Пережила раннюю славу. Отважилась на ранний брак. Родила двух сыновей. А теперь даже не прочь стать бабушкой. Молодой да ранней.
Пережила раннюю славу. Отважилась на ранний брак. Родила двух сыновей. А теперь даже не прочь стать бабушкой. Молодой да ранней.
«На что мне обижаться?»
— У меня такой период прошел. Когда-то меня просто тошнило от этого. Но мне очень правильно в какой-то момент объяснил мой муж. «Скажи мне, — говорит, — чего ты так заводишься?» — «Мне это надоело, у меня столько работ…» Он оборвал меня на полуслове: «Послушай. Большинство актеров всю жизнь мечтают, чтобы о них кто-то узнал. Они мечтают сыграть какую-то роль, и чтобы по этой роли их любили. А потом, понимаешь: это же очень здорово, что этот образ совпал с твоим. И все, видя тебя, улыбаются…» Я вдруг села и подумала: господи, действительно, бред какой-то.
На что я обижаюсь? Да, Тихонов для меня так и остался Штирлицем. Когда я была маленькая, я была безумно в него влюблена, прямо вот по-настоящему. Для меня он был воплощением всех мужских качеств, я прямо с замиранием сердца сидела и смотрела. И рассказывала своим родителям, что вырасту и выйду замуж за Штирлица.
— А в вас многие были влюблены именно как в Красную Шапочку?
— Вы знаете, почти каждый мужчина, который ко мне сейчас подходит, говорит: я был так в тебя влюблен! Ну и на что мне обижаться? А потом, я еще очень молода, а фильм называют классическим произведением.
— Благодаря этому классическому произведению о вашем детстве известно многое, а вот о родителях — почти ничего. Восстановите историческую справедливость.
— Мою маму зовут Евгения Юрьевна Поплавская, она была в свое время актрисой и служила в престижных по тем временам театрах: «Эрмитаж», имени Моссовета, и даже с Юрием Петровичем Любимовым на Таганке работала. Папа… У меня есть родной отец и отчим — того и другого называю «папа». Отчим, Владимир Викторович Александров, воспитывал меня с четырех лет. Он вообще человек фантастический. Три высших образования. Закончил физмат в Ленинграде, потом зачем-то приехал в Москву, поступил в ГИТИС на курс Гончарова и стал режиссером. И он, кстати, тоже работал на Таганке с Любимовым.
Мой родной отец, Евгений Васильевич Поплавский, работал на иновещании, он знает четыре языка. Вещал и на Португалию, и на Испанию.
— Вы сильно переживали развод родителей?
— Да нет. Потому, что у нас уникальная семья: мы все всегда общались. Мой папа, надо сказать, весьма любвеобильный товарищ — он имел четыре жены, и кроме меня у него еще четверо детей. Настя, самая старшая сестра, живет в Новосибирске, она бизнесвумен. Юля и Гриша в Москве — мы частенько с ними встречаемся…
Просто мои родители очень похожи, у них у обоих сильный характер. А в семье так или иначе нужно уступать. И потом, папа был намного старше мамы, возможно, поэтому пытался ее воспитывать. А у мамы, надо сказать, не такой характер, чтобы поддаваться на подобные вещи. Но я не могу сказать, что как-то обделена родительской лаской.
«Папа был барометром моих поступков»
— Тем не менее многие уверены, что из-за съемок в кино детство, увы, прошло мимо вас.
— Да, такого детства, какое есть у моих детей, у меня не было. В какой-то момент я была очень дезориентирована, у меня была некая социофобия. Потому что я привыкла общаться в очень замкнутом мире и только со взрослыми. Я не была готова к отношениям со своими сверстниками. Потом, ведь дети, в отличие от взрослых, некорректны. И у меня был такой момент, очень тяжелый, я даже умоляла родителей, чтобы меня перевели на домашнее обучение.
— Потому что дети обижали?
— Не только. Просто я была намного взрослее, очень начитанна. И поэтому общалась так, как меня этому учили взрослые, а окружали меня долгое время только взрослые.
— Насколько я знаю, в школе вы были жуткой хулиганкой. Неужели они учили этому?
— Ну, хулиганкой я была в общем-то чудовищной в силу того, что когда я наконец нашла свою компанию, то, конечно, стала в ней неким мозговым центром, я придумывала всякие пакости.
— Школу случайно не поджигали?
