Точку в вопросе поставил писатель Валентин Катаев (для совсем уж далеких от литературы людей — старший брат Евгения Петрова). В его книге «Алмазный мой венец», которая вышла в свет в 1978 году, вполне определенно сказано: у Бендера есть реальный прототип. «Остап Бендер написан с одного из наших одесских друзей. Он был старшим братом одного замечательного поэта-футуриста». Поэт-футурист — это Натан Шор, более известный в литературных кругах как Анатолий Фиолетов. Его младший брат Осип Шор частенько общался и с Ильфом, и с Петровым, и его необычайные рассказы всегда приводили писательский тандем в восторг.

«Внешность авторы сохранили почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер, — пишет в своей книге Валентин Катаев. — Он не имел никакого отношения к литературе и служил в уголовном розыске по борьбе с бандитизмом, принявшим угрожающие размеры. Он был блестящим оперативным работником».

Теперь вы понимаете, почему Остап Бендер так чтил Уголовный кодекс?

На самом деле доблестный сотрудник правоохранительных органов был славен и своими авантюрными проделками. Рассказывают, например, о такой уникальной афере. Однажды Шор увидел на улице курицу без единого пера. Другой, может быть, просто прошел бы мимо, однако Шор был не таков. Он тут же придумал общество «Идеальная курица», ученые которого в результате долгих опытов якобы смогли вывести абсолютно лысых птиц, что, конечно же, открывает невиданные перспективы для пищевой промышленности. Говорят, крупнейшие мясные комбинаты страны тут же прислали в Одессу своих агентов, и в местном научном обществе седовласый профессор выдал им на-гора целую лекцию о лысых курицах. В конце его речи агентам было предложено сдать заявки на «идеальных» домашних птиц — вместе с энной суммой денег, само собой. Надо ли говорить, что ни одна лысая курица не доехала до российских мясокомбинатов, а профессор таинственно испарился, как только агенты разъехались по городам и весям? По легенде, когда разгневанные мясопереработчики принялись разыскивать хоть кого-то из общества «Идеальная курица», то обнаружили лишь одну изрядно пощипанную птицу, у которой на шее болталась записка: «Мы, одесские селекционеры, вывели еще курицу без головы и костей!»

Однако толчком для написания книги «Двенадцать стульев» послужили вовсе не эти авантюры молодого Шора. Ильфа и Петрова впечатлил рассказ Осипа о том, как он добирался из Петербурга в Одессу. Дело в том, что Шор по молодости лет хотел учиться в Петербургском технологическом институте имени императора Николая I. Однако как только он прибыл в город на Неве, начались известные революционные события (дело было в 1917 году), и вопрос о высшем образовании был снят. Шор отправился обратно в Одессу, куда из Никополя переехала жить вся его семья. До родного дома он добирался почти целый год. Чтобы прорваться на теплоход, который следовал по Волге с агитационными рейсами, он, никогда не державший в руках кисти, назвался художником. Ради случайного заработка именовал себя известным гроссмейстером и устраивал сеансы одновременной игры в шахматы, вид которых тоже не сказать чтобы особо его вдохновлял. А чтобы где-то пережить голодную и холодную зиму, даже женился на некоей даме больших форм и малого ума, которая имела одно неоспоримое достоинство — собственную съестную лавку. Вам ничего это не напоминает?

Говорят, когда рассказы о похождениях Бендера и Воробьянинова увидели свет, а позже стали невероятно популярны, Осип Шор наведался к Ильфу и Петрову. С законной, на его взгляд, просьбой: выплатить причитающийся ему гонорар за использование своей богатой биографии в их книгах. Но писатели уже знали, как общаться с Осипом-Остапом, изучив за годы «совместной жизни» все его повадки. Поэтому ответ был краток: «Да от тебя в Бендере только скелет!»

