Архив

Ближний круг

Она всегда хотела быть известной и любимой не только в своей стране, но и покорить мир

Она не любит конфликтов. От любых размолвок страдает больше, чем окружающие. Она равнодушна к своему номеру в рейтинге славы. Ей важен собственный рейтинг по отношению к самой себе и к тем целям, которые были поставлены пять, десять лет назад. Чулпан Хаматова не вдруг и не внезапно стала звездой. Сейчас ей двадцать девять лет. Она — ведущая актриса московского театра «Современник», лауреат Государственной премии России, лауреат национальной театральной премии «Золотая маска», ее признали одной из лучших актрис Австрии минувшего года.

1 февраля 2005 03:00
1498
0

Она любит Марину Цветаеву, ее судьбу, ее стихи. И эти тоже:

«Здравствуй!

Не стрела, не камень:

Я! — Живейшая из жен:

Жизнь. Обеими руками

В твой невыспавшийся сон".

Она до определенного возраста не знала, что такое страх. Ее пугала только темнота.

Она никогда не была нежной героиней ни по характеру, ни по сценическому амплуа.

Она всегда, с самого раннего детства, ощущала себя взрослой.

Она хотела играть те роли, которые давались бы ей с трудом, чтобы в них было много азарта, страсти.

Еще три года назад Чулпан Хаматова мечтала сыграть роковую женщину.

Кармен, например.



«Маленькая сигарера!

Смех и танец всей Севильи!

Что тебе в том длинном, длинном

Чужестранце длинноногом?.."

Она не любит конфликтов. От любых размолвок страдает больше, чем окружающие.

Она равнодушна к своему номеру в рейтинге славы. Ей важен собственный рейтинг по отношению к самой себе и к тем целям, которые были поставлены пять, десять лет назад.

Она всегда хотела быть известной и любимой не только в своей стране, но и покорить мир.

Чулпан Хаматова не вдруг и не внезапно стала звездой. Сейчас ей двадцать девять лет. Она — ведущая актриса московского театра «Современник», лауреат Государственной премии России, лауреат национальной театральной премии «Золотая маска», ее признали одной из лучших актрис Австрии минувшего года.

— Что за спектакль в Вене наделал столько шума по всей Европе? И действительно ли вы играли на немецком языке?

Чулпан: «На венском фестивале открытых площадок мы показывали „Двенадцатую ночь“, я играла Виолу. В настоящем полуразрушенном замке, прямо на улице, сделали сцену, минимальные декорации — на Западе очень любят подобные проекты. В спектакле были заняты их звезды, например, Карл Марковиц, которого русские знают по сериалу „Комиссар Рекс“. Да, играла я на немецком языке и очень рада, что мне представилась такая возможность. Во-первых, это очень хорошая практика языковая, во-вторых, познание Шекспира на другом языке — одно удовольствие. Там много юмора, совсем другого, чем в нашей интерпретации».

— Как вы попали в этот проект? Любую актрису могли бы взять или все-таки сыграло свою роль то, что вы снимались в Австрии и немножко «осели» в тех местах?

Чулпан: (После долгой паузы. — Авт.) «Да, наверное, потому, что осела. Я снималась, кажется, в пяти австрийских фильмах и к тому времени уже знала язык. А конкретно все началось с того, что режиссер будущего спектакля Михаил Штурменгер специально приехал посмотреть на меня на съемочной площадке — кто-то ему обо мне рассказал. Мы поговорили, а потом я должна была пройти самое страшное — кастинг у продюсеров. Я нечасто участвую в таких показах…»

— …Где сомневаются в степени твоей пригодности — извините, что я утрирую.

Чулпан: «Нет, почему же утрируете, все именно так — проверяют степень твоей пригодности. Я очень волновалась, но прошла. Продюсеры, которые меня пригласили, остались довольны. Конечно, я говорю с акцентом. Он не русский, но он есть. Мы с режиссером рассуждали так: моя героиня Виола — с другого острова, она имеет право разговаривать с акцентом. По результатам фестиваля критики и жюри меня отметили как лучшую актрису сезона и дали какой-то денежный приз, я уже сейчас не помню сумму… Я очень хочу играть за границей. Планировался и другой проект, но, к сожалению, в государственном театре. А там условия таковы, что надо безвылазно сидеть в стране, пока идет спектакль. То есть два, три, четыре года. Я очень испугалась — слишком тяжело постоянно ездить туда-сюда, ведь в Москве у меня тоже много работы. И вообще я начинаю очень тосковать по России, когда живу там».

