Несмотря на это, она окончила в свое время юридический факультет и стала профессиональным юристом, а с недавних пор и телевизионным судьей в программе «Дела семейные». О делах юридических, а также семейных делах самой героини «МК-Бульвар» побеседовал с Еленой Викторовной в ее рабочем офисе без телекамер.

— Елена Викторовна, в одном из своих интервью вы сказали, что иногда вам хочется «выйти из-за стола и ударить кого-нибудь по башке чем-нибудь тяжелым». Что вас так угнетает во всем происходящем?

— Бывают ситуации, когда люди, присутствующие на съемках, очень вживаются в свой образ: они начинают искренне верить в то, что это на самом деле с ними происходило. Им не нужно ни актерского образования, ни системы Станиславского. Наверное, это происходит потому, что мы разбираем типовые жизненные ситуации, и каждый человек понимает, что и он мог бы оказаться на этом месте. В синопсисе программы заранее четко отражена определенная позиция, которую должен отстаивать тот или иной герой. Но иногда они вдруг с поразительным упрямством начинают доказывать в студии нечто противоположное. Поэтому иногда мне действительно хочется выйти и дать им молотком по башке. (Смеется.) Конечно, я говорю утрированно. При этом у нас все же имеется договоренность: сюжеты мы никогда не переснимаем, съемку не останавливаем и не даем никаких указаний нашим героям, даже если что-то в процессе пошло не так. Дубли мы не делаем, поэтому выкручиваемся по ходу истории.

— Истории, рассматриваемые в программе, реальные?

— Да. Они берутся из писем или реальных судебных решений. В большинстве, конечно, из писем. Часто мне даже задают вопросы, может ли происходить такое в жизни? В какой-то момент я и сама начала в этом сомневаться.

Некоторые разбираемые нами истории выглядели как настоящий роман — со своим началом, серединой, интригой и заключительной частью. Поначалу я даже просила, чтобы мне показали письма, хотела сама убедиться, насколько все это по-настоящему. Оказалось, что в жизни могут происходить такие коллизии, которые с трудом придумаешь даже для сценария художественного фильма.

— Вам долго пришлось вживаться в свой телевизионный образ?

— А кто мне дал такую возможность? Такой возможности у меня не было.

— То есть когда вас пригласили на роль ведущей…

— «Пригласили» — это очень деликатная форма.

— Я знаю, что вы проходили кастинг.

— Да, кастинг был. Дело в том, что продюсер программ «Час суда» Юрий Володарский — мой давний приятель, когда-то придумал первую программу «Час суда» вместе с Павлом Алексеевичем Астаховым. После чего ему пришла в голову мысль сделать примерно такую же передачу, но уже с ведущей-женщиной. Они проводили достаточно большой кастинг, и могу сказать, что у меня была очень удачная предшественница — адвокат Елена Кутьина. Однако позже, для массовости, Юра решил предложить начальству и другие варианты ведущих, чтобы видеоряд смотрелся богаче. Помню, как на меня надели мантию, посадили за стол и сказали смотреть в камеру. А у меня есть очень нехорошая манера: когда я разговариваю, мне обязательно нужно смотреть в потолок, чтобы от меня мысль не убежала. Но так получилось, что, посмотрев отснятые пилоты, телевизионное начальство выбрало именно меня. А я в тот момент работала с Олегом Попцовым на канале ТВ-Центр, была советником президента телеканала и оставить свою деятельность не могла никак.

Поначалу Володарский загрустил, а позже раздался звонок от сына руководителя РЕН-ТВ Ирены Стефановны Лесневской Дмитрия: «Лена, я буду звонить вам каждый день, пока вы не согласитесь». Тогда я подумала: если уж руководство канала в лице двух уважаемых мною людей видят меня в этой роли, значит, со своей колокольни они судят лучше, чем я.

— И как состоялся ваш дебют?

— Я пришла в ту же самую студию, на меня опять надели мантию и сказали: «Начинаем!» Единственное, сразу предупредили: глаза наверх поднимать не нужно. То есть мысль ловить мне запретили. Сказать, что все было легко, я не могу. Но все же в какой-то степени мне оказалось проще. Когда на телевидение приходит человек не из профессии, у меня создается впечатление, что он лишен очень многих комплексов. Человек, работающий в кадре, всегда должен знать свой выгодный ракурс, помнить, как ему нужно повернуться. Вот у меня, например, не самый короткий нос, но мне никто не объяснял, что с таким длинным носом мне нельзя садиться в профиль. Поэтому я сажусь так, как мне удобно и комфортно в данный момент.

