То, что плохого про него написано гораздо больше, чем хорошего, ни для кого не секрет. Репутация у Дмитрия Нагиева, сказать прямо, не самая лучшая. Любимый персонаж дешевых газет, которые в колонках светской хроники пишут, что он и хам, и скандалист, и бабник, и вообще близко к нему приближаться не стоит. Этот образ так и тянется за ним шлейфом, а сам Нагиев между тем на сегодня действительно один из самых популярных и востребованных актеров и телеведущих. Работа в кино и театре для него важнее шоу-бизнеса, но жить ему приходится по законам последнего.

Год он не давал интервью и вот согласился нарушить молчание.

— Дмитрий, в последнее время, когда о вас читаешь очередную статью в прессе, в общем-то не удивляешься уже ничему — ни скандалам, ни сплетням. А тут вдруг в новостях передают, что режиссер Бортко пригласил вас на роль Иуды в сериале «Мастер и Маргарита». Я, честно говоря, удивилась очень. А вы?

— Я тоже был приятно удивлен. Мне позвонил Владимир Владимирович Бортко и сказал: «Запускаю „Мастера и Маргариту“. Давайте подумаем, кто вы». Я сразу по верхам: «Мастер? Маргарита?» Перечислил всех, включая Воланда. «Нет», — говорит Бортко. «Тогда я в тупике», — отвечаю. Он: «А я нет». Я: «Ну и?» Он: «Иуда». В итоге я играю две роли: Иуду и барона Майгеля. Роли, прямо скажем, не ключевые, но я очень благодарен Бортко, что в ряду бандитов, которых я сейчас везде играю, мне вдруг достался библейский персонаж.

— Как вы выглядите в фильме?

— Когда я загримировался и вышел на середину комнаты, Бортко сказал: «Иисус!». Я говорю: «Ну давайте разденусь». Разделся по пояс, сделал руками крест. Бортко посмотрел, сказал: «Сбросишь 12 кг?». Я говорю: «Нет». Он: «Тогда Иуда».

— Могли бы сыграть Иешуа?

— Да. Длинные волосы, очень умный взгляд, добавить бородку, усики — именно библейский персонаж по картинке.

— Когда вы только-только начали сниматься в «Каменской», актеры на площадке вас встретили очень недобро, а Елена Яковлева называла циркачом…

— Ну был момент. Потому что если я сейчас «никто», то тогда я был «никто в квадрате»: человек, немножко поигравший прапорщика Задова. И для таких зубров, как Лена Яковлева, Сережа Никоненко, Сережа Гармаш, сыгравших по 100 фильмов, конечно, я был клоуном. Может быть, я им и сейчас остаюсь, но мне показалось, что на сегодняшний день своими весьма скромными ролями мне удалось переломить этот стереотип. Я стараюсь, я расту и, мне кажется, справляюсь с работой. Для меня также большая честь — звонок Людмилы Марковны Гурченко с предложением играть с ней в спектакле. Я до слез сентиментально воспринял добрые слова Нонны Мордюковой в одном печатном издании, где на обложку было вынесено: «Нонна Мордюкова: о Штирлице, о сыне, о Дмитрии Нагиеве». Я нашел ее телефон, позвонил ей, поблагодарил и сказал: «Обо мне добрых слов говорится гораздо меньше, чем злых. Спасибо вам большое». Татьяна Васильева, которая согласилась сниматься, как и Людмила Марковна Гурченко, кстати, в продолжении «Похождений прапорщика Задова» на СТС. Мы растерялись. После таких величин нам осталось уговорить только Роберта Де Ниро и Шерон Стоун.

— И на площадке «Мастера и Маргариты», где вы работали с Гафтом и Басилашвили, к вам уже не было такого предвзятого отношения, как на съемках «Каменской»?

— Поскольку Иуда — это солирующий образ, то я в основном в кадре один, и у меня не так много съемочных дней. Но мне кажется, ко мне очень хорошее отношение. Перед Новым годом позвонила с поздравлениями съемочная группа. Сказали, что им очень нравится со мной работать. Я ведь не давлю дешевого пафоса никогда. Если люди непрофессиональны, то и я веду себя соответственно, может быть, даже вызывающе. Но если вокруг меня люди, делающие дело, я достаточно трепетно и нежно отношусь ко всем. Думаю, все, кто со мной работал, не могут сказать, что я говнюк. Кто не работал — тот это говорит. После съемок в «Прапорщике Задове» некоторые актеры уезжают и говорят: «Меня так пугали, Дмитрий Нагиев… А ты очень хороший, спасибо тебе». Мир искусства — мир иллюзий. Ну пускай хотя бы такая иллюзия будет.

— А вы сами не устали от этого образа наглого хама, который вам навязывается в прессе и который вы в общем-то поддерживаете?

— Скорее иначе.

