Игра в АССАциации
Соединение творческого парения и деловой жилки в одном человеке часто кажется штукой удивительной и парадоксальной. А с Татьяной Друбич — случай просто «клинический»
Таня — доктор, актриса и бизнес-леди в одном лице. Все эти слои улеглись в ней, не смешиваясь, не замутнив личной основы — возвышенной и почти совершенной. Вспомните ее в любой из ролей, посмотрите на фотографии…
Таня — доктор, актриса и бизнес-леди в одном лице. Все эти слои улеглись в ней, не смешиваясь, не замутнив личной основы — возвышенной и почти совершенной. Вспомните ее в любой из ролей, посмотрите на фотографии… Трудно представить романтичную, таинственную красавицу, будто сошедшую с полотен Врубеля и Тициана, в белом халате на приеме в клинике. Или вообразить блоковскую Незнакомку, дышащую «духами и туманами», на переговорах с чиновниками Минздрава. А ведь в ее жизни прозаичность будней следует сразу после многоточий возвышенной поэзии. В чем же загадка Татьяны ДРУБИЧ, пыталась понять Валентина СЕРИКОВА.
В июне у Татьяны Друбич юбилей. Цифру называть не станем (хотя сама Таня не особо скрывает свой возраст), да и велеречивых тостов произносить не будем (ну не любит она всю эту суету вокруг своей персоны). Лучше вслушаемся, о чем же она говорит. Послушать стоит хотя бы потому, что интервью Татьяна давать не любит. Порой журналисты «охотятся» за ней годами, да все тщетно: она умеет отказывать очень вежливо, но категорично… Так что каждая беседа с ней — на вес золота.
Формально повод для встречи достойный. Вовсе не юбилей, а сразу две премьеры, которые киноманы, кажется, уже и ждать перестали. Это картина «2-Асса−2» Сергея Соловьева и его же телефильм по роману Льва Толстого «Анна Каренина», в которых у нее, как и положено музе, главные роли. Весьма символично, что в продолжении «Ассы» Татьяна снялась вместе с их общей с Соловьевым дочерью Анной.
А если отбросить формальности, то встреча эта — попытка чуточку разгадать ее. Ведь хотя Таня уверяет, что в джинсах ей удобней, чем в кринолинах, свойственная ей вибрация, излучающая почти совершенную умиротворенность, искреннее внимание, готовность слушать, понимать и прощать, выдает в ней пришельца из иного — безгрешного и гармоничного — мира.
Татьяна, начну с комплимента. Глядя на вас, начинаешь подозревать, что возраст — это иллюзия, которую люди по ошибке приняли за данность, а вас об этом забыли оповестить. Причем ясно, что о маленьких женских секретах тут даже спрашивать не стоит, здесь налицо «механизм» явно другого порядка…
Татьяна ДРУБИЧ: «Знаете, меня как-то спросили, какие стереотипы влияют на ощущение возраста, а мне кажется, само понятие „возраст“ и есть один из самых главных и разрушительных стереотипов. От него и пляшут. Хотя это кому как: кому в сорок лет первенца рожать, кому в пятьдесят начинать учить китайский язык или менять место жительства. Физика, занимающаяся теорией времени и пространства, доказала относительность этих категорий. В самой физике я ничего не понимаю, но существование некоей относительности чувствую. Прими в себя четвертое измерение — и живи юным. Молодость — это талант, который важнее благополучия. А зрелая молодость, обогащенная опытом, дает упругость твоему духу и телу. Есть ведь медицинский и биологический возраст, они не обязательно совпадают».
Этим очевидным несовпадением и продиктован вопрос. Видимо, помимо здорового образа жизни и прочая, прочая важен генотип. Кажется, вам с ним повезло?
Татьяна: «Скажу вам как доктор, да это и наукой доказано: генетика здесь работает на тридцать-сорок процентов, остальные шестьдесят-семьдесят процентов формирует сам человек образом жизни, эмоциональным и ментальным состоянием».
