В конце прошлого века великий режиссер Жан-Люк Годар задумал необычный фильм — в одной картине у него встречались и чеховские три сестры, и толстовская Анна Каренина. Актрису на роль Анны искали очень долго. Самые известные гранд-дамы стояли в очередь к мэтру в надежде быть избранными. Годар оказался верен себе: он выбрал никому не известную молодую российскую актрису Ирину Апексимову. Видимо, угадал, что в жизни и в душе этой женщины тоже кипят нешуточные страсти. Сегодня, годы спустя, она решилась рассказать об этом…

Тот фильм, увы, на экранах так и не появился. Но Ирина до сих пор бредит ролью Анны. «Атмосфера» предложила актрисе исполнить ее мечту. На наш взгляд, в образе толстовской героини Ира Апексимова получилась очень убедительна.

Ира Апексимова родилась и выросла по московским меркам в провинции. В городе Волгограде, плоском и длинном, как тело ящерицы. Он начинается из жаркой степи и уходит в нее.

Ира родилась в портовом городе. А жизнь портового города всегда немного праздник. От навигации до навигации жизнь чуть затихает, но потом — опять берет свое. Красивая набережная, белоснежные лайнеры, огни реки, душные ночи, роскошные южные базары, толпы отдыхающих, цыганские таборы, бредущие в неизвестном направлении, — бесконечный калейдоскоп лиц и красок.

Ира была «центровая» девочка. Семья жила в самом центре, рядом с обкомом КПСС и памятником Ленину, но и драматический театр по соседству прекрасно вписался в городской ансамбль. А совсем недалеко, десять минут пешком, находился Театр музыкальной комедии, где работали ее родители. И школа Иры была здесь же, под боком.

— Вы помните Волгоград?

Ирина: «Да, я его очень хорошо помню. Совсем недавно ездила туда на гастроли, ходила по „памятным“ местам, благо их не так много. Там все рядом. С этим городом связано мое детство — замечательное, чудное, потрясающее. В детстве все было хорошо. И школу я обожала, несмотря на то, что плохо училась. Родители развелись, когда мне исполнилось семь лет. Но даже это не испортило мою жизнь. У меня замечательные папа и старший брат. Я — дитя любви, понимаете, тем более позднее дитя. Мама, конечно, из кожи вон лезла, шила, вязала, чтобы девочка была одета лучше всех».

— А вы любите путешествовать?

Ирина: «У меня все путешествия связаны с гастролями. Просто так ездить — время терять. Но есть красивые города, к которым периодически тянется душа, как к любому произведению искусства. Я обожаю Лондон, например, Венецию и Рим. Это три моих любимых города».

— Вы там что-то смотрите, ходите в музеи или достаточно просыпаться в Риме и получать от этого удовольствие?

Ирина: «Я все и везде уже посмотрела, и мне достаточно просто гулять по улицам. И каждый раз я испытываю какое-то магическое ощущение, я очень легко и быстро восстанавливаюсь там физически».

Сейчас Рим, Венеция, Лондон — а тогда магической силой обладала Мос-ква, как для тысяч и тысяч девушек, чувствующих в себе задатки Анны Маньяни или Джульетты Мазины.

Ирина росла абсолютно театральным ребенком, ее с детства окружали талантливые люди — друзья родителей. Свободное время ей часто приходилось проводить за кулисами, пока родители были заняты на спектаклях или репетициях. И ее это совершенно не тяготило. Ирина сама училась в музыкальной школе, играла на пианино, любила танцевать. А тут еще старший брат организовал первый в городе ВИА.

Когда Ирина училась в 8-м классе, ее мама, Светлана Яковлевна, решила переехать вместе с дочкой в Одессу, где жили родственники. Там она отдала Ирину в специализированный театральный класс. И скоро наступило время ехать в Москву. Красивая, черненькая, с огромными глазами тоненькая девушка, за которой ухаживал десяток поклонников, и не думала-не гадала, что ее не примут в Школу-студию МХАТ.