— Который вы сами себе создали и теперь его несете дальше?

— Да, который я сам себе задал, все его быстро подхватили, и он вернулся ко мне, а я делаю вид, что все это создается где-то на стороне. Нет. Вначале большие артисты сами создают о себе мифы, а потом уже делают вид, что от них устали. Да, я очень устал от восприятия себя в глазах окружающих. Но если ты очень устал, значит, уйди и не занимай чужого места. Получается, что я лицемерю, говоря, что очень устал. Ведь если завтра все это кончится, я куплю веревку и мыло отнюдь не для того, чтобы помыться и идти в горы. Наверное, для того чтобы повеситься. Я не могу в силу каких-то причин отказываться от некоторых телевизионных проектов, которые очень сильно бьют по имиджу, по восприятию, по реноме. И когда большие режиссеры, включая Никиту Михалкова, говорят: «Зачем этот парень снимается в таких программах?..» Ну если бы мне постоянно звучали предложения от Никиты Михалкова, я бы с удовольствием на них откликнулся. Но большие режиссеры не могут не понимать, что маленькому артисту надо что-то есть. И я честно делаю то, что мне выпадает делать. Другого пока ничего не выпало. У меня — спектакли, у меня — телевидение, у меня — какое-никакое кино.

— Тяжело появляться все время на публике и понимать, что от вас всегда чего-то ждут? «Ой, сейчас он такое скажет! Ой, сейчас он что-то сделает…»

— Для меня гораздо тяжелее появляться не на публике. Все, что касается моих выступлений, будь то программа «Окна», частные вечеринки или большие залы, — я всегда готовлюсь к выходу на площадку. Я не имею права выходить «от плиты». Меня больше смущает, вернее, даже уже беспокоит мое отношение к появлению в публичных местах: начиная от магазинов и заканчивая тусовками. Я недавно прочитал, что Ким Бейсингер больна — она не выносит людных мест. У нее фобия. И я понимаю, что на психическом уровне у меня тоже что-то типа такого. Я никуда не хожу, я не могу находиться в людных местах. Я завидую артистам, которые спокойно без очков ходят по улице: я хожу в кепке и езжу на машине. Меня это беспокоит. Может быть, даже стоит поговорить с психологом, чтобы проще относиться к восприятию себя окружающими.

— Это плата за популярность.

— Да. Я уже говорил как-то, что я не хожу в школу к сыну на родительские собрания. В лагерь он ездит под чужой фамилией. Потому что кто-то любит мою персону и мое творчество, а многие не любят. А кто-то просто дурак по жизни и может вымещать на нем свое недовольство. У меня же популярность не такая, как у Леонова или Смоктуновского, перед которыми снимали шляпу. У меня популярность другого характера. Я — братан. Всем кажется, что ко мне можно подойти и похлопать по плечу. Хотя сейчас это уже переламывается. Может, понимают, что можно и в рыло получить в ответ. А может, я уже все-таки что-то сделал, что ко мне не так фривольно относятся. Есть минусы. Но я каждый раз себе говорю, что это лучше, чем всю жизнь в семь утра выходить к станку. Вот этого я бы, наверное, не смог. Хотя я работал токарем. Был фрезеровщиком какого-то там разряда, сейчас даже не помню какого. Кстати, никогда раньше не говорил об этом.

— Если вы не ходите по улицам, кто для вас ходит в магазин за продуктами?

— Когда я живу дома, в Петербурге, мне много не надо. У меня идет постоянная борьба с весом, поэтому я ем один-полтора раза в день, и это все я сам могу купить совершенно спокойно. Скажем так — в магазин хожу в том числе и я сам. Но я очень быстро делаю покупки. Воду мне привозят домой. В чем-то я очень избирательный, может быть, даже избалованный, но в чем-то я аскет. Мне не важно что, мне важно, чтобы было. Это не касается отношений. Здесь мне важно что и важно как.

— А вы склонны поддерживать длительные отношения? Скажем, у вас остался близкий друг со школьных или институтских времен, с которым вы общаетесь?

— Нет. Когда я стал Дмитрием Нагиевым на том уровне, когда, скажем, милиционерам не надо объяснять, кто это, в этот момент школьные друзья отвернулись. Не я отвернулся — они отвернулись. Наверное, от страха. Всем кажется, что это другая жизнь, другое мироощущение. Сейчас, когда мы встречаемся, — они опускают глаза. Им кажется, что я человек с другой планеты. Я не притягиваю за уши ушедшие отношения, ушедшую дружбу, ушедшую любовь. Если это уходит, не к чему цепляться. А что касается институтских друзей — у меня за плечами не один институт. Я же вначале пытался стать бакалавром технических наук и поступил в электротехнический институт Ульянова-Ленина на факультет автоматики и вычислительной техники. Поступил туда по спортнабору — я должен был защищать честь института на дзюдоистских татами. Оттуда благополучно ушел в армию, и потом уже, после того как два года проучился в МЭТИ, я поступил в театральный. То есть какое-то время я потерял зря, конечно.