Понятно, что кинематографисты не могли пройти мимо такого колоритного персонажа. Первую попытку сделать экранизацию похождений великого комбинатора предприняли чехо-словацкие товарищи (это было в 1938 году, еще при жизни одного из авторов, Евгения Петрова). В 1940 году появился английский фильм. Потом за дело взялись кубинцы, позже — американцы. И лишь после них свои взоры на книги Ильфа и Петрова обратили советские режиссеры.

К своему фильму «Золотой теленок» Михаил Швейцер готовился года три, не меньше. «Мы не хотим издеваться над Остапом, — пояснит он позже свою медлительность. — Пусть зритель вместе с героем — может быть, сочувствуя ему, может быть, желая удачи — пройдет крестный путь друга Уголовного кодекса и вместе с ним убедится, что в конце-то тупик!»

Как известно, роль Остапа в этой картине сыграл Сергей Юрский. Зритель тогда принял Бендера весьма благосклонно. Лишь один вопрос был у всех на устах: почему же экранизировать жизнь Остапа было решено сразу со второй книги, где же «Двенадцать стульев»?

И киноответ не заставил себя ждать. Причем с разницей в несколько лет на экраны вышли сразу два фильма «Двенадцать стульев». Один снял классик комедийного жанра Леонид Гайдай. Другой — кинодебютант Марк Захаров. И если поклонники западного кино до сих пор спорят, кто самый лучший Джеймс Бонд в мире, то у отечественных синефилов именно Остап Бендер вызывает постоянные размолвки. Чья же версия точнее, достовернее и интереснее: режиссера Леонида Гайдая или же Марка Захарова?

И кто более убедителен в роли Бендера: Арчил Гомиашвили или Андрей Миронов? Вот только все споры напрасны, потому что однозначного ответа не знает никто. Поэтому просто вспомним, как создавались эти два шедевра. И начнем с версии, которую явил миру Марк Захаров: пусть она более поздняя по времени создания, однако для самого режиссера была самой первой его работой в кино.

Сразу расставим точки над «i»: когда Марк Захаров решил снимать «Двенадцать стульев», он и не думал о том, чтобы сделать версию лучше той, которая уже была у Леонида Гайдая. Нет, он хотел снять АБСОЛЮТНО другое кино. И это у него получилось. Ведь если Леонид Гайдай представил нам привычную комедию, то у Захарова мы видим некую литературно-музыкальную композицию, мюзикл, если уж на то пошло. Сам Марк Анатольевич иронично называет свою картину «лубочным, наивным телевизионным зрелищем».

Возможно, разговоры о том, что Захаров снимал свои «Двенадцать стульев» в пику Гайдаю, появились из-за выбора актеров на главные роли. В захаровской версии, как известно, Остапа Бендера сыграл Андрей Миронов, Кису Воробьянинова — Анатолий Папанов. Так вот, именно эти два актера проходили пробы на эти же самые роли и у Гайдая. Но были отвергнуты Леонидом Иовичем. Вот и пошли разговоры, что Захаров просто решил дать второй шанс этой великолепной парочке.

На самом деле все обстояло несколько проще. Дело в том, что Марка Захарова с Мироновым и Папановым связывали годы дружбы и совместной работы. И еще задолго до начала съемок режиссер безо всяких проб знал: оба эти актера просто созданы для ролей Бендера и Воробьянинова.
Хотя съемки именно с этой парой были не самыми простыми. Ведь и Андрей Миронов, и Анатолий Папанов в те годы находились на пике популярности, их рабочий график был расписан на месяцы вперед. Приходилось подстраивать съемки под режимы двух знаменитостей. Да и когда оба находились на площадке, все в группе знали: если эти актеры не в кадре, значит, искать их нужно в гримерках, где они… крепко спали.

