Архив

Артур Чилингаров: «Мечтаю спуститься на дно Марианской впадины!»

Легендарный полярник выходит в экспедиции вместе с сыном

Весь прошлый год его фамилия не слетала с первых полос газет: «Артур Чилингаров установил новый мировой рекорд», «Чилингаров доказал, что Арктика наша!» Этим летом он подбросил журналистам еще одну сенсацию — взял и организовал подводную экспедицию на Байкал. Он и сам не может сосчитать, сколько раз пересекал ось Земли — полярные льды уже давно стали для него вторым домом. Первый человек в мире, который в течение шести месяцев побывал и на Южном, и на Северном полюсе. Один из шести героев, который своими глазами увидел дно Северного Ледовитого океана… Специальный представитель Президента РФ по вопросам Международного полярного года, депутат Госдумы и полярник Артур Чилингаров в гостях у «РД».

28 сентября 2008 23:02
1685
0

Весь прошлый год его фамилия не слетала с первых полос газет: «Артур Чилингаров установил новый мировой рекорд», «Чилингаров доказал, что Арктика наша!» Этим летом он подбросил журналистам еще одну сенсацию — взял и организовал подводную экспедицию на Байкал. Он и сам не может сосчитать, сколько раз пересекал ось Земли — полярные льды уже давно стали для него вторым домом. Первый человек в мире, который в течение шести месяцев побывал и на Южном, и на Северном полюсе. Один из шести героев, который своими глазами увидел дно Северного Ледовитого океана… Специальный представитель Президента РФ по вопросам Международного полярного года, депутат Госдумы и полярник Артур ЧИЛИНГАРОВ в гостях у «РД».

Оказываешься в кабинете Артура Чилингарова, и создается впечатление, будто переносишься на Северный полюс: от фотографий занесенных снегом торосов и оранжевых ледоколов так и веет холодом, со стены скалится белоснежный хозяин полярных льдов.

— Это мои соседи — белые медведи, — шутит Артур Николаевич, поглаживая по макушке костяного косолапого. — Я их собираю. Правда, здесь не вся коллекция — большая часть разместилась дома.


«В детстве я мечтал стать моряком…»


— Артур Николаевич, многие известные путешественники признаются, что с самого детства мечтали о далеких странах и приключениях. Вы тоже мальчишкой мечтали о Севере?

— Не совсем так. Я хотел быть моряком. Дело в том, что я родился в Петербурге, в морской части города. Все детство меня окружали моряки, поэтому, когда окончил школу, пошел работать на судостроительный завод. Потом решил поступать в Военно-морское училище. Дело в том, что воспитывала меня только мама и жили мы очень бедно. А в училище курсантов обеспечивали едой и одеждой. Но на судомеханический факультет я не прошел по конкурсу, поэтому мне предложили учиться на арктическом отделении.

— А как попали на Крайний Север?

— После окончания «мореходки» меня, уже дипломированного инженера-гидролога, направили работать в Тикси (северный морской порт — «РД»). Если честно, первое время для меня, жителя второй столицы, жизнь на Крайнем Севере была просто шоком: большая часть года полярная ночь, ветры, которые сбивали с ног даже взрослого мужчину. Но мне помогли адаптироваться коллеги — удивительно добрые и душевные ребята. А потом втянулся: организовал высокоширотную арктическую экспедицию «Север−21», был начальником дрейфующей станции «СП−19» и «СП−22», потом возглавил антарктическую станцию Беллинсгаузен.

— Наверняка за это время ни один день не проходил без дополнительной порции адреналина. Может быть, была какая-то самая экстремальная ситуация?

— Да их хватало в любой экспедиции. Однажды мы с командой проводили съемки дна Северного Ледовитого океана. Все закончили удачно, и за нами прислали самолет. Как сейчас помню номер — 04 243. В сумме получается 13. Мы тогда только посмеялись над этим совпадением. Но едва машина оторвалась ото льда, как нас начало трясти, потом сильный удар, еще один. Все оборудование разлетелось на детали, стекла побились, людей разбросало по салону. Как потом оказалось, при взлете лыжи зацепились за что-то, и самолет совершил несколько «кульбитов» на льдине.

— Артур Николаевич, каждый поход на север — это невероятный труд. Но наверняка была самая сложная экспедиция?

— Конечно. Это прошлогоднее погружение на дно Северного Ледовитого океана. Я и сейчас не могу забыть те ощущения.


4300 метров подо льдом

— Как возникла идея той экспедиции?

— На самом деле о подобном погружении мечтали и Кусто, и мой друг Марк МакДауэл. Мы с ним долго обсуждали эту, как нам тогда казалось, авантюру. Подготовка же к экспедиции проходила в течение девяти лет.