Однако ее постигла неудача: ее не приняли из-за одесского говора, который успел «прицепиться» за два года. Ирина вернулась в Одессу и поступила в местный Театр оперетты, где стала танцевать в кордебалете. Через год Ира Апексимова снова попробовала взять штурмом Москву, и опять — провал по той же причине. Нет бы послать все куда подальше и заняться личной жизнью. Но такой вариант ни Иру, ни ее маму совершенно не устраивал. Светлана Яковлевна отправила дочь в Волгоград, к друзьям, которые помогли Ире устроиться опять же в кордебалет. Задача была поставлена правильная: прожив год в центральной полосе, Ира имела все шансы избавиться от акцента.

Ирина: «Мама с первой секунды моей жизни была мне самым близким другом. Рядом с ней мне не приходилось притворяться, что-то скрывать, воровать. Я имею в виду не деньги, понимаете? Сколько себя помню, я жила и живу открыто».

— С собственной дочерью вы общаетесь так же?

Ирина: «Нам труднее это реализовать, потому что Даша много времени проводит не со мной. Но я стараюсь, чтобы у нас были такие же отношения. И мне кажется, что мы с ней друзья…»

Прошел еще год, и Апексимова в третий раз поехала в столицу. В 1989 году она, наконец, поступила в Школу-студию МХАТ, в мастерскую Олега Павловича Табакова. В одной группе с Ириной учился Валерий Николаев, который впоследствии стал ее мужем. Там же она познакомилась с Владимиром Машковым и Евгением Мироновым. Позже они втроем снялись в фильме Дениса Евстигнеева «Лимита». Кстати, все трое не были москвичами, и название фильма, конечно, касалось их тоже.

Лучший курс Олега Павловича Табакова подавал большие надежды. Все работали за себя и «за того парня», все знали, что «Москва слезам не верит» и покорить столицу можно только чем-то очень мощным. Черненькая девушка из Волгограда не была «центром вселенной», она держалась несколько обособленно, защищая себя и свое достоинство от неумелых посягательств студентов абсолютно всех курсов. Она ведь тоже приехала учиться. Действительно учиться, грызть «гранит актерской науки». Она доработалась до того, что однокашники стали просто ее бояться.

— Вас правда боялись еще в Школе-студии или это легенда?

Ирина: «Наверное, боялись. Мужчины смотрели на меня и шарахались. Да и сейчас смотрят и шарахаются. У меня есть близкий друг, несколько лет назад я его попросила: „Объясни мне, пожалуйста: вот сидит женщина — обыкновенная женщина, и вокруг нее вьются много разных мужиков. А я сижу как пень“. Он мне ответил: „А ты посмотри на себя! Когда ты выходишь из машины, даже если у тебя „трясутся поджилки“, ты так хлопаешь дверью, что все уверены — она крутая, у нее все в полном ажуре. Не стоит к ней подходить!“ Видимо, у меня сильная защитная реакция».

— А когда вы начали защищаться?

Ирина: «Думаю, что как только сошла с поезда, приехав в Москву поступать в институт. Это было двадцать лет назад. Конечно, я была счас-тлива, что учусь в Школе-студии МХАТ. Но при всем при этом мне все-таки очень трудно приходилось, это ведь не простое учебное заведение, у нас был сложный курс. Естественно, выработалась стенка защитная, через которую вроде как тяжело пробиться… Иногда ужасно хочется расплыться, расслабиться. Я себе позволяю это крайне редко, но даже тогда люди воспринимают мое состояние как каприз, как выпендреж. Не верят».

— Вас что — много обижали, сильно «били»? Но они же тоже все из провинции — люди, которые вас окружали…

Ирина: «Дело не в провинциаль-ности. Настоящие москвичи иногда более провинциальны, чем люди из далекой глубинки. Тут дело в какой-то ломке личности… Когда твое „я“ начинают ломать на уровне физиологии, корежа определенные „отрос-тки“ тела, тогда одни зажимаются, другим, счастливчикам, удается это преодолеть и пойти дальше, превращая свои недостатки в достоинства. Третьи, как я например, если и не делают недостатки достоинствами, то делают вид, что не воспринимают оскорбления».

— Вы уже тогда «закусили удила», шли к цели — МХАТ, кино, слава?

Ирина: «Ну, я же не могла знать, что буду сниматься. Может, я просто воспитала в себе ощущение, что я сильный человек, что я хочу и могу».

— Вы и пережить способны многое?

Ирина: «Наверное, да. Все-таки при такой легкой и благополучной моей жизни все было достаточно непрос-то. Даже первые годы во МХАТе — когда пришел и успех, и главные роли, дались тяжело».