У фильмов «Двенадцать стульев» Марка Захарова и Леонида Гайдая есть и еще сходство помимо общей литературной основы. Сразу четыре актера параллельно сыграли и в первой, и во второй картинах. Правда, все-таки разные роли. Так, Савелий Крамаров в версии Захарова сыграл слесаря Полесова, у Гайдая — одноглазого шахматиста. Георгий Вицин у Захарова — гробовых дел мастер Безенчук, у Гайдая — монтер Мечников. Эдуард Бредун в варианте Захарова предстал в образе родственника Альхена, а в фильме Гайдая сыграл Пашу Эмильевича. И наконец, Юрий Медведев у Захарова — председатель тиражной комиссии, у Гайдая — театрал.

Но, конечно, актерский состав обеих версий весьма впечатляющий. И есть откровенные удачи, которые вдохновляют киноманов до сих пор. Так, Марку Захарову следует сказать отдельное спасибо за то, что он открыл миру яркий талант Любови Полищук, которая именно в его «Двенадцати стульях» сыграла свою первую роль в кино.

Справедливости ради надо сказать, что до работы над фильмом Марк Анатольевич даже и не знал о существовании актрисы Полищук. Поэтому тот факт, что в итоге ее небольшой эпизод стал одним из самых запоминающихся в картине, — исключительно заслуга Любови Георгиевны. А тогда, перед началом съемок, ему просто сказали, что есть, мол, такая актриса, которая подойдет ему для этой сцены: музыкальная, пластичная, внешне привлекательная.

Лишь после съемок Марк Захаров с большим удивлением узнал, что, оказывается, его картина была для Полищук кинематографическим дебютом. А ведь во время работы он, человек с опытом, этого даже не заметил. Напротив, молодая актриса выступала с Андреем Мироновым абсолютно на равных, она была такой же, как и великий актер, — феерическая, взрывная, светящаяся!

Когда у актрисы перед смертью возникли проблемы со спиной, в прессе тут же появились публикации: мол, в этом как раз и виноваты «Двенадцать стульев», во время съемок которых актрису так сильно роняли на землю, что она повредила спину. На самом деле перед съемками были приняты все меры предосторожности. На земле был расстелен матрас с пружинами, сверху — гимнастические маты.

Но факт: сцена эта снималась очень долго, целых четырнадцать дублей. В любом случае разговоры о том, что съемки сыграли трагическую роль в судьбе актрисы, — очередная спекуляция бульварных изданий.

А вот что действительно правда, так это то, что после премьеры «Двенадцати стульев» Любовь Полищук проснулась знаменитой: эта роль оказалась для нее по-настоящему знаковой. Редко когда бывает, что маленький эпизод открывает перед актером двери в большой кинематограф. Однако в случае с Полищук все именно так и произошло…

А вот кому те съемки дались очень и очень тяжело, так это актрисе Лидии Федосеевой-Шукшиной. Хотя, глядя на мадам Грицацуеву, знойную женщину и мечту поэта, никто из зрителей до сих пор не догадывается об этом.

Но именно в то время у актрисы одно за другим случились в жизни два несчастья: ушел из жизни ее супруг Василий Шукшин, а уже когда началась работа над фильмом, умер отец. Поэтому на съемки самой веселой сцены — свадьбы мадам Грицацуевой и Остапа Бендера — актриса приехала сразу с похорон. Играла эпизод, а потом уходила подальше от людей и плакала… Именно поэтому она отказалась сама петь в кадре, тогда ей было вовсе не до песен.

Зато абсолютно стоически, дубль за дублем играла сцену, где на нее падает карниз. Карниз, между прочим, был вовсе не бутафорский, а самый настоящий. Однако боли она почти не чувствовала, лишь старалась «удачно» выгнуться, когда понимала, что сейчас на нее будет рушиться декорация…

Сравнивая две картины, и поклонники, и противники версии Захарова сходятся тем не менее в одном: музыкальный ряд, который сопровождает его вариант, — безупречен. И за это следует благодарить Геннадия Гладкова.

Сам же композитор скромно уверяет, что благодарить стоит его родителей: отец играл в джазовом ансамбле, поэтому мальчик с раннего детства бывал на всех его концертах, слушая одну и ту же мелодию десятки раз. «А позже я лишь переложил свои детские впечатления на мелодию», — скажет позже Геннадий Гладков.