На ваш взгляд, насколько внутреннее мироощущение отражается на физической форме?
Татьяна: «На сто процентов! Не зря говорят, что в двадцать лет у человека то лицо, что написано Богом, а в сорок — то, что он сам написал. И действительно, вся ощущенческая карта проступает на лице. Иное дело — кто ее считывает, ведь мы субъективны в оценке других людей. Одному кажется, что это ангел, а другому…»
В таком случае, мне кажется, у вас ангельский вид.
Татьяна: «Антихрист тоже очень хорошо выглядел!» (Смеется.)
Вы меня не путайте. Лучше скажите — негатив вы отсеиваете сознательно?
Татьяна: «Объясню. Я сделала одну стратегическую ошибку в своей жизни — стала заниматься бизнесом. Это то, что меня постоянно разрушает и ощутимо влияет на внутренний баланс».
Но ведь ваш бизнес связан с вашей профессией?
Татьяна: «Отчасти да, я занимаюсь им с 1991 года. Можно сказать, я в него влезла от беспечности и непонимания. Сначала даже не отдавала себе отчета, что я уже занимаюсь бизнесом, просто возникли какие-то обязательства. Бизнес — это мой другой образ. Но я не гожусь для него. Ужас! Я романтична и не могу вести серьезное дело».
Не прибедняйтесь, Таня. Если бы ваше дело не было успешным, оно бы не продержалось столько времени, не так ли?
Татьяна: «Даже не могу однозначно ответить на этот вопрос. Но с появлением предпринимательской составляющей объем жизни у меня расширился значительно. Во всяком случае, бизнес востребовал и развил некоторые мои качества, например, то, что я, к сожалению, человек анализа».
Почему «к сожалению»?
Татьяна: «Если сравнивать меня с дочерью, то я, рассуждая о чем-то, говорю: я думаю то-то и так-то, а она скажет: я чувствую то-то и так-то. Она вообще большой интуит. А у меня компьютер в голове все время включен. Замечательный актер Леша Горбунов, с которым мы в дружеских отношениях, когда дарил мне свой компакт-диск с песнями, даже написал на нем: „Таня! Выключи компьютер!“ Бизнес, конечно, мои природные свойства развил, в этом есть и плюсы, и минусы. Я почти научилась говорить „нет“, чего раньше просто не могла. Я не умею просить и не умею отказывать, решиться на такое мне ужасно трудно и неудобно. Но необходимость заниматься делом это как-то откорректировала. Хотя, может, это сделал опыт, а не бизнес? Все зависит от того, как расставлены приоритеты. Если они не спутаны, то замечательно. И если у женщины бизнес стоит не на первом месте, а выступает в роли инструмента для обеспечения жизни, то это нормально. Главное — не забывать, что у тебя есть другие роли».
Таня, а вы получали подтверждения того, что мысль материальна?
Татьяна: «Конечно. Все, что мы видим вокруг себя, это и есть продукт мышления, материальное только так и создается. Когда человек внутри себя создает мир, там есть много страха и негатива. А мыслить надо эстетически, и тогда нас будет окружать совсем другая реальность, которая есть производная сознания. Я знаю, что бояться не надо: кто чего боится, то с ним и случится. Но иногда мне страшно».
Как плацдарм для самореализации у вас есть еще медицина и кино. Что из них ближе?
Татьяна: «Мне кажется, медицина и искусство необходимы каждому, и тут я — человек своего времени. Я вообще остро чувствую человека, тем более больного: у меня хорошее понимание природы болезни. Правда. Когда я практиковала гомеопатию и сидела на приеме, у меня было очень много народу. Разговаривая с человеком, я чувствую глубинную причину его недомогания. Мне кажется, у меня есть это дарование.
По поводу кино и театра… Знаете, когда о женщине говорят, что «она редко готовит, но вкусно», я не могу в это поверить. Потому что если человек что-то хорошо делает, значит, он поддерживает форму каждый день.