— Завоевать Европу меж тем хотелось бы? Стать актрисой, которая на равных играет с мировыми звездами?

Чулпан: «Не верю в это, хотя это моя давняя мечта. Но в любом случае я хочу быть актрисой отсюда, из России — «из страны белых медведей», как они все там считают. Не желаю унижаться, не желаю жить там. Потому что жить там — это определенный социальный жалостливый, неприятный уровень. Я хочу, чтобы меня приглашали как гостью и уважали как русскую актрису.

— По социальному статусу мы всегда остаемся ниже европейцев. Такое отношение заложено у них в подсознании?

Чулпан: «Да. И мы сами в этом виноваты, к сожалению. Слишком много они видели русских эмигрантов, готовых безропотно пройти через все ужасы, которые создавала та или иная страна. В итоге они привыкли относиться к нам так, а не иначе».

— Вы получили хорошее образование?

Чулпан: «Думаю, что да. Даже то, что не пригодилось в моей прикладной профессии, все равно не прошло даром, заложено крепко на долгие годы».

— Что же не пригодилось, например?

Чулпан: «Ну, например, высшая математика, которой я серьезно занималась».

— А английский язык вы знаете?

Чулпан: «Да, на бытовом уровне — в англоязычной стране не пропаду. Но если пригласят играть в театр на языке Шекспира, в страну Шекспира, напрягусь, выучу».

Чулпан Хаматова родилась и выросла в Казани, в семье потомственных технарей. Ее имя — Чулпан — переводится с татарского как «звезда рассвета». Ее покровительница планета Венера в миг рождения девочки на ее небесном доме начертала слова: «Она будет иметь мягкий характер, жить в состоянии перемен и колебаний. Это путешественница с вечной жаждой познания, фантазий, мистики. Если она достигнет высшего уровня развития, то будет способна на идеальную любовь. Если останется на низшем, то велик шанс стать пьяницей и наркоманкой».

В детстве она жила как все: ходила на фигурное катание, читала, баловалась перед зеркалом, напевая песни, а на уроках литературы боялась прочитать вслух стихи. Довольно долго профессию трамвайного водителя считала самой романтичной. А в восьмом классе Чулпан перешла в математическую школу при Казанском университете. Ей повезло — учитель математики любил свой предмет до самозабвения и сумел заразить учеников этой любовью. Но кроме цифр и формул душой юной Чулпан завладела еще одна страсть — она увлеклась ролевыми играми. Вместе с компанией сотоварищей сбегала от родителей и уезжала на все лето в лес. Там они разыгрывали книги Толкиена, решали проблемы Добра и Зла, бегали по лесу, дрались на мечах, пели песни около костра… Отличные результаты экзаменов на аттестат зрелости автоматически позволили девушке стать студенткой финансово-экономического института. Дома страшно обрадовались. Все шло гладко и правильно. Но Чулпан не была бы Чулпан, если ее острый ум не нашел бы лазейку к судьбе. Жить скучно и обыденно она не может и не могла никогда — чем больше непознанных препятствий, тем вероятнее шанс понять смысл жизни. Двери Казанского театрального училища были закрыты, но любопытства ради стоило зайти и посмотреть, как там обстоят дела. А дела обстояли неплохо — два тура на актерское отделение уже прошли, оставался третий, последний. Что-то там, в небесах, сомкнулось. Чулпан кого-то уговорила, успела, рискуя провалиться и оказаться на улице, забрать документы из финансового института, с блеском сдала экзамены и поступила на актерское отделение училища. Для семьи — почти трагедия, для всех — авантюра, а для Чулпан — смысл жизни.

Проучившись год, Чулпан Хаматова уехала в Москву.

— Вам показалось скучно, неперспективно в Казанском театральном училище или амбиции проснулись?

