С детства увлекался спортом и восточной медициной, но творческая атмосфера в доме (отец был актером, мать — пианисткой) дала о себе знать, и в какой-то момент Вейланд занялся шоу-бизнесом: стал исполнять джаз, как и полагается артисту его типажа. Джаз, правда, мало интересовал общественность, а вот личная жизнь экзотического музыканта, напротив, волновала умы. Еще бы: у Родда было девять жен, и он является отцом семерых детей!

Вейланд Родд: «Я недавно отказался участвовать в ток-шоу у Андрюши Малахова. Одна из тем, которую там предлагали обсудить, что я, как дворовый пес, не пропускаю ни одной сучки. Когда я слышу или читаю такое о себе, я разбиваюсь как суденышко об утес. Почему получается так, что живешь одним цветом, а люди видят тебя совершенно по-другому? Да, разумеется, визуально я не пропускаю мимо себя женщин, и это нормально, я же мужчина! Но в другом каком-то понимании это не соответствует действительности, я не захватчик по натуре. Более того, я очень брезгливый и, как ни странно, очень стеснительный человек».

Вейланд: «Думаю, что такое мнение сложилось потому, что у меня была не одна жена. Значит, я развратный, гуляка, непостоянный. А меня вот смущают пары, которые живут вместе бесконечно долго, а потом, на закате своих супружеских отношений, говорят о верности. Я этому не верю. Да и вообще, если люди заканчивают отношения и пытаются завести новые, это лучше, чем если бы двое тяготили друг друга всю оставшуюся жизнь, параллельно гуляя налево. Кроме того, могу сказать, что я никогда не был инициатором расставания, потому что я не умею рушить, я созидающий человек».

Вейланд: «Хороший вопрос и горький ответ: как правило, когда я знакомился с какой-то женщиной, она нуждалась в моей помощи. Я всегда начинал лечить, каждую свою жену я выхаживал, а в благодарность за это меня начинали любить. Одна из моих жен, например, не верила, что может иметь детей, потому что была очень больна. А я лечил ее диетами, натуральными продуктами, народной медициной, и она в итоге родила. Но когда мои жены вылечивались, набирались сил, они шли дальше уже без меня. У меня был балет в свое время, со мной с удовольствием работали балерины, потому что я хорошо им платил. Даже больше, чем платила своей подтанцовке Алла Пугачева. И вот эти балерины очень вырастали со мной в профессиональном и физическом плане.
А потом, набравшись опыта, уходили. И в личной жизни было то же самое».

Вейланд: «Вы знаете, и это, наверное, тоже. Моя первая супруга умоляла меня уехать в Америку, я не согласился, она ушла от меня, потом все-таки уехала во Францию, прожила там четырнадцать лет и вернулась. В Москве она снова нашла меня и сказала, что хочет начать все сначала. Но у меня тогда была уже другая семья. Правда, новая жена тоже время от времени подбивала меня уехать… (Задумывается.) Этот ваш вопрос открыл мне неприятную правду: раньше я думал, что меня любят, а теперь понимаю, что со мной просто хотели куда-то уехать. Ну что же, это делает меня еще более сильным, это меня закаляет».

Вейланд: «Мне это неинтересно. Да, какое-то время я бил себя в грудь и говорил, что я — американец, что я — чернокожий! А сейчас понимаю: я слишком глубоко пустил свои корни здесь и хочу жить только в России. И это при том, что моя семья в итоге все-таки вернулась в Америку, все мои родные в какой-то момент уехали туда. А вот меня ни за какие коврижки не заманить. Я самый настоящий патриот своей родины!»

Вейланд: «Сейчас я живу с сыном, ему тринадцать лет, и у нас нет никаких дам. Как мне сказала последняя моя девушка (она меня бросила год назад): «Ты слишком хороший». Я сначала не понял, что она имеет в виду, а потом осознал, что подразумевается тот уровень планки, который я для себя установил. Он очень высокий, не всем легко его выдерживать.

Мне нужна женщина, которая бы бегала со мной каждое утро, питалась бы так же. Разумеется, для меня физическая близость очень важна, а моя последняя девушка, например, постоянно повторяла эти ужасные слова «не сегодня, малыш», что меня просто угнетало. То есть в целом я сейчас готов снова жениться, хочу еще детей, настоящую полноценную семью, но пока не вижу рядом подходящей женщины".