В любом деле надо набить руку. Так и в актерской профессии надо упражняться постоянно, чего я не делаю. Особенно это касается театра. Вот почему я больше никогда не буду заниматься театральными опытами: это серьезная профессия, большое ремесло, поэтому на сцену дилетантам соваться не стоит. С кино ситуация другая. Это в первую очередь режиссерское искусство, я думаю, там возможны варианты. Я, например, считаю, что Анну Каренину невозможно сыграть. И если бы не Соловьев, я никогда не взялась бы за нее".
Идеальная женщина
Вот мы плавно и подошли к фильму, который ждали так долго. Уже и надеяться перестали, что Сергей Соловьев все-таки снимет свою «Анну Каренину». Наконец работа закончена. И благодаря вам, Таня, зритель увидит Анну Каренину в новом облике. Как вам далась «примерка» этого без преувеличения архетипического образа?
Татьяна: «Вы очень точно его обозначили: Анна в самом деле архетипический образ и, кроме того, универсальная женщина. Ее можно обнаружить не только во мне, а в любой из нас, разница только в цвете волос и глаз. Кстати, с „примеркой“ роли Карениной мне очень помогли замечательные костюмы. Наверное, историю Анны можно до конца понять, только переведя ее в мифологическую плоскость. Мне кажется большой ошибкой, когда это произведение начинают рассматривать как бытовой сюжет. Тогда фабула не отличается от мексиканского сериала, и, рассказывая историю с точки зрения гражданско-процессуальных вещей, ты никогда не объяснишь, почему Каренина ушла от мужа, почему она совершила тот или иной поступок. А если все перевести на метафизику, то там Анна, конечно, предстает идеальной женщиной. Во всяком случае, в моем понимании. Рядом с ней есть мужчина в разных лицах — тот же Каренин, тот же Вронский, тот же Левин. История отношений Анны и Вронского — это так, как бывает в жизни. Но в ней нет правых и виноватых».
Собственно, как не бывает их и в любви…
Татьяна: «А любовь тоже может стать сильным испытанием, раньше за нее даже жизнью рассчитывались. Правда, теперь никто за свое чувство не расплачивается так, как Анна Каренина… Она очень умный человек и понимала, что ее поезд тронулся еще в самом начале. Поэтому вопрос остается открытым. Это один из вечных сюжетов, который всегда будет актуален еще и потому, что в нем рассказана история очень хороших людей, там все положительные. У каждого есть чувство долга, совесть. Я часто общаюсь с людьми бизнеса и понимаю, что для них тип Каренина — своего рода образец. Он честный чиновник, патриот, даже свою личную проблему переводит в общественную. Он такой правильный и при этом ужасный».
А не боялись ли вы сравнений, играя Анну?
Татьяна: «Играя Анну, можно всего бояться. Естественно, старшее поколение будет сравнивать с другими актрисами, но я надеюсь, что фильм заинтересует и молодых зрителей, которым не с кем будет сравнивать. Не думаю, что они видели Грету Гарбо, Вивьен Ли или даже Татьяну Самойлову в этой роли. Может, кто-то смотрел французскую картину с Софи Марсо, которая мне, кстати, понравилась. Однако все попытки сделать „Анну Каренину“ были очень наивными. Но Сергей Соловьев написал отличный сценарий, что уже внушает надежду».
Вот мы с вами заговорили про любовь… На мой взгляд, любовь — из тех понятий, ряд метафор к которым обычно безграничен: она может быть наградой и испытанием, счастьем и мукой. Какой стороной она открывалась вам?
Татьяна: «Согласитесь, что при всей безграничности ряда метафор любовь остается одним из самых таинственных понятий. Точной формулы не существует, ведь никто же никогда не проводил сравнительных оценочных процедур по ее измерению. По мне, единственная ценность — любить самой. И если я правильно понимаю те чувства, которые испытывала как любовь, то, наверное, это в первую очередь природное дарование. Думаю, в жизни много имитаций любви. Немало людей это чувство так и не испытывают, но живут и умирают с самообманом, принимая за любовь всего лишь симуляцию того, что они видели в кино или о чем читали в книжках».