Чулпан: «Мой преподаватель Карева Юнона Ильинична взяла меня за шкирку и сказала: „Поезжай в Москву“. Смешно и говорить, что семнадцатилетняя девочка, которой дают понять — „у тебя есть шансы“, станет сопротивляться такой настойчивой идее. А поправлять положение казанской театральной жизни можно было и после окончания института в Москве. Если бы у меня, конечно, возникло такое желание».

— То есть назад вы изначально возвращаться не собирались?

Чулпан: «Нет. Прошло много лет (может, реально не много, но для меня — много), и город Казань существует теперь только как воспоминание о детстве, а не как конкретная географическая площадь».

— И ностальгии нет?

Чулпан: «По детству есть, даже больше — по образу детства. А по месту — абсолютно нет. Тем более что и все мои друзья переехали в Москву. А те, которые были „ни то ни се“, исчезли, канули в Лету».

— Мы с вами не виделись три года, и первое изменение, которое сразу бросается в глаза, — чувство собственного достоинства, как татуировка на лбу.

Чулпан: «Ну наконец-то оно проявилось и стало заметно. А то раньше только я о нем знала». (Смеется. — Авт.)

— Вы наконец-то научились защищаться?

Чулпан: «Вся моя агрессия или блокировка в сторону чужих людей — это абсолютно нормальная реакция самозащиты. Я не ожидала, что актерская профессия даст столько негатива. Не ожидала, что меня станут пугать какие-то маньяки с ножами, шантажировать… А недавно на детскую площадку пришел человек, который до этого охотился за мной у театра. Площадка была пустая — только я и дети. На просьбу не приближаться он не реагировал, мне пришлось кричать, его забрали в милицию и после этого у меня случился нервный срыв. Так не выживают… Вечером была „Гроза“ с невероятной психологической отдачей, один из самых тяжелых спектаклей в моей жизни — а нервы уже в лохмотьях. И я сорвалась в плач, в истерику. Почти то же самое было после того, как меня разыграли в программе „Розыгрыш“…»

— И вы на них в суд не подали?

Чулпан: «Нет ни сил, ни желания. За мной нет мощи, на которую я могла бы опереться. Я — сама по себе, давно рассчитываю только на себя. Мой круг любви сузился до моих детей и моих родителей. Я бы еще больше развивала в себе жесткость и чувство собственного достоинства, если бы была такая возможность».

— При вашей силе воли еще через три года татуировка появится не только на лбу.

Чулпан: «Еще и на руках, и на шее, и на остальных частях тела. Хочу, хочу, хочу! Надо защищаться, журналисты просто озверели. Чего только про меня не пишут, в каких помоях не валяют мое имя. Я никогда не думала, что существует такая жестокость».

Чулпан Хаматова и Ваня Волков учились в ГИТИСе, на одном курсе. Они долго вообще не обращали друг на друга внимания, но потом сложилась ситуация, о которой Чулпан несколько лет назад рассказывала мне так: «Произошла очень конкретная история, не буду уточнять какая, но она сильно повлияла на мое отношение к понятиям „дружба“, „коллектив“, „театральная семья“ — в плохую сторону. Единственным человеком, который подставил плечо ни о чем не спрашивая, был Ваня. Сначала я воспринимала его исключительно как друга — человека, с которым можно общаться, а не трепаться. А через какое-то время он уже стал и любимым». К браку их подтолкнула нынешняя жена Николая Волкова, отца Вани. Она все ворчала, ворчала — мол, непонятно, что детям говорить, когда «молодые» остаются ночевать, как их гостям пред-ставлять… Видимо, это была одна из уловок взрослого человека — искренняя попытка помочь тому, что неминуемо должно свершиться рано или поздно… Ваня позвонил маме в Петербург — а мама у него замечательная актриса Ольга Владимировна Волкова — и сказал, что женится. Ольга Владимировна на секунду замерла и тихо ответила: «Ну и славненько». А потом все питерские Волковы — мама Вани, отчим, сестра с двумя детьми — переехали в Москву. Они жили дружно, счастливо и красиво.

Ваня говорил о своей жене, что она умный и сильный человек. Вернее, что она пытается быть сильной. Беда Чулпан в том, что она все принимает слишком близко к сердцу. Какие-то вещи — до максимализма.