— Моя подруга подожгла школу. И для меня это было шоком. Ну, например, намазать стул, прости господи, географу клеем-суперцементом — это было возможно. Стулья были обтянуты красным сукном, волосатым, шерстяным. Так как географ человек был старенький, он сидел не вставая. И когда он встал, все его брюки, коричневые, были сами понимаете в чем. Видно было, что он все понял. И из-за того, что он не кричал, не ругался, — моя победа оказалась с привкусом горечи, было как-то неловко. И после этого случая такие безобразия, связанные с учителями, как-то прекратились. Но развлечений, конечно, было масса.
В то время, скажем, никто за границу не ездил. А мой папа ездил. И я помню хорошо, как он мне привез искусственную муху — из разряда тех приколов, которые сейчас появились. И какой же восторг испытали все, когда в столовой завучу мы подкинули эту муху! И в каком шоке были все учителя! Вот такой хулиганкой была… Но в большинстве случаев я все рассказывала папе. И именно он для меня был барометром того, что я сделала. После случая с географом он на меня посмотрел и сказал, что никогда в жизни он не думал, что я могу сделать подобную вещь. И ушел.
«А лицо — не запомнилось!»
— У вас, вообще, осталось много комплексов детских, как думаете?
— Комплексы есть у любого человека. И они очень часто являются движущей силой. Но если, будучи маленькой, я какое-то время закрывалась от людей и находилась под обособленным, скажем так, взрослым колпаком, то с возрастом наоборот я открылась, и сейчас я лучше понимаю людей. И даже их не самые хорошие проявления я могу теперь понять и оправдать тоже.
— Комплексы по поводу внешности — тоже в прошлом?
— Вы знаете, наверное, любой человек до конца не очень доволен собой. Хотя… Совсем недавно мы листали какой-то журнал, и кто-то отметил: ой, какая красивая девушка! А потом уже, закрыв журнал, мы вдруг хором сказали: ну вот, а лицо не запомнилось. И я вам могу сказать, что если раньше я очень хотела иметь маленький носик, крохотный ротик, — будучи маленьким ребенком, страдая из-за этого, мне хотелось стандартизироваться, и не выслушивать от сверстниц какие-то обидные вещи. То сейчас я вам могу сказать, что я бы этого совсем не хотела.
— Быть как все? Ваша индивидуальность, она в чем, как думаете?
— Наверное, в характере. Моя бабушка всегда говорила, что характер — это судьба. Мне очень нравится это выражение, потому что это действительно так: какой у тебя характер, как правило, такая и судьба. Я выросла. Но я осталась максималисткой. Я очень ценю в людях правду, я, например, не стесняюсь сказать подчас очень жесткие вещи. Даже людям, от которых, казалось бы, что-то зависит. Меня это совершенно не волнует.
Мужская коалиция
— Комфортно ли вам в вашей мужской компании? Имею в виду, что дома вас окружают сплошь мужчины.
— Ой, мне — очень. Я их очень хорошо понимаю, очень хорошо знаю мужчин. И могу вам сказать, что когда у меня родились и первый, и второй сын, я прижимала и того, и другого к себе и думала: какое счастье, что ты родился не девочкой, как тебе повезло. Мужчины более свободные, они более независимые. Ну так сложилось — мы же не в Голландии живем, где фактически матриархат. Россия — это все-таки мужской мир… И тем не менее последнее слово в семье всегда остается за мной — я у них единственная девочка. Но могу вам сказать, что мне приходится лавировать между тремя мужчинами, потому что каждый из них — личность.
— А еще трое мужчин — это же коалиция.
— Тем более старший мой сын занимается той же профессией, что и муж. И… бывает дома жарко. Лавировать иной раз приходится очень искусно, подчас я себя называю буферной зоной.
— Вам детей приходится держать, что называется, в ежовых рукавицах?
— Да. Иногда мне приходится им запрещать то, что больше всего хочется. Я могу приехать домой, а младший сын, например, не убрался, не сделал порученные ему задания. Тогда очень спокойно я ему говорю, что: если ты решил, что ты можешь поступать таким образом, то в следующий раз на твою просьбу я отвечу точно таким же поступком. К примеру, он сегодня сказал: как, вы же мне обещали поехать в ресторан! Я ответила: ну ты же обещал мне разобрать посудомоечную машину, полить цветы и протереть пол в своей комнате. Ты этого не сделал. Значит, в ресторан ты сегодня не поедешь.
— Не жалко его?
— Жалко. Но я опять же придерживаюсь того мнения, что каждый получает по заслугам.
— Старшему вашему сыну, страшно сказать, — 22. Он уже не поддается подобной дрессуре?
— Наоборот — очень поддается. Клим с большим уважением ко мне относится, он всегда мне звонит и говорит: я нахожусь там-то и там-то. Это не для того, чтобы я приехала и что-то проверяла. Он просто хочет, чтобы я не беспокоилась. При этом, если у него свободный день, он мне говорит — и это правда: скажи, что я должен сегодня сделать, как тебе помочь, чтобы я спокойно уехал?