Вейланд: «Его мама живет отдельно, а ребенок со мной с самых малых лет (сейчас ему, повторюсь, уже тринадцать). До этого с нами жил еще один сын, но сейчас он уже вырос и живет самостоятельно, а этот пока со мной. Так в свое время решила его мама. И мама предыдущего сына… Да они все так решали! Просто некоторые потом в прессе или в обществе озвучивали совершенно другое, чтобы не потерять лицо! Кто-то решил навсегда оставить мне ребенка, кто-то сначала отдал, а потом в какой-то момент сделал обратный ход. А кто-то не просто забрал ребенка себе, но и запретил мне видеться с ним. Одного из своих детей я не видел четырнадцать лет. Другого мне показывали раз в несколько месяцев и чуть ли не под охраной. Потом, правда, когда он вырос, мы встретились и теперь хорошо общаемся. И он даже выдерживает меня лучше других моих сыновей».

Вейланд: «Да о каком-то! Это неважно. Я вам рассказываю в общих чертах, потому что пытаюсь объяснить, что некоторые дети живут не со мной не по моей воле».

Вейланд: «Конечно! Потому что женщины, по сути, не умеют воспитывать, им нужно заниматься собой, им надо фосфоресцировать, быть в образе. Женщине, которая что-то визуально из себя представляет, ребенок мешает. Потому что он же как собака, которой надо в туалет, на улицу, и наплевать, в каком вы виде. И с детьми то же самое. Другое дело, что женщина гораздо больше смыслит в каких-то бытовых вопросах, в том, как обращаться с детьми, но она сама не справляется. Поэтому я живу в полном содружестве с мамой моего сына и с тещей. Они лучше знают, что нужно, а я это воплощаю».

Вейланд: «Не со всеми, к сожалению, но я внес вклад в их образование. Разумеется, если бы у меня была возможность, я бы общался со всеми. Но такой возможности нет».

Вейланд Родд очень осторожно говорит о своей личной жизни. Не называет конкретных имен, рассказывает все довольно абстрактно («одна из моих жен», «кто-то из сыновей»). Объясняет артист это философски: я, мол, не живу прошлым, не варюсь в этом, прошлое, дескать, мне неинтересно. Но тем не менее понять, о чем и о ком он говорит, не составляет труда. Именно Ирине Понаровской в свое время врачи сказали, что она не может иметь детей. Однако в браке с Роддом у нее все же родился сын Энтони. И вот как раз этот самый Энтони — один из тех детей, с которыми Вейланд не поддерживает никаких отношений. Так решила Ирина после истории с похищением мальчика: по словам певицы, муж (тогда уже бывший) выкрал их общего сына с дачи. Понаровской потом пришлось с милицией разыскивать ребенка и забирать его у отца.

Вейланд: «Любой родитель не может похитить своего собственного ребенка, он может его взять. Об этом сейчас говорят даже адвокаты. Вы можете представить себе человека, который идет путем здорового образа жизни, мыслей и действий? Как такой человек может похитить ребенка? Лишить другую сторону возможности видеться с сыном? Это просто абсурд! Я не приемлю даже такие вещи, как определенные дни или часы для встреч с ребенком, которые один родитель устанавливает для другого. Такого быть не может! Хоть ночью мама моего сына может прийти и сказать: „Разбуди мальчика, я сейчас улетаю, хочу его чмокнуть на прощание“. И я не вправе говорить, что ей нельзя этого делать. А в прессе всякие слухи появляются, потому что людям просто неинтересно, когда ты хороший. Им интересно, когда ты упал, когда мозги на асфальте…»

Вейланд: «Это очень тяжело, когда речь заходит о детях, которых я до сих пор не вижу. Я же мать! Мужчина, который принимает роды, видит впервые этого ребеночка, этот животик, его первые движения, он такая же мать, как и женщина.

И когда его всего этого потом лишают, это так несправедливо! Ведь ребенок имеет право на обе ноги. И на обоих родителей — маму и папу. Почему один из родителей — он или она — начинает тянуть одеяло на себя? Это полное безобразие! О какой любви к детям можно говорить? Если я люблю своего ребенка, как я могу запретить ему видеть его маму? Это его прерогатива, это его мама, не моя! Как можно вообще говорить дурно о человеке, которому ты доверился однажды?"

Вейланд: «Я абсолютно спокойно к этому отношусь. Те, кто меня знают, прекрасно понимают, кто я на самом деле, знают, что я „усатый нянь“. Да и все жены мои всегда характеризовали меня как единственную мать наших детей. „Как я могу его забрать, если ты ему и мама и папа?“ — я такое не раз слышал. А потом детей у меня отнимали. Кто-то, потому что боялся, „что скажет княгиня Марья Алексеевна“, кого-то совесть мучила. Но в итоге детей отдавали няням и бабушкам. А я традиционно выставлялся виноватым и плохим».