Огромная семья собиралась вместе очень редко, все работали, снимались, но один раз в году, на католическое Рождество — обязательно. И неизменно, сидя за столом, они мечтали, что наступят времена, когда каждую неделю они будут встречаться в гостиной, каждый — со своей любимой книжкой и читать друг другу вслух. Ваня принесет «Защиту Лужина» Набокова, Ольга Владимировна, скорее всего, тоже Набокова, а Чулпан, конечно, томик Цветаевой.

Тогда же она сформулировала фразу: «Цветаева — это способ существования женщины на пределе возможного». Что читала бы Чулпан у камина в те несостоявшиеся вечера? Возможно, эти строки:

«Твои руки черны от загара.

Твои ногти светлее стекла…

Сигарера! Скрути мне сигару,

Чтобы дымом любовь изошла…"

Ваня и Чулпан прожили вместе семь лет, они расстались, когда Чулпан носила их общего ребенка. Когда Арина родилась, Чулпан в семью Волковых не вернулась. Она уехала в Австрию сниматься в очередном фильме.

Что же тогда началось! Только ленивый журналист не вытер ноги об эту историю. Придумывали, что могли, не жалея ни Чулпан, ни Ваню, ни малое дитя, ни Ольгу Владимировну, не говоря уже о родителях Чулпан. Так что же случилось на самом деле?

— Вы же были такая хрупкая, нежная, трепетная, семейная — что стряслось, почему вы «кинули» Ваню, бросили семью? Закончилась любовь, будь она неладна?

Чулпан: «Кинула» — это злое слово, а я зла не совершала. Вы знаете Ивана, он самодостаточный человек, его «кинуть» нельзя, оставить тоже, бросить — и подавно. Это абсолютно полноценный, красивый, талантливый, с невероятным чувством юмора мужчина. И многим девушкам он просто снится в романтических снах. Повторюсь: таких мужчин не «кидают», это невозможно по определению. Я думаю, что о данной истории «бывших жен и бывших мужей» следует говорить предельно осторожно и деликатно. У Ивана новая семья, новая жена, прекрасный новый дом, замечательный ребенок. Жизнь у всех продолжается. А все, что касается наших личных отношений, — это были замечательные, невероятно красивые, счастливые годы. Поэтому мы не могли и не хотели сознательно делать друг другу больно. Иван вел себя великолепно, я — насколько позволяет моя внутренняя культура (а я надеюсь, что она на достаточном уровне, чтобы тоже вести себя адекватно)".

— Что же тогда между вами произошло?

Чулпан: «Произошло? Произошла абсолютно нормальная, абсолютно объяснимая история двух людей, которые двигаются каждый в своем направлении и на каком-то этапе понимают — объективно понимают, двусторонне, что каждому из них лучше пойти собственным путем. И на данный момент они оба найдут гармонию уже не друг в друге, а в чем-то ином. Жизнь тем и прекрасна, что никто не забивает гвозди навсегда, навечно в живую ткань. Если бы мы мучили друг друга и оставались бы вместе на радость общественности — неужели было бы лучше? Ну совпало это с появлением дочери, так случилось, так произошло. Если бы мы не расстались, то непонятно, какой катастрофой через год или два могли бы обернуться наши отношения».

— Вы храните Ванину музыку — ту, что он писал для вас в дни долгой разлуки и отправлял кассеты вам на съемочную площадку? Такие любовные приветы… Или подобные воспоминания-сувениры уже не нужны?

Чулпан: «Что-то я храню, конечно. А что-то не получается хранить. Но не в кассетах дело. Это моя жизнь, и я не отдам ни минуты из этой жизни кому-то другому. Это было долго, полноценно, и я очень счастлива… что оно у меня было».

— А как же ребенок, оставшийся без отца?

