Архив

Алексей Пушков: «В одном из моих кувшинов живет джинн»

У ведущего программы «Постскриптум» Алексея Пушкова есть необычное увлечение. Вот уже 17 лет он коллекционирует… кувшины

А также чайники, кофейники, словом, всю ту посуду, которая вполне пригодится для заваривания чая. И в чае, надо сказать, он разбирается не хуже настоящего профессионала.

25 июня 2009 19:07
5054
0

А также чайники, кофейники, словом, всю ту посуду, которая вполне пригодится для заваривания чая. И в чае, надо сказать, он разбирается не хуже настоящего профессионала. Восточные, европейские и даже один чайник советского образца, на котором аббревиатура С. С. С. Р. еще написана через точки, поселились на кухне квартиры Пушковых, чувствуют себя там вполне комфортно и уже практически выселяют из дома хозяев.


— Алексей Константинович, а почему все-таки кувшины?


Алексей Пушков: Пожалуй, это из детства. Не знаю, у кого с чем ассоциируется Восток, но я всегда, представляя Восток, думал о волшебной лампе Аладдина и о джинне, который должен оттуда вылезти. Ведь если я правильно помню «Старика Хоттабыча», он вылез как раз из кувшина, а не из лампы. А еще там был персонаж по имени Волька ибн Алеша. А я ведь тоже Алеша. (Смеется.) Кувшины для меня сопряжены с тайнами Востока. Поэтому свою коллекцию я начал именно с восточных кувшинов.


— Помните, с которого все началось?


А. П.: Да. В 1992 году я был в Петре, в южной Иордании. Петра — это известное чудо света. И я подумал, что нужно привезти оттуда какой-то сувенир. Неподалеку от нашей гостиницы был маленький рынок, на котором три или четыре бедуина торговали какой-то старой, полуистлевшей ерундой. И меня впечатлил один небольшой чайничек, который мне представили как экземпляр XVIII века. При взгляде на него было понятно, что из него много чего пили, но явно в наши дни. Бедуин запросил за него пятнадцать долларов. Я снизил цену до трех, в итоге купил его за шесть и с него начал свою коллекцию. Правда, когда приехал и показал его Нине (Супруга Алексея Константиновича. — «МКБ»), услышал: «Зачем ты привез этот ужас?» Она еще не знала, что за этим последует. Потом я оказался в Дамаске и не мог не привезти оттуда дамасский кувшинчик. Когда их в нашем доме уже появилось два, я понял, что эту традицию нужно продолжать.


— По кувшинам можно пересчитать количество стран, которые вы посетили?


А. П.: Как-то я подсчитал, что у меня есть кувшины из двадцати пяти, ну, может быть, тридцати стран.


— А всего на вашем счету их, кажется, около семидесяти?


А. П.: Сейчас уже около 130. С тех пор как мы с вами не виделись, я пополнил список — мы побывали в Индии. Объездили весь северо-запад страны — Раджастан. Мы путешествовали на поезде, который называется «Дворец на колесах». Посетили города Джайпур, Удайпур, Джодпур, Джейсальмер, Читторгарх, а также Агру, где находится знаменитый Тадж-Махал. Там удивительные места.


— Но самое последнее ваше путешествие было, мне рассказывали, по Гибралтару. Как вы там очутились?


А. П.: Когда мне было 6 лет, какой-то умный человек подарил мне малый атлас мира. В результате я попал в институт международных отношений, и вот сейчас сижу и даю вам интервью. Так вот атлас мира стал моей любимой книгой. Я ходил с нею под мышкой, изучил ее всю, знал, где находится Уагу-дугу, Тлателолко и другие невероятные места. И когда играл со своим отцом в города и страны, всегда его обыгрывал.


Нина Пушкова: Кроме того, был и еще один познавательный момент. Папа Алексея Константиновича работал в ЮНЕСКО заместителем главы административного отдела. К ним всегда приходила большая почта, и он ему из офиса часто приносил марки, которых в Советском Союзе было не найти днем с огнем.


А. П.: Я видел марку, находил в любимом атласе страну, откуда она пришла, и выяснял о ней все в подробностях. И вот тогда меня очень заинтересовали конечные, пограничные точки земли — города на островах или полуостровах, где смыкаются океаны. Я всегда мечтал посетить эти крайние точки, и Гибралтар — одна из них. Это единственное место в Европе, откуда можно увидеть Африку — совсем рядом, через пролив. Гибралтар — это огромная, очень красивая скала. Она настолько вертикальная, что на ней практически нет зданий, и она возвышается огромным массивом над городом. Еще одна крайняя точка, где я побывал, — это мыс Доброй Надежды на юге Африки. Там сливаются два океана, и они разного цвета. Атлантический — серо-голубой, а Индийский — он такой зеленоватый, цвета бирюзы. Над мысом Доброй Надежды я летал на вертолете. И вот сейчас был на Гибралтаре. Теперь мне еще нужно обязательно посетить остров Тасмания — Нине туда не хочется, потому что она не любит большие часовые разницы, и еще я хочу побывать на Огненной Земле, на Шпицбергене и острове Кирибати.


Н. П.: Надеюсь, оттуда мы не будем везти кувшины, потому что у нас всегда перевес из-за этой тяжести. (Смеется.)


— Из Гибралтара привезли что-нибудь?


А. П.: Из Гибралтара ничего, кроме впечатлений, не привез.


Н. П.: Это запрещенный для въезда город, там можно было только пересечь границу по годовой британской визе.


А. П.: Сейчас там несколько рядов колючей проволоки, это собственность министерства обороны Великобритании, на которой находится небольшая английская военная база. Мы отдыхали в Марбелье, и периодически мимо нас летали истребители Ф−16. Так что Гибралтар — это единственное место, где можно пересечь испано-британскую границу. Вообще Испания не имеет общей границы с Британией, но там она есть. Можно сделать так: надеть очки, ласты и просто проплыть. А когда арестуют, сказать, что смотрел рыбок и ошибся. Так вы станете ненадолго знаменитым, перейдя редкую границу.


— Если не привезли кувшина из Гибралтара, наверняка должен быть какой-то экземпляр из поездки в Индию?


А. П.: Кувшин, который я вез из Индии, остался в Дели у нашего посла. Дело в том, что из Индии мы везли очень много сувениров, а этот кувшин один весил килограммов 10.


— Сколько всего у вас кувшинов?


А. П.: Всего их, наверное, уже 135 или 140. Часть коллекции стоит дома — на кухне и в прихожей, а остальные кувшины убраны в коробки. Думаю, они теперь увидят свет в каком-то новом пространстве, потому что дома их ставить уже некуда.


Н. П.: Половину кувшинов я уже отправила на дачу, потому что они как мебель. Они выживают нас из квартиры! (Смеется.) Здесь живут только те, которые у нас действительно поселились.


— Давайте скажем по нескольку слов о каждом.


А. П.: (Показывая на кувшины на полке. — «МКБ») Вот этот большой черный — это Иерусалим. Перед ним — Дагестан. За ним проглядывает турецкий. Следующий — Марокко. (Марокканский кувшин ярко-оранжевого цвета сделан из очень необычного материала. — «МКБ») Это медь, украшенная кусочками верблюжьей кости, вымоченной в хне.


Н. П.: Мне кажется, с точки зрения рукоделия марокканцам равных нет. Они настолько «рукастые» ребята, что у них ничего не пропадает. Съели суп из верблюда, а кости не выбросили и сделали из них вот такую красоту.


А. П.: Следующий, кругленький, с носиком — из Самарканда.


Н. П.: Кстати, почти у каждого из наших кувшинов есть имя. Вот этот я назвала «Гульнара», потому что мы нашли его как бы с подачи дочери президента Узбекистана Гульнары Каримовой, которая пригласила нас посетить Ташкент и Самарканд.


А. П.: Следующий чайник я купил в Индии. Мне понравилась его форма — по бокам есть специальные уступы для того, чтобы ставить его на стальные прутья, чтобы низ чайника не подвергался прямому воздействию углей. Далее идут Италия, Германия, вот этот кувшин из Турции. За ним — интересный образец советского чайника, на котором аббревиатура С. С. С. Р. написана через точки. Так было принято до 1925 года. И еще выгравирована надпись «ВСНХ» — Всесоюзный совет народного хозяйства. Так называлось тогда правительство. Думаю, когда-то с этим чайником красноармейцы бегали за кипятком. На следующей полке стоят чайники и кофейники из Дании, Швейцарии, Италии, Марокко, медный кувшин из Центральной Англии, чайник из Иордании, японский чайник эпохи императора Сёву: на нем изображена Фудзияма, а внутри выгравирована надпись с именем мастера, который его сделал.


— А вот чуть ниже у вас отдельная полка отведена под особые фарфоровые кувшинчики, которые отличаются от остальных.


А. П.: Это знаменитая фирма Mason’s. Английские чайники, принадлежащие дому Мэйсонов, который начал их делать в 1810-х—1820-х годах. Эту коллекцию кувшинчиков я собирал в Великобритании и заразил этим увлечением свою дочь, которая сейчас работает в Лондоне.


— Вы говорите, что часто торгуетесь за кувшинчики. А насколько дорогим удовольствием является ваша коллекция?


А. П.: Не очень дорогим. К тому же поторговаться удается почти всегда, даже в Швейцарии, куда я езжу каждый год на экономический форум в Давос и где, строго говоря, кувшинами, кроме меня, никто не интересуется. Рядом с конгресс-центром, где проходит Всемирный экономический форум, есть антикварный магазин, его владелец-старик, который торгует там испокон веку, с каждым годом становится все старше и старше — он меня уже прекрасно знает и всегда говорит, что, кроме меня, у него никто ничего не покупает. Он любит меня, потому что я плачу ему ту цену, которую он просит, и очень не любит, когда приходит Нина, которой всегда удается завлечь его какими-то историями и поторговаться. (Смеется.) Но лучше всего, конечно, торговаться на Востоке. Например, вот этот чайник мы купили в древнем марокканском городе Тарудант, где отдыхали в 2002 году вместе с Ириной Хакамадой и ее мужем. Чайник мне сразу понравился, но торговец запросил за него баснословную цену. Я снизил ее вдвое и сказал, что за 50 процентов куплю у него два. Он долго не хотел уступать, но в итоге шел за нами по городу еще километров пять и все же продал нам два чайника за полцены одного.


— Алексей Константинович, а в каком из ваших кувшинов живет джинн?


А. П.: Интересно! (Смеется.) Мне кажется, если он бы и мог жить, то только вот в этом (Показывает на кувшин из Самарканда. — «МКБ»). Потому что он действительно настоящий. С ним явно когда-то ходили по воду, и носик у него очень достоверный. А вообще я с джиннами мало общаюсь. Но, думаю, надо попробовать.