— Но у вас есть, скажем, близкий человек, который воспринимает вас не как экранный персонаж, а кому вы можете позвонить ночью и сказать: «Приезжай ко мне, посидим, выпьем»?

— А все так говорят: «Я тебя воспринимаю не как… а просто как человека». Так говорят женщины и приятели. Но я думаю, такого человека нет. Потом я сам по себе очень некомпанейский. Я не хожу в гости, гостей не бывает у меня. Мне не нужна компания. Мне нужно: работа, которая меня удовлетворяет, и женщина, с которой мне приятно проснуться. К сожалению, в такой последовательности, а не наоборот. Но таково свойство мужского мировоззрения. Для женщины, наоборот, важен сначала человек, потом карьера.

— То, что у вас на втором месте после работы, сейчас присутствует в вашей жизни?

— Женщина? Есть, да. Она и была. Только я ненавижу разговоры на эту тему. Я не хочу, чтобы ее караулили у работы фотографы. Не хочу, чтобы, приезжая к нам на съемки, журналисты, которые должны снимать рабочий процесс, косили объективами именно туда, где она сидит. Я каждый раз вхожу и говорю: «Пожалуйста, не надо». Кому-то, может быть, нравится думать, что Нагиев — замечательный семьянин, крепкий в семейных узах. Кому-то, может быть, вообще на меня наплевать — таких большинство. А кому-то нравится думать, что я иду под парусами в поисках счастья. Ну и пускай так думают.

— Не хотите разрушать ни тот образ, ни другой?

— Не хочу. Потом, я вообще удивлен поведением артистов, которые показывают свою личную жизнь везде и всегда: «Это — я, это — моя Нюся». Потом удивляются: «А почему в зале так мало людей на спектаклях?» Да потому что, дурак, надо понимать, что 70% в зале — это женщины. Зачем ты всем показываешь? Потом это всегда плохо заканчивается, не мне вам рассказывать. «Вот я беременна», — говорит девочка с телевизора. Я сижу и думаю: «Для чего ж ты это делаешь?» Потом узнаю, что у девочки выкидыш. Зачем? Может быть, когда-нибудь я расскажу о том, как я жил и живу. Но это будет один раз и будет красиво. А пока видите — книжки выходят… Вот тоже надо дожить, чтобы о тебе уже книжки писали.

— Да. Вы на вопросы о своей бывшей жене, Алисе Шер, так долго не отвечали, а она взяла и книжку о вас написала: «Я была женой Нагиева».

— Забавное чтиво. Думаю, что о полном ничтожестве тоже не стали бы писать книгу. Значит, что-то я в своей жизни делал правильно.

— А вы знали, что она готовится к печати?

— Слышал, но не верил, честно говоря. Как гром среди ясного неба. И когда мне теперь приносят ее на подпись — что я там могу написать? «Не читай».

— С автором-то после этого связывались?

— Мы вообще общаемся периодически, разговариваем. Я намеками пытаюсь выспросить: не появится ли продолжение? Каждый делает то, что считает нужным. И нет плохих ситуаций. Есть хорошие и полезные. Когда у меня в жизни что-то происходит не так, я сначала начинаю рвать, метать, а потом говорю себе: «Нет-нет, это не полное дерьмо, это просто полезная ситуация». Не всегда получается, но я пытаюсь так жить.

— Когда вам в последний раз было за что-нибудь стыдно или неловко?

— Состояние вины — оно не созидательное. Оно просто разрушающее по своей силе. И я стараюсь очень быстро от него избавляться. Нельзя жить с чувством вины. Но я с ним живу. Ежедневно. Как и с чувством зависти. Не могу сейчас рассказать, за что мне было очень стыдно. Я стараюсь никого не обижать.

— Но живете с чувством вины.

— Я имею в виду то, что я делаю ежедневные поступки, за которые мне сиюминутно не очень удобно. Но это не глобальная подлость и не глобальная пошлость. Какие-то мелочи. Вот я сейчас с вами сижу и строю вам глазки. Я хочу понравиться. Вот зачем мне это? Я вас знаю полчаса — зачем? Мне за это будет неудобно потом — для чего я это делаю?

— Да для того же, чтобы я хорошую статью про вас написала!

— Вот! И я себя тут же этим оправдал! (Смеется.) Я строю глазки, чтобы была хорошая статья. И так на каждом шагу.

— То есть вы меня обманываете сейчас?!

— Как и вы меня. Вы пол-утра укладывали волосы. Ведь наверняка вчера этого не делали.

— Не хочу вас расстроить, но я так выгляжу каждый день.