Чулпан: «Без отца» никто не остался. То, что мы живем раздельно, не значит, что у ребенка нет отца. Во-первых, мы все взрослые, во-вторых, культурные, в-третьих, все добрые, а когда присутствуют все вышеизложенные обстоятельства, проблем не возникает. Немыслимо, чтобы кто-то кого-то чем-то шантажировал. Это сплетни мерзкие, которые вокруг нас никак не успокоятся. Мы в прекрасных отношениях с Иваном, его женой, с Ольгой Владимировной Волковой, я их обожаю, люблю сына, который у них родился. Пока, к сожалению, я видела его только на фотографиях, но думаю, что дети подрастут, узнают друг друга, и мы сможем все прекрасно общаться. Уверяю вас, все именно так и будет".

— Вы прямо-таки убедили меня собрать пресс-конференцию и всем журналистам объяснить это вместо вас, потому что сами вы их просто перестреляете.

Чулпан: «Да, вы недалеки от истины. Желание есть. Сколько можно сплетничать и лить грязь? Я пришла заниматься великим делом, творить добро со сцены минимальными своими способностями и с огромным желанием, а не продаваться журналистам. Я понимаю, наверное, такова специфика их профессии, но в моем иллюзорном пред-ставлении актер — такой же человек, как врач, например. Они же не гоняются за врачами».

— Но врач — не публичный человек, а вы — да. Тогда еще один вопрос, который волнует всех журналистов и ваших «доброжелателей».

Чулпан: «А я ими уже обзавелась, да?»

— Да, в значительном количестве. Говорят, что вас никто не видел второй раз беременной и что вы удочерили младшую дочь Асю. Так ли это?

Чулпан: «Это ужасные разговоры по отношению ко мне и к моему ребенку. Если я не фотографировала свой живот и не появлялась в общественных местах, это еще не повод говорить, что ребенок — не мой. Безжалостно! Надо же думать о том, какую травму получит девочка, когда она вырастет и услышит всю эту ерунду. Да, я надолго уезжала из страны, я работала в Австрии, и вообще я периодически бываю в Берлине, где живет мой любимый человек. Да, я не приглашала журналистов в роддом… (Долгая пауза. — Авт.) Я хотела бы закрыть эту тему. Это отвратительно. Я буду драться до последнего, если нас кто-то посмеет обижать. И именно поэтому я не пускаю никого в свой дом, в свою „историю“, потому что очень боюсь за них. Чувство страха, которое раньше было мне несвойственно, возникло только с рождением детей. И этот страх не проходит, он становится все сильнее, и иногда я бываю совершенно раздавлена им. Что их ожидает здесь, с этими малоуправляемыми людьми?»

— Но вы же сами сказали, что не хотите отсюда уезжать, хотя вас ждут в Берлине.

Чулпан: «Да, меня там ждут — очень! У меня есть возможность там жить, хорошо зарабатывать. Но я не хочу уезжать, хотя не знаю, простят ли меня за это мои дети… Впрочем, кто знает, что произойдет здесь в дальнейшем? Может, через какое-то время я заберу всех и уеду. Но сегодня я все еще верю, что в нашей стране все будет хорошо».

— Чулпан, а почему «публично» вас никто не жалеет? Вы ни у кого не вызываете сочувствия, желания приласкать, сказать «доброе слово, которое и кошке приятно».

Чулпан: «Меня мама жалеет. А другие… (Пауза. — Авт.) А чего меня жалеть? У меня все есть. Вероятно, по чьим-то меркам рано, но так случилось. Да и не надо меня жалеть. Меня надо любить».

— Любить вас трудно, за последние год-полтора вы стали такой дерзкой, агрессивной, у вас столько колючек понатыкано, что — как вас любить?

Чулпан: «А я не могу сказать, что меня и раньше любили. Я за свою недолгую жизнь получила большое количество предательств, обманов и достаточно жестоких ситуаций. Видела я все это и от коллег — „обычные истории“ на пути любой актрисы, которая много снимается и в силу этого становится „вдруг“ популярной».

— И это раздражает других актеров?

Чулпан: «Да. Именно. И я не думаю, что ситуация как-то изменилась в худшую сторону. Но недостаток любви компенсируют мои близкие друзья, с которыми я выросла, и не близкие, которые, к счастью, тоже есть».