— Сегодня мы беседуем с вами не в телевизионной студии, а в рабочем кабинете — чем вы занимаетесь здесь?

— Здесь я — юрист. У меня корпоративные клиенты, решаю проблемы, связанные с хозяйственными, финансовыми или налоговыми спорами. Юридическое образование у нас очень широкое: за пять лет обещают выучить всем отраслям права.

— То есть вы заканчивали юрфак?

— Да, юридический факультет МГУ, кафедра трудового права. И диссертацию защищала по этой специальности.

— Вы случайно не потомственный юрист?

— Потомственный. Папа у меня — химик, но мама — юрист, профессор университета. Я тоже юрист, и сын окончил юридический. Но он пошел по другой стезе, выбрал кафедру уголовного права. Сейчас уже работает.

— Как ваши домашние отнеслись к тому, что вы стали вести телепрограмму?

— Нормально. Потому что во многом благодаря мужу я и попала в это мероприятие. Он — телевизионщик, уже долгие годы работает на телевидении и относится к этому как к определенной специальности, профессии. Родители тоже восприняли все как само собой разумеющееся. У нас в семье никогда не приветствовалось такое качество, как тщеславие. Очень надеюсь, что я этого лишена.

— Однажды вы даже сказали, что вам неприятно, когда вас узнают на улицах или в магазине. Это действительно так?

— Конечно, это кокетство: любому человеку приятно, когда его узнают. Все-таки в этом плане у нас люди очень благожелательные. Зависть у них не превалирует над всеми остальными чувствами. Так что когда я слышу мнение: «Ой, я так устал от этой славы!» — в лучшем случае это кокетство, в худшем — ханжество. Если ты — актер или певец, для тебя это, безусловно, должно быть приятно, ведь это подтверждение твоей состоятельности в профессии. Я-то считаю, что у меня профессия другая. А если меня узнают — большое людям спасибо. Значит, они смотрят программу. Но пользоваться мне этим тяжело: пройти без очереди я не умею.

— То есть телевидение для вас — скорее хобби?

— Не могу сказать, что это хобби. Если бы я точно не знала, что эта программа нужна людям, я бы никогда не стала этим заниматься. Несмотря на славу, уговоры и мое уважительное отношение к телевизионному начальству. А тут я уверена, что благодаря программе люди хоть чуть-чуть понимают, как защищать свои права. Ведь в большинстве своем народ у нас непросвещенный. Для него отказ чиновника, написанный на бумажке, — конец жизни. Он не знает, что с этим делать дальше, потому что никто ему ничего не объясняет.

— Как-то вы сказали, что лучшие судьи, по-вашему, — это мужчины. И лучшие повара — тоже мужчины. В таком случае как вы себе представляете роль женщины?

— Роль женщины — та, которую она сама себе изберет. Сколько бы социологи ни говорили, что мужчины у нас сейчас слабые и инфантильные, а женщины сильнее. Я считаю, что женщина — это такое существо, которое всегда сделает так, как считает нужным. Может быть, это ошибочная позиция, может быть, она набьет себе много шишек по дороге, но она всегда сама выбирает для себя определенные ориентиры. Это объясняется тем, что на генетическом уровне женщиной всегда руководит инстинкт заботы о детях. Какие бы спонтанные решения она ни принимала, через какой-то промежуток времени становится понятно, что это решение было принято потому, что женщина считала: так будет лучше для ребенка.

— Кто в вашем доме глава семьи?

— Муж, конечно. Зачем же мне претендовать на это? Он — глава, он принимает решения и несет за них ответственность. Любые решения — это всегда степень ответственности.

— Ваш телевизионный образ — очень серьезный. А в жизни?

— В жизни у меня характер еще хуже. (Смеется.) Безусловно, в жизни я более эмоциональная, ведь юрист — он же в конечном итоге не сухарь, правда? Да и в программе я могу пошутить, но это не значит, что все мои шутки оставят в конечном варианте передачи. Иногда я не выдерживаю, и в моем голосе чувствуется сарказм. Такие моменты из программы точно вырезают.

— Когда приходится выносить решения в чью-то пользу, вы всегда руководствуетесь исключительно законом?