— Расскажите читателям, как обустроен «салон» «Мира−1», аппарата, на котором вы спустились на дно Северного Ледовитого океана?

— На самом деле те, кто думает, что это просто увлекательная прогулка, сильно ошибаются. Внутри «Мир» представляет собой сферу диаметром 2,5 метра. По бокам две банкетки для наблюдателей, на которых мы лежали или сидели в полусогнутом состоянии все эти девять часов погружения. Между ними — кресло пилота. Есть три крошечных иллюминатора: у пилота сантиметров двадцать в диаметре, а у нас совсем маленькие — не больше десяти сантиметров.

Когда сфера достигает дна, пилот опускается на колени перед пультом управления — так ему легче управлять манипуляторами.

— Говорили о страшном давлении на такой глубине — чуть ли не четыреста атмосфер? Как вы перенесли такие перегрузки?

— Сильное давление только за пределами сферы. Внутри же глубоководного аппарата давление такое же, как у меня в кабинете — одна атмосфера.

— И что же вы обнаружили на дне Северного Ледовитого океана?

— Больше всего увиденное напомнило нам лунный пейзаж. Я, конечно, на Луне не был, но сюжеты по телевизору видел часто. На первый взгляд кажется — сплошная пустыня, один ил кругом. Но за час мы успели заметить несколько совсем малюсеньких рыбок.

— Вы говорили, что это погружение для вас было самым трудным. А в чем заключалась опасность? Сфера расколется или разгерметизируется…

— Нет, «Миры» побывали и не на таких глубинах. Самой сложной задачей для экипажа было найти выход из-подо льда, ведь еще ни разу эти глубоководные обитаемые аппараты не работали в ледовых условиях. Перед погружением небольшой участок освободили ото льда и расставили по краям квадрата специальные гидроакустические маячки, с которыми у нас была связь. Но льды постоянно стягивались. Поэтому мы несколько раз всплывали и понимали, что над нами ледяная «крыша». А однажды, поднявшись, увидели в иллюминатор винты «Академика Федорова». Так больше часа «тыркались»… Была и еще одна экстремальная ситуация — когда мы были на глубине трех тысяч метров, эхолоты вдруг начали показывать дно. Но по нашим подсчетам до дна еще больше километра. Тогда Анатолий Сагалевич (пилот «Мира−1», — «РД»), предположил, что это просто очень плотный слой в толще воды. Когда мы опустились ниже, пропали сигналы от маяков — они просто отражались от этой плотной прослойки и уходили на поверхность. Поэтому по дну мы ползали практически вслепую…

— А сколько чисто теоретически можно находиться внутри сферы?

— Нам говорили, что воздуха хватит на 72 часа — так что трое суток мы спокойно могли плавать. Кроме того, на борт собрали легкий сухой паек — сок, шоколадки, печенье. Да и теплая одежда у нас с собой была — температура-то на глубине сильно падает. Но вы сами понимаете, любое промедление вызывает стрессовую ситуацию и беспокойство, поэтому каждый час «сверх нормы» дается очень тяжело.

— Был ли у вас с собой какой-нибудь талисман?

— Да, у меня с собой была небольшая иконка Николая Чудотворца, которую незадолго до погружения мне отдал отец Владимир, священник, вместе с нами участвующий в экспедиции и путешествующий на ледоколе «Россия».

— Я помню первые слова, которые вы сказали, едва ступив на палубу судна «Академик Федоров»: «Ой, как же хорошо у вас тут!» Больше погружаться не собираетесь?

— Пока одного раза вполне достаточно, а там — посмотрим.


«Сын родился в полярную ночь»

— Артур Николаевич, вот есть выражение «жены декабристов», а какие они — жены полярников. Как вы познакомились со своей супругой?

— С Татьяной мы познакомились на побережье Черного моря — я туда приехал погреться после очередной экспедиции. Потом курортный роман закончился и мы разъехались по домам: она в Тамбов, где работала учительницей иностранных языков, я — на Северный полюс. Конечно, мы переписывались, ведь на станции без писем с Большой земли очень тяжко. Как только вернулся с дрейфующей станции, поехал в Тамбов и сделал ей предложение.

— Ваши дети появились на свет тоже на севере?

— Нет, только сын Николай. Вскоре после свадьбы меня назначили начальником гидрометеорологического управления в Ненецком автономном округе, и мы с Таней поехали за Полярный круг. Там во время полярной ночи, в очень сложных условиях и родился Коля. Правда, через пять лет мы переехали в Москву, где и родился наш второй ребенок — дочка Ксения.