Публичный человек, актриса, мать двоих детей, Чулпан Хаматова действительно научилась «держать спину». Наверное, это ее главное приобретение. Маленькая хрупкая женщина с огромными, невероятно огромными глазами может отразить любой удар. Время чудо-девочки Фанты-Инфанты (именно с этой ролью в одноименном спектакле Театра Луны актриса Хаматова вошла в театральную действительность Москвы), трепетной и озорной, кануло безвозвратно. Прошло и время ее Ирины, полуженщины, полудевочки из «Трех сестер», спектакля театра «Современник». Чулпан перестала жить в сослагательном наклонении — «ах, если бы», «ах, как бы», «ах, вдруг».

Она живет сегодня и сейчас. Она совершает конкретные поступки. И сама несет ответственность за содеянное.

Она ездит по Москве на огромной машине — в сотни раз больше, чем ее миниатюрное тело, и абсолютно непонятно, как этот «монстр» подчиняется ее воле.

Она несколько раз в неделю выходит на сцену и играет «любовь» или «нелюбовь». Играет мощно, навзрыд, упиваясь счастьем «играть» — каждый раз как в последний. Ее дар устроен так, что кажется — закрой ее лицо маской, свяжи ей руки, оставь только голос, и все равно каждый в зале поймет — про что сегодня страдает душа этой женщины. Вячеслав Полунин как-то сказал, что в профессии Чулпан — инопланетянка. Он утверждал, что можно поставить эксперимент: набрать актеров из разных стран, говорящих на разных языках, не понимающих друг друга, — и пусть они попробуют сыграть одну пьесу. Но стоит в это безумие впустить Хаматову, она сумеет заставить всех все понять. И партнеров, и зрителей. Она может просто ходить и смотреть, касаться рукой цветка, сидеть у кулис. Но вы поймете, что сегодня дают «Гамлета», а она — Офелия. Впрочем, Офелию Чулпан уже не сыграла. Великий режиссер Питер Штайн выбрал ее на эту роль из большого количества молодых актрис, но Хаматова предпочла сниматься в фильме «Мой лунный папа». Именно успех «Лунного папы» на фестивалях открыл ей дорогу в Европу, помог найти Любимого. Пути этой женщины и актрисы неисповедимы. Как у Марины Цветаевой:

«Что другим не нужно — несите мне!

Все должно сгореть на моем огне!

Я и жизнь маню, я и смерть маню

В долгий дар моему огню".

Сегодня Чулпан — на гребне успеха. Помимо всех официальных наград и званий, она — одна из самых востребованных актрис среднего возраста. Я написала эти слова и сама же ужаснулась — как неумолимо бежит время. Хаматова уже не молодая актриса…

— Скажите, вы довольны своим сегодняшним статусом?

Чулпан: «Вы что, серьезно относитесь ко всем этим наградам?»

— Вам всего двадцать девять лет, и вы имеете Государственную премию. Другие ее получают в шестьдесят.

Чулпан: «Это приятно, я не буду скрывать. Но по большому счету это ничего не значит. Потому что многие премии вызывают у меня чувство, мягко говоря, удивления. За что? Почему? Я попала в эту категорию, в ранг „выцарапанных“ людей, по каким-то им одним ведомым соображениям. Может быть, это какая-то межтеатральная политика?»

— Я не знаю исходных критериев выбора, но мне пришлось разговаривать с несколькими членами комиссии по государственным премиям, и отзывы о вашей работе были весьма лестными. Одна высокопоставленная дама, мнению и вкусу которой доверяют не только в нашей стране, сказала, что вы «из породы великих людей». А вы говорите — случайно. Премия — это признание реализации вашего таланта.

Чулпан: «Вот насчет реализации — безусловно, вы правы. Великое счастье, что у меня есть мой театр, который дает мне такую возможность. Великое счастье делать то, что тебе нравится, и то, что ты хочешь».

— Меня мучает любопытство — какой наряд вы выбрали для церемонии вручения премий в Кремле?

Чулпан: «Мы тогда жили за городом, на даче, — и я очень опаздывала, собиралась в дикой спешке. Поэтому у меня было два варианта — я успевала либо погладить костюм, либо покрасить ресницы. Я выбрала второе и покрасила ресницы, поэтому приехала в том же дачном платье, в котором была. Наверное, это не очень хорошо, меня там отругали. Но, честно, я не хотела бросать вызов или выказывать брезгливое неуважение к Кремлю и к другим лауреатам. Просто возникла отчаянная ситуация нехватки времени».