— Неправда. Я очень наблюдательный. Когда вхожу, сразу оцениваю, как человек выглядит. И все понимаю. Вы меня тоже обманули, что у вас такие красивые волосы. Вы их специально так уложили. Мы обманываем друг друга! Но это и двигает отношения вперед.

— Тогда и я вам сделаю комплимент. Я ожидала, что на интервью вы придете с распущенными волосами.

— Никому еще не говорил: я хочу подстричься очень коротко. Я устал от длинных волос. Как только у меня закончатся съемки, обязательно это сделаю. Есть, конечно, опасность впасть в немилость. Ведь я не проводил никаких социологических опросов: что людям нравится в моем скромном творчестве? Вдруг прическа тоже играет важную роль? Сколько артистов, которые подстриглись, включая Киркорова, и тут же отрастили волосы опять. Экранный образ — это же атрибут шоу-бизнеса. Я вообще, наверное, на экране создаю несколько иной образ, отличающийся от моего личного восприятия, каким должен быть мужчина. В жизни я гораздо собраннее и по-мужски более мужественен, чем на экране.

— Можете пример привести какого-нибудь мужественного поступка?

— Мужественного поступка? У меня нет немужественных поступков. Я считаю, что у мужчины должен быть стержень внутри, и я пестую в себе этот стержень. У меня, может быть, есть местами непорядочные. А немужественных — нет.

— Согласна, неправильно выразилась. А вы всегда ездите с водителем или водите машину сам?

— Только сам вожу. В Москве мне это не очень удобно, здесь я езжу с водителем. А в Питере за рулем сам. У меня довольно хороший автомобиль, но не буду называть его марку. В стране, где не платят зарплату, нельзя писать, что ты отдыхаешь на Сейшелах и ездишь на дорогих машинах. Поэтому, когда некоторые издания хотят снять мою квартиру, я отказываю. Кто-то, может быть, скажет: «Фу, какая беднота!» А кто-то позавидует. По той же причине я не хочу показывать свою женщину. Кто-то скажет: «Ну и швабра!» (Смеется.) А кто-то скажет: «Вот скотина Нагиев! С какой королевной живет!»

— Так главное, чтобы вам нравилась! Какая разница, кто что скажет?

— Да нет. Я поэтому и артист, что очень важно, чтобы всем нравилась! Это же засада такая: очень хочется, чтобы она не изменяла, но нравилась всем! (Смеется.) Практически несовместимые вещи. Да еще и умная была.

— Вы хоть тайну приоткройте — чем она занимается?

— Ну не технарь точно. Но и к актерскому ремеслу не имеет никакого отношения. Слава тебе, Господи. Все, ничего я вам больше не скажу.

— Вы часто говорите в интервью, что хотите заработать миллион…

— Ну это же такой собирательный образ.

— А на что вы потратите этот собирательный образ?

— Меня тут вычеркнули из пенсионной реформы. Как и многие 30-летние, я уже не попадаю под накопительную пенсию. Я как представил этот ужас — жить на 900 руб. в месяц по выходе на пенсию — у меня волосы под мышками дыбом встали. Пускай себе лежит в банке на безбедную старость! Ведь копыта отброшу — не на что похоронить будет.

— Вы всегда очень мало говорите о сыне, Кирилле.

— Он очень болезненно это воспринимает. Я часто езжу с ним в Москву, когда меня приглашают сниматься в каком-нибудь ток-шоу. Беру его с собой на денек мотнуться, чтобы хоть как-то вместе побыть. Но он принципиально не входит в кадр, не садится на ряды со зрителями, не фотографируется со мной. Он хочет, чтобы я им гордился, но совершенно безотносительно меня. Говорит, что пробьется. Правда, дневник его говорит обратное — там двойка на двойке. Но в ход идут доводы о том, что «ты, папа, тоже плохо учился».

— Он хочет заниматься актерской профессией?

— Думаю, что да. К сожалению моему и маминому — нам ничего не удалось сделать, чтобы отвратить мальчика от искусства. Сейчас он играет в группе на бас-гитаре какую-то ужасающую для меня музыку, совсем тяжелую. Наверное, это этапы большого пути. Но пока еще у нас есть время — парню 15 лет.

— Боюсь, скажу вам напоследок, как ваши гости на съемках, что я вас тоже опасалась. А когда шла на интервью, вспоминала программу «Я сама», в которой вы разложили по полочкам Юлию Меньшову. Думала, что сейчас повторится то же самое.

— Ну так там же камеры были. Камеры и образ — и ни секунды расслабленного состояния. Сын тоже, кстати, стоял за кулисами и категорически отказывался появиться в кадре.

— То есть мне повезло, что сегодня не было камер?

— Ну, а что… Я хороший человек ведь в общем-то. И совсем не страшный.