— Безусловно. Правда, существуют и так называемые оценочные дела. С той точки зрения, что какая-то сторона предоставила больше доказательств, а другая вместо того, чтобы заниматься бумажками и что-то делать, тихо проспала. Ведь вы должны доказать свою правоту. Значит, у вас должны быть определенные факты и доказательства, на которые вы ссылаетесь. Такие дела относятся к категории оценочных, когда судья смотрит, как каждая из сторон доказывала то, что она представила.

— Если благодаря своей профессии вы боретесь за правду, то, наверное, и сами в жизни стараетесь совершать только правильные поступки?

— Мне очень сложно судить, насколько я правильная или неправильная. Каждый человек внутри себя — достаточно большой конформист. Мы не склонны прощать просчеты и ошибки других людей, но с удивительной легкостью прощаем собственные просчеты и ошибки. Изживать в себе этого конформиста не следует, потому что от этого страдает человеческая психика. Иначе человек начинает полностью себя винить во всех ошибках и, кроме ошибок, ничего не видит.

— Как вы любите проводить свое свободное время?

— С книжкой на даче, сидя в кресле на улице. Самое замечательное время! В основном потому, что не нужно все время ловить мысль, как предполагает юридическая профессия. У нас всегда была читающая семья. Помню, в советские времена, когда была система подписных изданий, когда я училась в четвертом или пятом классе, запустили всемирную литературу в 2000 томов. Я прочитала их полностью, но какие-то серьезные вещи все равно так и остались для меня закрытыми. Что я могла понять в семь лет в «Илиаде»? А теперь с течением времени какие-то книги перечитываю и познаю что-то новое.

— Как вы разделяете домашние обязанности с супругом? Я читала, что на даче вы всегда готовите первое, а муж — второе.

— Да, все так и осталось. Мне кажется, что разделение обязанностей — понятие условное. В каждой семье это складывается по договоренности, по умолчанию. Если люди относятся друг к другу с доверием и уважением, то говорить в какой-то момент: вот, ты не пылесосишь, ты плохой, — это бессмысленно. Укорять человека в том, что ему не помогают в домашних делах… Вы либо договоритесь, либо не обращайте на это внимания. Знаете, у мужчин есть совершенно фантастическая способность оставлять носки там, где они оставляются, а не там, где им положено быть.

Можно потратить всю свою жизнь, объясняя, что лучше носки куда-то донести, а можно просто убирать их самой и не устраивать разборку по этому поводу. Нужно всегда искать компромисс. Мужчина и женщина — очень разные создания. С разным предназначением, с разной направленностью в жизни. Поэтому когда они соединяются в браке, они никогда не станут равными между собой. Бессмысленно искать равенство там, где его не может быть. Поэтому прежде всего нужно освоить науку уступать. А вот до какой черты уступать — каждый человек интуитивно определяет для себя сам.

— Все-таки хочется узнать поточнее, насколько у вас характер хуже, чем кажется в кадре?

— Я не знаю, какой у меня характер в кадре. Когда обо мне говорят «строгая» — у меня это все время ассоциируется с моей классной руководительницей, которая была замечательной учительницей физики. Безусловно, она была строгая, но при этом ее обожал весь класс. Просто по жизни она была очень справедливая, с определенными, достаточно жесткими установками. А если я не улыбаюсь в кадре, это не значит, что я строгая. Вы представляете себе хихикающего судью в реальной жизни? Как-то это странновато, мне кажется.

— А в школе вы были отличницей?

— О чем вы говорите! Для того чтобы поступить на юрфак, мне нужно было сдать четыре экзамена, плюс учитывался средний балл аттестата. Поступить на юрфак всегда было очень сложно, и без репетиторов в тот момент у меня не обошлось. Не могу сказать, что я была лишена способностей в математике и физике, но все-таки приоритетными предметами для меня всегда были те, которые мне нужны были для поступления в институт. А вот по поведению у меня всегда была твердая «двойка». Не могу сказать, что я была хулиганкой, но уж по крайней мере оппозиционером — это точно. Мне никогда не нравилась эта комсомольская или пионерская система, в которую меня хотели запихнуть. Поэтому, когда я заканчивала десятый класс, директор школы проводил меня словами: «Слава богу, мы наконец выпускаем 10 „Б“ и Дмитриеву тоже».

— Елена Викторовна, о чем вам мечтается на досуге?

— Даже не знаю. Это скорее не мечты, а просто желания, чтобы у ребенка все было хорошо, чтобы родители были живы-здоровы, чтобы у друзей все было нормально, чтобы родственники радовались. Нормальные человеческие желания.