— Несколько лет назад вы назвали себя тщеславным человеком. Ваше тщеславие сейчас удовлетворено?

Чулпан: «Я так говорила? Мне кажется, что тщеславие — очень нехорошая черта и даже опасная. В определенных ситуациях она может сильно навредить человеку. (Пауза. — Авт.) Нет, не помню. Я же меняюсь».

— Какой самый значительный поступок вы совершили, с вашей точки зрения?

Чулпан: «Если говорить о поступке, который всерьез повлиял на судьбу, это поступление в ГИТИС. А если говорить о поступках, которые олицетворяют мою жизнь, это рождение детей. Вот самое значительное, что я сделала на сегодняшний день. И если у меня получится их воспитать, то это будет самый значительный ответ на ваш вопрос».

— Что мама Чулпан каждый день говорит детям? С чего начинается общение с ними?

Чулпан: «Ритуала еще никакого нет. Я так их люблю, что у меня абсолютно стирается грань „мама-дети“. Я люблю их какой-то невероятной, животной, звериной любовью. И она перехлестывает все воспитательные моменты. Наверное, это плохо, но, тем не менее, это так. Я могу только обрушить на них лавину любви и попытаться сделать все, что на данный момент им нужно. И здорово, что они как-то адекватно реагируют на мои чувства и действия».

— Ведь Ася еще совсем маленькая?

Чулпан: «Ей полтора года».

— Насколько я знаю, вы возите их с собой даже на съемки?

Чулпан: «Да, я стараюсь с ними не расставаться, потому что нам всем плохо, когда мы в разлуке, всем нам очень грустно».

— А ваши дочери родились в любви?

Чулпан: «Да, конечно. Дети вообще рождаются в любви и от любви. И меня они сделали счастливым человеком „от и до“. Сейчас я попытаюсь объяснить, насколько я изменилась. Актер — человек зависимый от зрителей, от их настроения, от того, как они смотрят спектакль. Раньше я это чувствовала, переживала. Мне было небезразлично, что про мою игру напишут критики. А сейчас мне, по большому счету, стало совершенно на это наплевать. Единственное, что мною движет, — возвращение домой, где меня ждут. От предвкушения встречи у меня поднимается настроение так, что я могу горы свернуть. Наверное, это плохо, наверное, непрофессионально, и такая зависимость от детей, наверное, ужасна, но я ничего не могу с собой поделать. И пока они рядом, пока они не начнут свою собственную жизнь, я буду этим наслаждаться. А когда придет время, попрошу родить мне внуков. Все стало как-то прозрачно и понятно. Вот».

— А какой поступок вы считаете верхом позора и унижения?

Чулпан: «Сознательное причинение боли другому человеку. Не приемлю пьянство, скупость, хамство, тщеславие».

— Что вы хотели бы воспитать в своих дочерях, чтобы им легче было жить?

Чулпан: «Мудрость, а через нее — силу».

— А если «наметится» третий ребенок — будет третий?

Чулпан: «Третий, четвертый — сколько получится, столько и будет. Я люблю детей и буду их рожать».

— Что совсем, совсем нового, на ваш взгляд, появилось в Чулпан?

Чулпан: «С того момента, как родилась Арина, во мне появилась какая-то сила. Я стала очень сильная. А до этого — нет, я даже не догадывалась, что такое возможно. Кстати, поэтому меня, наверное, никто и не жалеет. Меня, кроме проблем в семье, с детьми, ничто не пугает, ничто. Я слабой становлюсь, когда болеют дети. Видимо, какие-то инстинкты материнские во мне очень сильно развиты».

— Вы можете жить на свете без любви? Без ощущения, что вы кому-то очень нужны?

Чулпан: «Не могу. Необходимо, чтобы кто-то где-то любил и чтобы я любила. Я должна быть влюбленной, я должна страдать, мучиться. Это все позитивные эмоции».

— Страдание — позитивно?