И эти впечатления, как выяснилось, оказались очень близки и Андрею Миронову. Кстати, все песни актер разучивал с голоса: Геннадий Гладков записывал на магнитофонную пленку свое исполнение той или иной вещи на рояле и отдавал Миронову. И тот, приходя на озвучание, уже был готов к записи. Причем обычно с первого же раза пел так, что оставались довольны все: и композитор, и режиссер, и сам Остап Бендер.

Премьера фильма «Двенадцать стульев» Марка Захарова была заметной, однако не сказать чтобы успешной. Конечно, все сравнивали эту постановку с комедией Леонида Гайдая. Само собой, многие тогда находили, что первый вариант был удачней.

Все изменилось, когда вдруг стало известно, что картина понравилась самому Юрию Андропову, о чем тот сказал в одном из интервью. Что тут началось! В спешном порядке была собрана вся группа, которой предложили подумать над продолжением картины. Был вариант начать съемки чуть ли не через месяц. Однако вскоре страсти улеглись, продолжения так и не последовало.

Между прочим, сам режиссер после премьеры публично посетовал, что своей картиной он не очень-то доволен: «Картина вышла затянутой, почти без натурных съемок, фанерные декорации, уйма закадрового текста — в общем, не бог весть что!» Тем не менее этот фильм, как хорошее вино, распробовали с годами. Спустя время даже самые ярые противники этой версии стали нехотя признавать, что все-таки есть и в захаровских «Двенадцати стульях» кое-какие удачи. А многие эпизоды — чего уж там! — давно стали каноническими.

КРЫЛАТЫЕ ФРАЗЫ И ВЫРАЖЕНИЯ

Не учите меня жить, лучше помогите материально!

Я думаю, торг здесь неуместен!

Мой папа был турецкоподданным.

Может, тебе дать и ключ от квартиры, где деньги лежат?

Утром — деньги, вечером — стулья. Вечером — деньги, утром — стулья!

Почем опиум для народа?

Кто скажет, что это девочка, пусть первым бросит в меня камень!

Скоро только кошки родятся.

Говорю вам как человек, измученный нарзаном.

Хохочущий попугай

Известный факт: обычно съемки комедий проходят весьма серьезно. Однако во время работы над «Двенадцатью стульями» Марка Захарова был один эпизод, когда смех не мог сдержать никто из съемочной группы.

Дело в том, что в сцене собрания «Общества меча и орала», по задумке режиссера, обязательно должен был присутствовать попугай. Причем говорящий. В спешном порядке нашли дрессировщика с такой чудо-птицей.

«Мой попугай — самый умный и самый говорящий попугай, — представил своего питомца дрессировщик, появившись на съемках. — Сейчас мы вам попробуем продемонстрировать лишь малую часть того, что он умеет».

С этими словами дрессировщик повернулся к попугаю, но тот в ответ… выразительно промолчал.
«Подождите минуту, ему надо настроиться», — не смутился дрессировщик.

Съемочная группа замерла в ожидании. Однако ни через минуту, ни через десять, ни даже через полчаса птица не заговорила.

«Хорошо, видимо, сегодня он не в настроении говорить. Зато сейчас он вам обязательно покажет, как заразительно умеет смеяться».

И не дав никому опомниться, дрессировщик начал дико хохотать, выжидательно при этом глядя на птицу: мол, присоединяйся. Попугай в ответ все так же внимательно смотрел на своего хозяина, продолжая молчать.

В этот момент Марк Захаров, потеряв всякое терпение, дал команду начинать съемку: времени ждать уже нет, если попугай, как выясняется, неговорящий, значит, его просто озвучат позже.

Каково же было изумление группы, когда при словах режиссера «камера, мотор!» попугай тут же встрепенулся и… начал хохотать.

«Видите, я же говорил, что это очень умная птица, — резюмировал дрессировщик. — Зря силы не расходует и работает, только заслышав сигнал режиссера!»