Может, вы имеете в виду какой-то особый накал чувств, а талант любить дарован человеку изначально?
Татьяна: «Думаю, совсем нет. Скорее это дар для избранных. Просто многие, с детства наблюдая за поведенческими моделями старших, усваивают их и потом моделируют сами. Людям вообще свойственно подражать визуальным образам — это особенно заметно по тому, как они общаются, одеваются. Любовь — чувство для самостоятельных, зрелых и, возможно, жертвенных людей. А тех, кто способен укротить любовь к своему эго, мало, потому что в каждом властвуют установки сознания, питающие эгоизм. Вот у нас принято считать, что ради детей надо обязательно чем-то жертвовать в своей жизни. А я полагаю, это просто глупый стереотип: мол, такая жертва полезна, благородна и нужна. Как правило, она потом только раздражает тех, во имя кого принесена».
Вы это поняли, сами принеся какие-то жертвы, или сразу были такой умной?
Татьяна: «Нет, жертв у меня в жизни хватало. Со временем я понимала, что они не стоили того. Но сначала надо было все это расхлебать. Многие любят изображать жертву, это очень распространенная игра, по-моему».
Вы рано потеряли отца. Он успел как-то повлиять на ваше представление об идеале мужчины?
Татьяна: «Ученые утверждают, что на подсознательном уровне подобное влияние есть, хотя я так и не поняла, как формируются эти идеалы. Но знаю, что если бы был жив отец, моя жизнь сложилась бы по-другому. Многие неправильные вещи в ней просто не случились бы. Я очень любила папу и во многом пошла в него».
Возможно, появление в вашей жизни Сергея Соловьева, с которым вы познакомились в тринадцать лет, было отчасти замещением, предложенным судьбой? То, что он так рано вошел в вашу жизнь, повлияло на ваше формирование?
Татьяна: «Сергей Александрович — это такая личность!.. Не хочется говорить высокопарных слов, но тем не менее он не только на меня, а на любого человека, которому повезло находиться рядом с ним, мог повлиять самым благотворным образом. На меня он, конечно, больше времени и сил потратил, чем на других. Вообще талант педагога — один из главных у Соловьева. У него всегда был потрясающий нюх, талант отбора — в данном случае я не имею в виду себя. Одним из первых курсов, которые он набрал во ВГИКе, был казахский. Можно сказать, казахского кинематографа тогда как такового не существовало. Но технически они уже были обеспечены: стояли обустроенные новыми линейками монтажные, студии, залы, и в них — абсолютная тишина. Тогда казахское руководство пригласило Соловьева набрать студентов. А сегодня выпускники этого курса, наверное, уже участвовали во всех фестивалях, существующих в мире. То есть педагогическим даром он, безусловно, обладает. Не хочу обижать своих родителей, но без Сергея я была бы другим человеком, он очень многое в меня вложил. Многое в жизни я видела его глазами. Конечно, он на меня сильно повлиял, как, видимо, и я на него».
То есть для взаимовлияния разница в возрасте важна не так, как сила личности?
Татьяна: «Разумеется. Могу сказать: в жизненных вопросах на меня так влияет наша дочь, что я сама поражаюсь. Очень важно, когда у человека есть слух на такие вещи, как совесть, сила духа, который у взрослых, возможно, уже притупляется от усталости.
И в результате многое воспринимаешь неправильно, искаженно. Иногда мне Аня говорит: «Мам, ты чего? Ты навыворот все понимаешь». А у нее свежий взгляд на жизнь, она уверенный человек и при этом не впадает в максимализм. Мне очень нравятся главные свойства Сергея Александровича, которые передались от него Ане: не только ум (это само собой), но и здравая адекватность. Меня всегда поражало в Соловьеве душевное здоровье. И Аня не склонна к экстремальным вещам. В этом смысле дочь очень здоровый человек, как и ее папа.