После института по приглашению Олега Николаевича Ефремова Ира пришла во МХАТ. И сразу — несколько центральных ролей. Ее вводили в спектакли, на нее ставили новые пьесы. Она работала и с самим Олегом Николаевичем, и с Николаем Скориком, Романом Козаком. Ира была для них желанной и долгожданной актрисой. Как-то, лет десять назад, мы собирались снимать для телевидения один из чеховских спектаклей МХАТа, и я приставала к Олегу Николаевичу по поводу занятых там актеров. На фамилии «Апексимова» он долго и недоуменно смотрел на меня, потом поднял худые плечи до уровня ушей, уронил руки на стол, и вся его поза говорила о том, какое это мучение иметь дело с «идиотами». Про Апексимову он сказал очень четко: «Она аристократка. Послушай только, как звучит ее речь!»

Ирония жизни и судьбы. Сколько же лет, усилий, воли понадобилось Ирине Апексимовой, чтобы ее речь назвали аристократической именно в стенах МХАТа, в училище которого она не поступила два раза из-за неправильной речи!

— Я помню, как увидела вас в коридоре театра, вы так высоко себя несли, вся выгнутая такая, на высоченных каблуках. Все были к стене прижаты — шла звезда! В тот момент вас же опять боялись!

Ирина: «Да, боялись, потому что у нас был крепкий тандем с мужем Валерием Николаевым, который мне очень сильно помог. Когда начались совсем тяжелые мхатовские будни, он мне сказал: «Я с тобой рядом, и пусть тебя ничто на свете не пугает».

— А в чем выражались «тяжелые мхатовские будни»?

Ирина: «Были же разные составы спектаклей, другие актрисы, распределения и так далее. Меня часто вводили на роли. Иногда — довольно сложно. К примеру, „Дядя Ваня“, ввод на роль Елены Андреевны. Не все участники спектакля, народные артисты, адекватно восприняли это назначение. Меня вводили два дня, и Валера все время сидел в зале».

— Короче говоря, пришла актриса со стороны и сразу — играть Елену Андреевну, хотя мы тут по двадцать лет сидим, а нам шиш.

Ирина: «Возможно, и такой ход мыслей был».

— А почему из большого количества классных мужиков в училище именно Валерий «встал рядом»? Это сразу случилось или он ухаживал, выхаживал, и сердце девушки сдалось?

Ирина: «Мы с ним два или три года учились на одном курсе и не обращали друг на друга внимания. Я-то точно на него не обращала. Он на тот момент был женат на студентке другого курса. И вдруг, в один миг, все смешалось, нас начали вместе ставить в пару в танцах, в отрывках. И я в одну какую-то секунду увидела Валеру Николаева».

— И сколько лет вы прожили с ним вместе?

Ирина: «Теоретически двенадцать».

— Но вы на самом деле были друг для друга созданы. И я испытала просто шок, узнав, что вы разбежались. За вашим разводом стояла конкретная история или это был бред, который часто дает толчок?

Ирина: «С одной стороны, наверное, бред, потому что мы действительно были не только мужем и женой, но и большими друзьями. Мы с ним смеялись даже, что можем сидеть, думать каждый о своем и отвечать на мысль визави… А с другой стороны, наши отношения, видимо, исчерпали себя. Не было никакого конфликта, ничего, что сейчас пытаются нам приписать. Мы вдруг стали друг другу неинтересны, что ли. Валеру в то время все больше увлекало кино. А я вляпалась в репетиции „Декамерона“, который пытался поставить Роман Вик-тюк. Но денег не было, и все такое…»

— Шел 2000 год, если я не ошибаюсь?

Ирина: «Да. Стало просто грустно, стало не о чем говорить. И мы решили, что не надо дальше продолжать нашу совместную жизнь. Я не понимаю, когда люди живут вместе ради ребенка, ради семьи, а счастья нет. Самое страшное, когда ты не хочешь идти домой. А я поймала в себе это ощущение — что я не хочу идти домой. Думаю, что и Валера чувствовал то же самое, потому что мы стали приходить один позже другого. Тогда и пришел конец».

— Вы расстались нормально? У вас же десятилетняя дочь.

Ирина: «Да, конечно. Валера — любимый папа, Валера — человек, к которому я отношусь с большим уважением и теплотой, и этим все сказано».

