кроме того, если человек будет крепко пить или принимать наркотики, сразу будет видно, что он не адекватен уровню задач, которые нужно выполнять, — это еще одно основание для увольнения.

— Вы получаете какие-нибудь инструкции по своей работе непосредственно из Лондона?

— Никаких. За десять лет моей работы мне никто ни разу не позвонил и не сказал: «Знаешь, Костя, давай-ка так — с завтрашнего дня у нас в эфире Ивана Ивановича Петрова не будет вообще никогда, зато вместо него будет, скажем, Петр Иванович Иванов». Никаких политических указаний нам не поступает, и, насколько я представляю себе, не поступит — в этом смысле мы абсолютно независимы от любого политического давления, от указаний британского посольства или чьего-то еще. Независимость охраняется попечительским советом, который следит за тем, как Би-би-си соблюдает свои собственные правила.

— Каким же образом тогда королева Великобритании Елизавета II узнала о вашей работе, что даже решила наградить вас орденом?

— У меня есть подозрения, что ее Величеству кто-то об этом рассказал. (Смеется.) Конечно, мне было очень приятно получить орден Британской империи за работу на Русской службе Би-би-си. Вручали награду в резиденции посла Великобритании в Москве, а на церемонии присутствовал практически весь офис Русской службы, мои родственники и друзья. Я считаю, что это орден не лично мне, а всем, кто у нас работает. Я знаю, что так принято говорить, но это на самом деле так.

— Вы сами — признанный мастер интервью. Если вспомнить героев ваших материалов — от патриарха Алексия II до Элтона Джона — кто из них запомнился больше всего?

— С разными людьми делаешь интервью в разной обстановке, и особенно запоминаются сильные духом личности.

Можно задать им три вопроса, но эти три вопроса останутся в памяти на всю жизнь. Например, Лех Валенса, с которым я не очень долго говорил во время его первого визита в качестве президента Польши в Россию: простота и одновременно исторический масштаб его фигуры производят очень сильное впечатление. Патриарх Алексий II открылся для меня абсолютно с новой стороны, когда я беседовал с ним. У него есть публичный образ представителя Церкви, человека очень серьезного, а в частной беседе, когда он доверяет интервьюеру, он — человек с иронией и самобытным чувством юмора. Человек, который имеет очень серьезное мнение о целом ряде вопросов, но об этом мнении его часто просто не спрашивают. У меня много воспоминаний о фигурах, которые действительно оставили след в истории.

Например, пару раз я интервьюировал Михаила Горбачева — с ним легко, потому что он разговорчивый и идет на контакт. Но, если Михаил Сергеевич не хочет отвечать на какой-то вопрос, он не ответит на него никогда. С последним и, к счастью, живым и здравствующим наследным принцем Австро-Венгерской империи эрцгерцогом Отто Габсбургом мы беседовали у него дома под Мюнхеном. После того как я проговорил с ним минут 20 — а он пожилой человек, в прошлом году ему исполнилось 95 лет, я вдруг понял, что моя записывающая аппаратура дала сбой. То есть 20 минут мы говорили впустую. Я ему говорю: «Вы знаете, ваше императорское высочество, вот такой казус вышел…» Он сказал: «Да какие проблемы, я вам сейчас все заново наговорю!» И мы с ним прекрасно беседовали еще часа полтора, хотя интервью было запланировано на сорок минут.

— Как часто видят вас ваши дочери при такой занятости на работе?

— Совсем недавно у меня был разговор со старшей, которая сказала: «Папа, все-таки я должна видеть тебя чаще». Ей 11 лет, и у нее появляется все больше и больше вопросов в жизни. С другой стороны, мне кажется, они очень хорошо понимают, с чем связаны мои отсутствия, поскольку они вовлечены в мою жизнь и знают все про мою работу. Старшая уже почитывает журналы, которые и я читаю. Недавно попросил ее пересказать, что она поняла из статьи — кажется, про российскую политику на Ближнем Востоке или что-то в этом роде, и она по-своему, по-детски, но, в общем-то, правильно передала ее содержание. (Смеется.) Говорит, что хочет быть либо дипломатом, либо политиком. А младшая пока еще о перспективах не задумывается, хотя, по-моему, у нее есть склонность к литературному творчеству: Милица все время пытается презентовать нам свои литературные опусы, которые она называет стихами. Но это скорее рассказы в прозе. А недавно у дочерей появился брат Николай, и теперь у них все внимание сконцентрировано на нем.

— Константин Петрович, у вас ведь дворянские корни. Наверняка в вашей семье существуют давние семейные традиции?

— Да, они очень заметны, и во многом это традиции жизни московской интеллигенции, столичного служилого дворянства до 1917 года. Это огромное внимание семье, семейному воспитанию детей, уважение друг к другу и довольно серьезная роль веры в Бога в воспитании детей и в том, как ты живешь. Есть какие-то с виду мелочи, которые служат тому, чтобы укреплять единство семьи и одновременно воспитывать младшее поколение в духе достоинства, доброты и взаимопомощи. Например, многие семьи сегодня организуют для детей праздники и дни рождения, выводя их куда-то в развлекательные центры. Мы делаем праздники дома: продумываем сценарий, игры, призы, сами готовим угощение, жена печет домашние пироги. Смешно сказать, но некоторые однокашники старшей дочери знают ее как «девочку, которая празднует дни рождения дома», и им это нравится. Мне кажется, в таком воспитании и проявляются традиции создания крепкой хорошей семьи.