И еще одно свойство меня в ней радует — способность к жизнеобеспечению. Очень правильное качество".
Сто дней после фильма
Впервые вы снялись в кино, еще будучи совсем девчонкой. Это была картина «Сто дней после детства». Скажите, как изменились ваши «взаимоотношения» с кино — от той работы до «Анны Карениной»?
Татьяна: «В моей жизни считаные картины, потому что я сознательно не стремилась сниматься. У меня есть какие-то освоенные навыки, но я не считаю себя универсальным человеком, поэтому умышленно не шла в сериалы, в которые меня звали. Но я очень ценю то положительное, что происходит в кино. Помню, когда снималась в 1996 году у Рязанова в фильме «Привет, дуралеи!», на «Мосфильме» в тот год были запущены только одна или две картины. И я ходила по студии с ощущением, будто всех куда-то эвакуировали, а меня забыли. Ветер гулял, двери хлопали, было просто страшно. А сейчас все работает. Однако если говорить обо мне, то как человеку пребывание в кино мне мало что дало. Разве что чувство растерянности. Может, оно возникло, потому что я в кино почти не работаю? Этот «поезд» идет, а у меня ощущение: вот я стою на перроне и успеваю только разглядеть, что в окнах мелькает. Возможно, отчасти причастность к процессу мне дали «Анна Каренина» и «2-Асса−2».
В таком случае хождение в театр для вас вообще, наверное, было экстримом?
Татьяна: «Хождение в театр — это акция имени Паши Каплевича, который невероятно умеет заманить и агитировать. Когда он мне сказал: «Приди попробуй, не понравится — уйдешь» — я поддалась. Паша приглашал меня на роль Маши в «Чайку», но режиссер спектакля Андрей Жолдак заявил: «Хочу, чтобы она играла Нину Заречную». Андрей ко мне очень хорошо относился, хотя поначалу он производит ужасное впечатление. Он безобразный, грубый, бестактный — одним словом, варвар, и это надо понимать. У него талант варвара, и в этой первозданности — уникальность. Его за что-то можно ненавидеть, но это человек с «лица необщим выраженьем». Соловьев, когда посмотрел спектакль, сказал: «Появляется странное чувство, что собралась компания приличных, способных индивидуумов и решила во что бы то ни стало вывести Жолдака в люди».
Но ведь до Каплевича были Соловьев и Малый театр…
Татьяна: «Тогда я «закрывала амбразуру», потому что актриса, его студентка, которая репетировала Соню, оказалась беременна, и к выпуску спектакля это было бы заметно. После репетиции у Сергея Александровича поднялось давление, я приехала со своими тонометрами (медицинская ответственность — на мне), и он попросил: «Слушай, сыграй Соню в «Дяде Ване». Я говорю: «Ты что?! Какая я Соня?» Но он взмолился: «Я тебя умоляю! Ни с кем другим я уже не успею». Я уговариваемая женщина, поэтому он меня уломал».
Мечты о свободе
Скажите, если бы была возможность не работать ради заработка, чем бы вы занимались для души?
Татьяна: «Я бы стала социальным работником, занималась филантропическими вещами, благотворительностью. Меценатством, к сожалению, мне не приходилось заниматься, это масштаб не моего бизнеса, а благотворительностью — да, у меня есть большая потребность и желание помогать, поддерживать. Я знаю людей, которые реально очень помогают детским домам, но не афишируют это. А вообще, если бы у меня не было обязательств и стереотипов своего восприятия, я бы с удовольствием стала бомжем».