Чулпан: «В любви — да. Это такое переполнение души — я говорю конкретно про себя, — что даже самые мучительные переживания, связанные с ним, очень хорошо действуют на мои поступки. Дают некий импульс, который движет душой. Я не страдаю, рыдая в подушку, я всегда страдаю так, что мое страдание подталкивает меня к самореализации в творчестве или в чем-то еще».

— Ну, например, вы отлично выучили немецкий язык.

Чулпан: (Смеется. — Авт.) «Да… Предположим. И светлая любовь, и не светлая любовь — любовь во всех ее проявлениях в моей жизни случается во благо».

«Никто ничего не отнял —

Мне сладостно, что мы врозь!

Целую вас через сотни

Разъединяющих верст".

— Скажите, а есть место на земле, куда вы возвращаетесь с удовольствием?

Чулпан: «Люблю Амстердам. По ритму жизни это самый близкий мне город. Еще люблю Петербург, там мне тоже хорошо».

— Нет желания обзавестись квартирой в Петербурге?

Чулпан: «Вы так говорите, будто я миллионерша. Нет. Нет, к сожалению. И никто не хочет помогать, такая вот незадача. Я сначала должна купить квартиру для своей большой семьи в Москве и достойно жить там, где работаю».

— Чулпан, а вы себя отождествляете с каким-нибудь историческим персонажем? Это не детский вопрос и не вопрос к пациенту «палаты номер шесть». Кто сейчас живет в Чулпан?

Чулпан: «Не могу сказать, интуиция ли мне подсказывает, или книжек я начиталась, или просто хотела бы так думать — но я точно жила в Ирландии, на каком-то скалистом берегу, о который бились огромные волны. И это была лучшая моя жизнь из всех. Если я вижу картинку с изображением скалистого берега, я всегда точно могу сказать — в Ирландии он находится или где-то еще. И ни разу я не ошибалась. Когда на сцене или в кино я не могу настроить свой актерский аппарат на радостную эмоцию, я вспоминаю эту картинку, и мой организм сразу же отвечает радостью. У меня меняется выражение лица, я могу заплакать от счастья. Я, правда, пользуюсь этим „ключиком“ очень редко, только когда мгновенно надо выдать эмоцию, а я в тот момент беспомощна как актриса. Такое бывает».

— Вы помните, как вы выглядели, когда стояли на скалистом берегу океана?

Чулпан: «На мне были деревянные башмаки и большое количество юбок непонятных. Очень простая одежда».

— Вы не пытались найти это место?

Чулпан: «Пока нет. Потом, дети чуть подрастут, и поедем вместе, походим. Найду обязательно».

— Вы фаталистка?

Чулпан: «Ой нет, не хочу, не хочу. Наверное, подсознательно — да, но очень стараюсь об этом не думать. Мне делали какие-то предсказания судьбы, но мне они не нравятся, меня они не устраивают. Я не могу следовать каким-то рекомендациям, чтобы попасть „из пункта, А в пункт В“. Я иногда сама себе говорю, что пойду сейчас налево, мне надо налево, а иду направо. Какие здесь могут быть рекомендации? Все равно все мои жизненные этапы — это выигрыш в казино. Когда я чего-то хочу и стараюсь добиться, ничего не случается. Я невероятно злюсь на себя, ругаюсь с собой, но все происходит так, а не иначе. А потом вдруг — подарок судьбы. И ситуация разрешается в одно мгновение. Тяжело жить с ощущением, что ты не можешь распланировать даже уборку квартиры, не говоря уже о серьезных вещах. Нельзя же надеяться каждый раз на выигрыш».

Чулпан Хаматова давно «подбирается» к Кармен. Пока нет для нее еще пьесы, именно для нее, и режиссер непонятен, и театр, который осмелится сделать Хаматовой такое предложение. Но тема рока уже закружила ее в своем гипнотическом танце. Какой она будет, эта Кармен, сказать трудно. Никто не возьмется предсказать, какой станет сама Чулпан через день, через месяц, через год. Сегодня гордая одинокая пантера.

А завтра?

«Женщина, в тайнах,

как в шалях ширишься,

В шалях, как в тайнах, длишься.

Объединенная — как счастливица —

Ель на вершине мглистой".