Вейланд: «Просто женщины всегда выясняют свои отношения с мужчинами за счет того, что мужчине дорого. Если ему дороги деньги, значит, начинают делить собственность; если дорого общественное положение, значит, портят ему репутацию; а если — не дай бог — мужчине дороги дети, лишают его возможности видеться с ними. А для меня дети всегда были очень важны, и смысл отношений с женщиной был только в том случае, если предполагалось рождение ребенка. Мне даже секс никогда не был интересен просто так, без появления детей в результате».

Еще одна запутанная история — расставание Понаровской и Родда после семи лет брака. В свое время оба в прессе обвиняли друг друга в изменах. Причем Ирине даже удалось добиться от суда, чтобы причиной ее развода с мужем была указана «супружеская неверность».

Вейланд: «Как только я начну что-либо говорить по этому поводу, начнется война. В тебя кидают камень, а ты должен взять и кинуть свой в ответ. Но я не хочу этого, я против всяких побоищ, я хочу жить в мире. Кроме того, я уже пережил эту ситуацию, мне уже не больно, я уже даже не помню, как пишется фамилия этой особы, и вслух произносить ее не хочу».

Вейланд: «У меня нет никакого негатива по отношению к ней. Хотя эта женщина обошлась и продолжает обходиться со мной очень жестоко. Причем даже не столько со мной, сколько со своим собственным сыном. Я, к сожалению, не могу назвать его сыном, потому что мой сын — тот, которого я вижу, в чьей жизни принимаю участие».

Вейланд: «Столько, сколько себя помню, кажется, всю жизнь. Я постоянно делал попытки увидеться с ним: приглашал его на встречу через Первый канал, потом его на какое-то ток-шоу звали, даже не от моего имени, а от имени редакции. Но он так и не пришел».

Вейланд: «До меня тоже дошли эти слухи. Меня поразило, что это она об этом рассказала в каком-то интервью. Для чего это? Видимо, она хотела, чтобы я был в курсе. Но зачем? Она ждала какой-то моей реакции? А как я могу отреагировать, когда у меня нет выхода? Вот многие спрашивают меня, почему я не могу найти сына. А что значит „найти“? У меня никаких контактов с ними давно нет, нет ни телефонов, ничего. Как я должен искать собственного сына? Через Интернет? Сидеть в засаде? Это какой-то бред! Да и почему я должен отлавливать собственных детей? Я хорошо знаю детскую психологию: если ты ребенку нужен, он сам тебя найдет сразу! А так получается, что я ему не нужен. Почему? Это уже не мой вопрос».

Вейланд: «Нет! Я не страдаю, потому что я не купаюсь в этом. Я сейчас закончу с вами разговор, сяду в машину и не буду больше об этом думать. Моя жизнь не закончилась на том, что я потерял того или иного ребенка или женщину. Главное, чтобы я был дееспособен. Ведь если меня будет окружать куча детей и жен, а я буду недееспособен, то какая разница, кто со мной. Страшно, когда у тебя есть все, но ты самого себя потерял. А я нахожусь в гармонии с собой, поэтому не страдаю».

Вейланд: «Нет! Понимаете, я ничего не жду в жизни вообще. Ожидание — это не мой процесс. Мечтать о чем-то — значит пребывать в будущем, но это же полная утопия! Никто ведь не знает, что такое будущее, будущего нет, есть только „здесь“ и „сейчас“. Поэтому я ничего не жду».

Вейланд: «Сказать, что я от него отказался, — значит сказать неправду. Ну как я могу отказаться от собственного сына? Я ведь однажды даже удочерил девочку, не будучи уверенным, что она моя родная дочь. Но я же ее удочерил! А отказаться от детей или бросить их — это бред!»

Вейланд: «Нет! Нет! Нет! (Отмахиваясь.) Ни в коем случае! Эту девочку, Бетти, вообще никто не удочерял, это какой-то миф очередной! Поверьте, вся эта история не стоит выеденного яйца, там нет ни слова правды от начала и до конца. Моя дочь, которую я не так давно признал, живет в Лондоне. Просто я долго не знал о ее существовании».

Девочка по имени Бетти — это еще одна любопытная веха в совместной биографии Понаровской и Родда. В те времена, когда Ирина думала, что не может иметь детей, на гастролях к ней обратилась мама маленькой девочки-мулатки. Женщина предложила Понаровской и Родду взять ребенка на воспитание. Тогда девочке не было и года, звали ее Настя. Ирина пожалела малышку, дала ей новое имя — Бетти — и увезла с собой в Москву. А потом, когда в семье появился собственный ребенок, девочка исчезла. Понаровская говорила, что Родд сдал Бетти в детский дом, когда она была на гастролях. Родд парировал, что Ирина сама с появлением сына захотела избавиться от девочки… В общем, история закончилась взаимными обвинениями, а искать малышку никто в итоге не стал.