— Вам крупно повезло.
— Ну, случались же и баталии в переходном возрасте. Когда были волнения на улицах, и я ему говорила: ты не поедешь — у нас такое было несколько раз. Он отвечал: нет, я поеду, я взрослый человек. Тогда я на него посмотрела и сказала: давай все-таки ты решишь, что для тебя важнее: то, что тебе сказала мама, или то, что ты хочешь сам? И он остался дома. Он сидел, бурчал, пыхтел. Но он остался дома. И это принципиальный вопрос уважения ко мне.
— А муж принимает чаще вашу сторону или детей?
— Ой! Наш сын однажды сказал: знаешь, мама, надо было, чтобы ты была папой, а папа был мамой. Это то, что касается отношений с детьми. Потому что Сережа их очень балует. А мне приходится периодически быть Бармалеем.
— Как добрый и злой следователь?
— Да, это наш случай… Нет, на самом деле они знают, что я их безумно люблю, и они меня очень любят.
«Это был самый ужасный отдых»
— Вы с Сергеем живете уже бог знает сколько лет. Вы когда-нибудь были на грани развода?
— Вы знаете, не доходя до грани, были.
— Это были серьезные причины или?..
— Я думаю, это вопрос, безусловно, усталости в большом мегаполисе. И, наверное, того, что я очень самостоятельный человек, и мне кажется, надо быть очень сильным мужчиной, мудрым, чтобы жить с такой женщиной, как я. Я его за это очень люблю. Он говорит: «Я вырастил тебя на своих руках»… А ведь действительно — я с ним прожила гораздо больше, нежели жила со своими родителями… И учитывая то, что Сергей старше меня на семь лет…
— Он же наверняка в ранней молодости был для вас царь и бог, правда?
— Да. И папой, и мамой, и мужем, и всем.
— Но потом же все изменилось.
— Вы знаете, иногда мне кажется, что он намного старше меня. А иногда мне кажется, что я умнее…
— И он с этим, как умный человек, не спорит?
— Вы знаете, мне, наверное, очень повезло. Мой муж — все-таки романтик, а это редкое качество у нынешних мужчин. И он знает, что я и сама безумно романтична, поэтому делает мне всегда фантастические сюрпризы. Как, например, на этот Новый год. Только за три дня он мне сказал: вы знаете, в этот раз мы будем встречать Новый год все вместе. Мы говорим: ну понятно, как всегда. Он сказал: нет: все вместе, но — в Риме. «Да-а-а!!!» То есть он умеет делать экшн, шоу. И делает это всегда потрясающе.
— Но вы можете время от времени отдыхать друг от друга?
— Один раз в жизни так получилось. Сережа снимал в Америке, Клим тоже работал, и мы с Никитой отдыхали отдельно. Это был самый ужасный отдых. Просто ужасно было. Потому что хочется всех дернуть: посмотри налево, посмотри направо; ой, пойдем туда, а сейчас пойдем в ресторан, а потом поедем кататься на скутерах, летать на парашютах. И вдруг ты понимаешь… что вы вдвоем. И это не так здорово.
«Ба-бу-ля»
— Яна, самый страшный вопрос для вас. Вы внуков-то ждете?
— Ой, нет, вы знаете, не страшный. Я была бы очень рада. Во-первых, это так здорово, когда очень молодая бабушка. В Италии, кстати, все штабелями падали, — у них там поздно все рожают, — когда мой сын, ростом метр восемьдесят семь, говорил мне: «Мама». Там опрокидывались на пол, по-моему, все. Я вам могу сказать, что была бы очень рада девочке. По поводу мальчиков я сказала: мальчики мне больше не нужны.
— Ну, старший сын работает в этом направлении?
— Нет. Он не работает в этом направлении, он работает в направлении кино. И я боюсь, что еще очень долго мы не будем нянчить внуков.
— Уверен был, скажете, что боитесь самого слова «бабушка».
— У меня была очень молодая бабушка — у нас все очень рано выходили замуж. И моя мама, например, ее называла не «мама», а Вика. А сама мама не разрешала называть себя бабушкой, она говорила: бабушка — это что-то ужасное, бабушка на рынке семечками торгует. И я ее называла «бабуля». И вот при слове «бабуля» она расцветала.
— Вы тоже будете запрещать «бабушка» говорить своей ожидаемой внучке?
— Ой, мне кажется, это так прикольно, если бы меня кто-то сейчас называл «ба-бу-ля»…
