Архив

Книжный обзор

'Марс пробуждается"Константин ВолковAd Marginem

Были и у нас свои Лавкрафты. Отучившись в распахнутом всему миру МГУ на Ленинских горах, молодой китайский астроном зимует в высокогорной обсерватории, стоически терпит священный тибетский мороз и в ночь Великого Противостояния — интересно, сами ученые отдают себе отчет в том, насколько поэтически звучит вся эта якобы сухая терминология? — видит в сверхмощный советский телескоп (гораздо лучше американского аналога, к слову) красно-черный двойной крест, нарисованный на поверхности Марса.

10 января 2005 03:00
1246
0

Были и у нас свои Лавкрафты. Отучившись в распахнутом всему миру МГУ на Ленинских горах, молодой китайский астроном зимует в высокогорной обсерватории, стоически терпит священный тибетский мороз и в ночь Великого Противостояния — интересно, сами ученые отдают себе отчет в том, насколько поэтически звучит вся эта якобы сухая терминология? — видит в сверхмощный советский телескоп (гораздо лучше американского аналога, к слову) красно-черный двойной крест, нарисованный на поверхности Марса. Астроном подозревает галлюцинацию, зовет ассистента; но и тот видит крест — китайские товарищи сигнализируют в Академию наук СССР, и величественный седобородый академик дешифрует послание: Марс терпит бедствие, следовательно, на Марсе есть жизнь. Академик вылетает на помощь. Забытый, но совершенно фантастический роман (1961) переиздан двумя томами — и он достаточно силен, чтобы объяснить поколению, воспитанному на хищном «Звездном десанте» и смешных комиксах Тима Бартона, зачем человеку нужно нырять в безвоздушную холодную пустоту. Во имя гуманизма, справедливости и освобождения всех разумных существ во Вселенной, а вовсе не для неодушевленной красоты или позерского суперменства. Серию ретро-беллетристики «Атлантида» вообще стоит навязывать тинейджерам всеми правдами и неправдами — их ведь не успели принять даже в октябрята; вот пусть теперь наверстывают и учатся быть людьми.


«Эссе о свободах»
Раймон Арон
Праксис


Важнейший теоретик либерализма объясняет разницу между свободами реальными и формальными, с удивлением вглядываясь в черты будущего, на глазах обретающего плоть — такого политического будущего, в котором ценности классической демократии вроде бы реализуются, но становятся при этом пугающе неузнаваемыми. Сборник лекций, читанных в Беркли в 1963 году, позволяет оценить проницательность Арона. Пассажи о «скептицизме по отношению к глобальным системам интерпретации исторического мира» почти дословно предвосхитили «Состояние постмодерна» Лиотара: идеологии больше не рождают веры, способной сдвигать горы. Мимоходное ароновское замечание о технократах из привилегированной партийной верхушки, которые, изверившись в социалистическом строительстве, начнут заговорщицки манипулировать массами, подозрительно точно описывает несчастье, постигшее СССР в конце восьмидесятых.