— Раз ваш сын появился на свет за Полярным кругом, да еще в семье известного полярника, ему сам Бог велел продолжать дело отца.

— Если честно, я очень хотел, чтобы мой сын воплотил мою детскую мечту — стать моряком. Поэтому в подростковом возрасте отдал его в школу юных моряков. Больше года он был юнгой на судне. Но в итоге ничего не получилось, сейчас Коля занимается предпринимательством. Но участвует вместе со мной почти в каждой экспедиции, был и на Южном полюсе, и во время прошлогодней экспедиции на Северный полюс.


«Мы крепко связаны с Арктикой и имеем на нее право!»

— Артур Николаевич, если все же возвратиться к прошлогодней экспедиции, неужели стоило так рисковать? Что она дала нашей стране?

— Это даже не обсуждается, конечно, стоило! Ведь впервые за долгие годы мы показали иностранным государствам, что имеем полные права на территории Северного Ледовитого океана. Ведь весь сыр-бор вокруг Арктики начался именно после той установки флага на дне океана в точке Северного полюса. А неделю назад Дмитрий Медведев даже собрал Совет безопасности, где обсуждали Основы госполитики России в Арктике до 2020 года.

— Расскажите нашим читателям, в чем собственно заключаются наши претензии в Арктике.

— Дело в том, что еще во времена Союза наша страна располагала огромными территориями в этом регионе. Тогда весь Северный Ледовитый океан был поделен на сегменты. Чтобы нагляднее увидеть карту того времени, нужно включить фантазию и представить Северный Ледовитый океан в виде пирога с Северным Полюсом в центре. От крайних точек страны до «макушки мира» проводят две прямые линии — это и есть «кусок» того или иного государства. Наш сегмент был самым огромным — от Чукотки до Мурманска. Но в 1997 году мы ратифицировали конвенцию ООН по морскому праву, согласно которой экономические владения нашей страны ограничиваются 200-мильной зоной от береговой линии. Дальше начинаются воды Мирового океана, вроде как бы ничьи. Правда, если мы докажем, что шельф за границами 200-мильной зоны является продолжением нашей территории, мы частично сможем вернуть советские арктические владения.

— Как же это можно сделать?

— России нужно доказать, что хребты Ломоносова и Менделеева являются частью Восточно-Сибирской платформы. А потом предоставить собранные материалы в Комиссию ООН по морскому шельфу. В 2001 году мы уже сделали первую попытку — тогда комиссия рекомендовала нашей стране подать отдельную заявку с уточненными данными. Ведь, к примеру, западные ученые считают, что эти хребты океанического происхождения, а значит не имеют к нашей стране никакого отношения. Но до 2009 года — предположительной даты подачи повторной заявки — у нас еще есть время доказать обратное.

— Нужны дорогостоящие исследования?

— Конечно. К примеру, чтобы доказать материковое происхождение хребтов, нужно провести глубоководное бурение. А судов, способных провести такие исследования, в морях, покрытых арктическими льдами, у России пока нет. Правда, нет их и у наших оппонентов. Поэтому на заседании Совбеза президент РАН поднял вопрос о строительстве подобной техники. В ближайшее время Архангельский судоремонтный завод переоборудует в буровое судно атомный лихтеровоз «Севморпуть» — тогда мы еще на шаг приблизимся к победе в битве за Арктику.

— А зачем нам весь этот шельф?

— Ну что вы, ведь по данным ученых арктический шельф содержит четверть всех шельфовых запасов углеводородов в мире. Прибавьте к этому почти всю таблицу Менделеева и вы получите настоящую кладовую.

— И как вам кажется, удастся ли нам доказать свои права?

— Конечно, иначе бы я не затевал прошлогоднюю экспедицию. Мы крепко связаны с Арктикой и имеем на нее право. Ведь все исследования, связанные с Центральным арктическим бассейном, проводили наши ученые. Взять, к примеру, карту рельефа дна Северного Ледовитого океана, которая стала основой для предоставления заявки в комиссию ООН в 2001. Ведь аналогов этой карты нет в мире — над ней наши ученые трудились тридцать лет: было сделано 40 тысяч сейсмических наблюдений, 60 тысяч эхолотных наблюдений и более 600 тысяч точечных подледных наблюдений. Поэтому сейчас главная задача — доказать, что Россия и дальше прирастает шельфом.

— И последний вопрос. Есть ли на Земле уголок, который вы мечтаете посетить?

— Марианская впадина. Глубина 11 022 метра. Но пока это только мечты, ведь аппаратов, способных погружаться на такую глубину, у России пока нет. Есть только проекты. Но, надеюсь, и они когда-нибудь воплотятся в жизнь.

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзен