— Когда мне было семь лет, мою маму посадили за убийство. — Таня умолкает, прикидывает. Вроде да, точно семь… — Папа сильно издевался, пока мамы не было. Я убегала от него — очень сильно боялась, что он придет пьяный. А когда поймал один раз, то закрыл в сарайку и не кормил три дня. В сарайке были крысы, я так испугалась, что потом даже заикалась. Колю маленького он запирал в подвальчик, где картошка. А сестру Валю забивал в подпол. Говорил, что это пьянка, депрессия у него. Мы боялись его. Он говорил, что детей так и надо воспитывать, что бить их надо и бить. А потом папа нашел мачеху, и она сказала, чтобы он меня в детский дом отдал. А потом и Коля с Валей ко мне в детский дом сами ушли. Я потом ушла оттуда, пить стала. А есть нечего было…

Первый срок — год условно — Тане А. дали в 14 лет за взлом соседского дома и хищение двух банок солений. Уже имея условный срок, Таня с подружкой избила и ограбила одноклассницу. На отнятые деньги они набрали в сельпо макарон и подсолнечного масла. После этого она попала в воспитательную колонию.

И вот теперь — папа на свободе, мачеха на свободе. Даже крысы — на свободе в своей сарайке. А Таня, у которой детство закончилось в семь лет, вернется домой, только когда ей будет 18. И снова — папа, мачеха, крысы…

Не наказание, а воспитание

Каждый год в России к уголовной ответственности привлекаются 150 тысяч подростков. Часть отправляют в колонии. Кому-то дают год, кому-то — семь. Но когда подростки выходят на свободу, они снова нарушают закон. По статистике МВД, после освобождения каждый третий подросток совершает повторное преступление. Именно из-за этого уровень подростковой преступности упрямо не желает снижаться, хоть ужесточай наказание, хоть облегчай.

Подростков-преступников помещают в воспитательные колонии (ВК). Но получается, что не особо-то они способны перевоспитать. А все дело в том, что, выйдя на свободу, подросток возвращается в ту же среду, которая привела его к преступлению. У него просто не остается выбора. Та же Таня с «сарайкой», получив условный срок, снова пошла на грабеж. Но и отсидев в колонии, она может сделать то же самое. Не от природной склонности — сама обстановка толкнет.

Рецидивность — постоянный спутник подростковой преступности. Можно ли с этим бороться? Можно ли сделать так, чтобы после приговора суда малолетний правонарушитель действительно исправлялся? Оказывается, да. И называется этот способ — ювенальная юстиция: система, направленная не на наказание подростка, а на его перевоспитание и возвращение в общество.

Федерального закона о ювенальной юстиции пока нет. Но те территории, которые внедрили у себя ювенальные суды, добились снижения рецидивной преступности у подростков в разы. Например, в Таганроге она составляет всего 4,2% (против 30% по стране), в Советском и Железнодорожном райсудах Ростова-на-Дону — 4,5% и 2,9%. То есть подросток после приговора действительно больше не нарушает закон. И вот на днях московское правительство оценило этот опыт и решило применять его в столице.

Что такое ювенальная юстиция

Человек, далекий от юриспруденции и педагогики, может не очень хорошо представлять, что такое ювенальная юстиция. Многие считают, что она заключается только в облегчении наказания: мол, раз подросток, значит, надо наказывать только условно. На самом деле все гораздо интереснее, сложнее и не так прямолинейно.

Ювенальная юстиция — это, грубо говоря, подростковое судопроизводство. Про нее еще говорят «социальное правосудие», то есть такой режим работы судов, при котором суды выполняют не только карательные, но и социальные функции.

Но давайте подробно выясним, по пунктам — почему воспитательная колония не воспитывает, помогают ли условные сроки и чем может помочь судье социальный работник.

Колония: кто и что

Число преступлений, совершенных несовершеннолетними, растет. Лидирующие позиции занимают тяжкие и особо тяжкие преступления: кражи, убийства и разбой. Но за этими словами могут скрываться по-настоящему трагические истории о безысходности, голоде и бедности.

— У многих из осужденных подростков страшные, чудовищные судьбы, — говорит психолог Марина Поливанова, которая уже много лет вместе с Центром содействия реформе уголовного правосудия посещает колонии для несовершеннолетних. — Часть их — это сироты или социальные сироты. Мама повесилась, бросилась под электричку. Папа умер, попал под трактор — обычные истории. В лучшем случае — папы не было, мама болеет…

Ее слова подтверждают сотрудники Можайской колонии: 10% попавших к ним — сироты, 40% — ранее нигде не работали и не учились. Добиться того, чтобы после освобождения они не нарушали закон, очень сложно. Тут мало просто напугать колючей проволокой. Им надо дать образование и профессию, предоставить отдельное от родителей-алкоголиков жилье, заниматься психологической коррекцией. Колония сделать это не в состоянии.

— Воспитательные колонии — это предельная регламентация и милитаризация жизни, — говорит Валерий Абрамкин, руководитель Центра содействия реформе уголовного правосудия. — Ночь несовершеннолетние воспитанники проводят в общих комнатах на 15—30 человек, подъем и отбой — по звонку, передвижение по территории колонии от одного здания до другого — строем, часто со строевой песней. Кроме этого — работа в мастерских, хозяйственные работы по благоустройству колонии, учеба в школе и производственном училище, культурно-массовые мероприятия. Свободного личного времени у воспитанников практически нет…

14—18 лет — самый возраст для мечтаний и метаний. А человеку даже остаться наедине с собой невозможно…

Условные сроки или репрессии?