Только много лет спустя через передачу «Жди меня» Понаровская нашла свою потерянную приемную дочь. Появившись с новым именем — Антоника, девушка поселилась в доме у певицы и стала активно выступать по телевидению, обвиняя Вейланда Родда в предательстве. Потом, правда, воссоединившиеся мать и дочь не поделили бриллианты, и Настя-Бетти-Антоника была отправлена восвояси.

Вейланд: «Я помню, меня позвали на очередное ток-шоу, и там среди героев была та самая Бетти. Я даже обрадовался, подумал, что сейчас наконец-то все выяснится, с меня снимут все обвинения и справедливость восторжествует. А она сидела и шипела как змея в мою сторону, почему-то меня ненавидела и повторяла, что я в свое время оставил ее на Казанском вокзале».

Вейланд: «Вот видите! Она и тогда на передаче путалась в показаниях.
И все, кто смотрел эту программу, сказали мне, что было видно — правда на моей стороне. Это все вообще выглядело как заказ против меня. Среди героев была еще какая-то певица, подосланная, видимо, той особой, фамилию которой уже мало кто помнит сейчас. Певица говорила, что я — домашний тиран, что я бил известную артистку головой об стену…»

Вейланд: «Ну, это издержки профессии. И, кстати, из-за этого я в свое время ушел из шоу-бизнеса (сейчас мои выступления связаны больше с благотворительностью). Артисты ведь выходят на сцену красивыми, напомаженными, а за кулисами при этом все грязнее, чем можно предположить. Разврат полный, пьянки, наркотики, разгул. Это тяжело для нормального человека, ведущего здоровый образ жизни. Мое счастье было лишь в том, что я работал сам на себя, ни с кем особо не взаимо-действовал и не соглашался на какие-то совместные проекты. Даже если их предлагала Пугачева».

Вейланд: «Да, в свое время Алла Борисовна хотела пригласить меня в свой театр. Она долго готовилась к этому разговору, кого только ко мне не подсылала (ее обламывало самой прийти и предложить мне работу), но я не реагировал на всех этих ходоков. Тогда ей пришлось прийти и в лоб задать мне вопрос: „Не хочешь ли ты, мол, ко мне? Я всегда, дескать, хотела с тобой работать, просто раньше ты был не один. А теперь ты сам по себе, и я приглашаю тебя в свою команду“. Но я отказался, я остался самостоятельным, так как понимал, что не буду плясать под чью-то дудку. Мне не нужна была чья-то дудка, у меня была своя собственная свирель, на которой я играл».

Вейланд: «Я в них давно уже не участвую. Мне это больше неинтересно, я перегорел уже, тема закрыта. Кроме того, был неприятный опыт с одним телеканалом. У меня брали интервью, а потом, когда камеры были уже выключены, журналисты попросили в приватной обстановке рассказать, как все было на самом деле. (Имеется в виду история с Понаровской. — Прим. авт.) Я что-то рассказал, но явно не то, что они хотели услышать. А потом смотрю эфир, а там все то, что я говорил, озвучено закадровым голосом. Причем многие слова намеренно переосмыслены и суть искажена. А в кадре просто показывают меня: как я совершаю какие-то действия, иду по улице… Меня это возмутило тогда до глубины души. А сейчас я даже не обижусь, если и вы напишете не так, как я говорю. Я к этому тоже уже привык».

Вейланд: «Просто, видимо, сейчас не мое время. Однажды, я думаю, настанет момент, когда человека смогут отслеживать визуально. Будет вшиваться какой-то чип или что-то подобное, и все действия и мысли будут видны. Вот когда будет трудно, вот когда придется дорастать до каких-то уровней, чтобы соответствовать тому образу, который сам себе создаешь. К сожалению, я вряд ли это застану. Но если бы уже сейчас было так, то я бы прессу вообще не интересовал. Потому что на самом деле людям неинтересно было бы знать, как я живу. Любопытнее ведь смотреть, как кто-то кому-то морду набил, как кто-то кого-то обманул…»

Вейланд: «А где вы видели преступника с челом, расписанным его деяниями? Если я преступник, предположим, то я, разумеется, буду говорить о себе только радости, а не гадости. Внешность-то может быть обманчивой. Поэтому я давно уже каждому человеку предоставил возможность судить обо мне, как он хочет. Мне неинтересно кому-то что-то доказывать, пусть у людей будет свое мнение».