Замечательное желание…
Татьяна: «Правда! Мне кажется, сейчас этот пресловутый „средний уровень“ занят такой всепоглощающей суетой! Жуть. Мне нравятся или супербогатые люди (хотя не знаю, какие у них взаимоотношения и что на что они меняют), или когда человек утратил все и свободен ото всего. Люди тратят жизнь, чтобы окружить себя вещами, которые якобы должны им служить, а в результате оказываются их заложниками. Тут своя, очень простая диалектика. Но у меня, разумеется, все эти атрибуты есть».
Вы живете за городом?
Татьяна: «Нет, в Москве, а мама живет на даче за городом, и я к вам сейчас от нее ехала. По-моему, очевидно, что за городом жить лучше, чем в любом мегаполисе. На самом деле если бы я могла, уехала бы куда-нибудь к морю, на котором помешана. Глубоко внутри меня живет надежда, что когда-нибудь я на это решусь».
Вам дочь Аня все устроит, когда встанет на ноги.
Татьяна: «Не знаю, может быть.
Я наконец поняла, что жить комфорт-но в не очень большом городе. Аня училась у выдающейся пианистки в Мюнхене, который по сравнению с Москвой маленький — полтора или два миллиона жителей, и он соразмерен самой жизни, у него масштаб правильный. А жизнь в Москве — это медленный суицид. Многие это понимают, но куда они денутся?"
А вам не страшно было отпускать Аню одну за границу?
Татьяна: «Конечно, это было наше совместное решение. Мы поехали, попытались. Нет, мне было не страшно отпускать ее в Германию, страшно было здесь оставлять».
Но наша музыкальная школа тоже ведь считается сильной.
Татьяна: «Опять-таки стереотип, который до сих пор работает. На самом деле ничего сильного тут давно уже нет. А в Германии учатся ребята из Украины, Грузии, Кореи, Китая. Но до конца Аня еще не решила, посвятит ли себя музыке или чему-то другому, потому что занялась музыкой в очень юном возрасте, а сейчас взрослеет и видит: все взрослые ее круга — при деле. Поэтому с музыкой сложная история. Сейчас ни одна профессия не может оставаться в чистом виде. Если только ты не владеешь ремеслом, как, например, хирург. Да и хирург не может уже выступать в одной ипостаси, должен быть некий синтез дела».
Разделяю ваше понимание медицины как философской науки, рассматривающей человека как микрокосмос…
Татьяна: «Конечно! Врач не может быть строго эндокринологом или пульмонологом, он должен быть теологом. А сколько знаний еще не освоено наукой! У нас вся жизнь свелась к нажиманию кнопок».
А вы помните свои ощущения, когда впервые пришли в патолого-анатомическое отделение?
Татьяна: «Это ужасно! Ужасно! Единственное, что меня удержало от бегства оттуда, — чувство ответственности: мне так не хотелось огорчать маму, что я набралась духу и прошла через это. Вообще первые два курса учебы — самые трудные годы в моей жизни. У меня была попытка не то что уйти из института (это само собой), а даже более серьезная… То есть я дошла до края, настолько мне было тяжело. Не знаю, как теперь учат, кажется, там несколько другая, более светская обстановка. А я застала время, когда была страшно жесткая система требований, которые никак нельзя обойти. И я пропадала в институте сутками».
А в чем для вас сейчас заключена потребность развиваться?
Татьяна: «Хороший вопрос. Надо вырабатывать терпение. Мне этого не хватает. Еще мне хотелось бы меньше соприкасаться с социумом. Этот социум устроен так античеловечески, в нем многое так уродливо и неправильно!.. И я будто бы зависла между небом и землей. Но наступают такие времена, когда нейт-ральным ты не можешь оставаться. Полутона уходят, все распределяется на черное и белое, тьму и свет. Но у меня пока не хватает смелости сделать выбор, я не до конца понимаю, что лучше. Пока балансирую, держу нейтралитет, но чувствую, что время заканчивается. Пришла пора делать выбор, причем в глобальном, планетарном смысле. Он очень важен, и именно это я пытаюсь объяснить своей дочери».