После таких историй так и хочется сказать — не сажайте подростков в колонии! Давайте им условные сроки! Но юристы с этим не согласны: автоматически давать всем малолетним преступникам условные сроки — это плохой выход. Подросток, получивший условный срок, выходит из зала суда с ощущением, что его не наказали, а простили. И, как правило, тут же совершает аналогичное преступление. Вспомните Таню, с которой начался материал: она совершенно не поняла, что ее наказали, и не сделала никаких выводов.

Но и репрессии не имеют смысла. Потому что никому не надо, чтобы малолетний преступник просто прожил в тюрьме столько-то лет. Надо, чтобы он потом сознательно и искренне больше не нарушал закон. Но это — не одно и то же.

Олег Зыков, член Общественной палаты и Президент РБФ «НАН» много лет добивается внедрения в России ювенальной юстиции, которая бы позволила не тупо наказывать подростка, а мобилизовывать ресурсы его личности:

— Наша судебная система рассматривает правонарушителя только как объект репрессий. Судья определяет вину и потом — наказание. А вопрос — как сделать из молодого человека гражданина — не ставится. Что происходит в душе ребенка — суд не интересует. Его интересует адекватное наказание. И главная идея ювенальной юстиции — сформировать ответственность гражданина и перед обществом, и перед собой. Потому что ужесточение наказания, смертная казнь, запугивание нигде в мире не работают. Работает ответственность. Серьезные правоведы считают, что ювенальная юстиция — это начало вообще реформы судебной системы…

С чего ЮЮ начинается

Система ювенальной юстиции начинает работать задолго до того, как подросток совершил первое серьезное правонарушение.

Предположим, живет в захолустье некий 13-летний человек. Родители пьют, перспектив никаких, и он/она с друзьями-приятелями целыми днями болтается на улице. И однажды охранники ловят ее/его за руку в магазине, а затем всю компанию арестовывают за квартирную кражу. Так вот, в идеале социальные работники должны начать сопровождать и подростка, и всю неблагополучную семью после первого же сигнала из отдела ПДН (после случая в магазине) или от соседей. Одно это может предотвратить последующую кражу. Если подросток все же совершил преступление, ювенальная юстиция не столько наказывает его, сколько дает шанс на исправление.

И тут наступает черед ювенального судьи и — в первую очередь — социального юридического работника.

ЮЮ в Москве

На сегодняшний день ювенальную юстицию взяли на вооружение 26 регионов России. В Москве какие-то ее элементы с успехом используют пока только суды ЮЗАО. Как строится работа, рассказывает Юлия Халфеева, социальный работник при Черемушкинском суде:

— Когда дело рассматривает обычный судья, как правило, он подростка первый раз видит только в зале суда.

Рассмотрение дела длится минут 40—50, иногда подсудимый ведет себя неадекватно — хамит, а его законный представитель (родители, например) просто впадает в ступор. В такой ситуации сложно вынести приговор, который гарантировал бы, что подросток потом вновь не совершит преступление. Автоматически давать ему условный срок только из-за возраста — это не выход. Но если мы будем сажать каждого подростка, то впоследствии процентов 80 из них уже не смогут ни нормально учиться, ни работать…

По словам Юлии Халфеевой, работа социального работника при суде заключается в том, что он составляет социальный портрет подростка и его семьи. Соцработник посещает его на дому, наблюдает, как и чем подросток живет, как общается с родственниками, как на него влияет семья. Затем идет психологическое обследование (в ЮЗАО это делают в городском детско-подростковом реабилитационном комплексе «Квартал»), где с подростком работают психолог и психиатр-нарколог. Нарколог необходим, так как подростки обычно совершают тяжкие преступления — разбои, грабежи, кражи и угоны — в пьяном состоянии.

Далее социальный работник вместе с психологом составляют социально-психологическое заключение, которое они и предъявляют судье. Как правило, подростку рекомендуется пройти лечение у нарколога, а также индивидуальную и семейную психотерапию.

— Одно из последних дел, — рассказывает Юлия. — Подросток 17 лет в состоянии алкогольного опьянения в апреле совершает угон. Ему дают 2 года условно, но в сентябре он снова угоняет машину. По логике, на этот раз ему должны дать реальный срок. Но по нашим рекомендациям парню было рекомендовано пройти в «Квартале» стационарное лечение от алкоголизма с психотерапией. В результате прошло уже полтора года, человек работает, не пьет и, как следствие, не совершает ничего противоправного…

Если подросток кого-то избил, и потерпевшему, и преступнику предложат пройти «программу примирения». А если компания хулиганов разгромила памятники на кладбище, их могут трудоустроить на это самое кладбище плюс устроить зачет по фильму «Обыкновенный фашизм».

После прохождения программы социальный работник будет все равно продолжать работу с его семьей, если надо, поможет подростку трудоустроиться.

Все решится в августе

На прошедших недавно открытых слушаниях первый заместитель мэра Людмила Швецова признала, что внедрять ювенальную юстицию в Москве пора уже давно и первые документы будут готовы в августе:

— Разные территории давно используют элементы ювенальной юстиции, и Москва, конечно, подзадержалась. И тут главное — не просто внедрить ювенальные суды. Это будет сужением проблемы. Важна система взаимодействия специалистов социальной и педагогической служб и правоохранительной системы. Потому что когда несовершеннолетний попадает в сферу интересов правоохранительной системы, к нему должно быть иное отношение, учитывающее его социальные и возрастные особенности.

Так что, если вопрос не встретит какого-то неожиданного сопротивления, перемен можно ожидать уже в этом году.