В период развода только ленивый не вытер ноги именно об Ирину Апексимову. Почему? Для меня это загадка. Именно она оказалась виновата во всем, именно она не смогла пережить успеха Валеры Николаева в Голливуде. Она туда вроде бы тоже сунулась, но никому была не нужна. И вот из-за профессиональной ревности она решила так жестоко отомстить мужу и забрала у него дочь. Все остальное в этом же духе и еще хуже. Не люблю перемалывать грязь, но в данном случае дорог монолог Ирины. А без вышеизложенного его не понять. Монолог предлагаю прочитать, как говорится, без «купюр».

Ирина: «Мне хотелось кое-кого разорвать собственными руками на куски. В суд подать? Это нереально. Даже если удастся выиграть, это займет столько времени и сил, что жизни жалко. А убить мне хочется! Меня приводят в гнев люди, которых я даже не знаю в лицо, но они позволяют себе оскорблять женщину из-за угла. Это подлость. Почему, с какой стати? Мне тут сказали, что я закрытый человек. Нет, я просто стараюсь защитить свою личную жизнь, жизнь моей дочери и ее отца. Зачем уродовать наши хорошие отношения с Валерой и превращать их в элементарную, дешевую, пошлейшую ситуацию? Мы с ним делали друг друга. Он искренне радовался, когда я стала актрисой МХАТа, играла главные роли. Такое же невероятное счастье было у нас в семье, когда Валера после „Святого“ начал сниматься у Оливера Стоуна. Между нами не происходило банальностей — вот что главное. Может, люди не могут этого простить?»

— Скажите, Ира, а после расставания часть жизни осталась пустой?

Ирина: «У меня вообще был чудовищный год. Мы разошлись с Валерой, в тот же период разгорелся конфликт во МХАТе, и меня оттуда выгнали».

— Как выгнали?

Ирина: «Там начались серьезные разногласия между частью труппы и профсоюзами. Мерзость просто… Артистов поставили перед фактом: „Или закрывайте рот, или с вами не продлевают контракт“. Нас было пять человек, кто решил, что лучше уйти из театра. Так в один день мы остались без работы. А я — и без работы, и без мужа. Это был очень короткий период ощущения беды… Хотя на самом деле это был счастливый период. Началась другая жизнь. Теперь я понимаю — чем тебе хуже, тем сильнее толчок к чему-то новому, прекрасному».

Буквально пару месяцев спустя Ира с подругой пошли на открытие Московского международного кинофестиваля. Билеты они достали в последний момент, каким-то невероятным способом, но все же проникли в зал кинотеатра «Пушкинский». Случилось то, что и должно было случиться. Ира встретила там Алексея, своего нынешнего «бойфренда», как теперь принято говорить. Он не побоялся ее устрашающе независимого вида и просто подошел со словами: «Девушка, можно с вами познакомиться?» Алексей абсолютно далек и от кино, и от театра, он — человек из мира спорта. В тот момент он не знал, на кого «положил глаз».

Ирина: «Он пришел туда с компанией друзей. И мы увидели друг друга…»

— И сразу поняли, что вам надо жить вместе?

Ирина: «Нет, конечно. Он год „нарезал круги“ по Москве, ухаживая за мною, все сужая и сужая прост-ранство. Было это очень трогательно и красиво. Мы живем вместе всего два года».

— И как ваша дочь к нему относится?

Ирина: «Сначала все было непрос-то. Но надо отдать должное Алексею, он старался минимальными порциями, очень тактично, присутствовать в нашем доме — так, чтобы у ребенка не возникало на это никаких отрицательных реакций… Даша, конечно, любит папу и безумно страдает, что мы не вместе. Я чувствую, что она сможет нас понять, только когда повзрослеет».

— Скажите, мужчина, который первым вышел на сцену после премьеры «Веселых ребят», — это Алексей?

Ирина: «С букетом подсолнухов? Тогда — да, именно он».

— Он так переживал за вас весь спектакль! Не знаю, куда было интереснее смотреть — на сцену или на него. Он явно мучился за что-то «свое».

Ирина: «Конечно, ни один мужчина просто так страдать не будет. У него всегда есть конкретный объект: или женщина, или работа, или машина».

— А как появилась идея сделать спектакль «Веселые ребята»?

Ирина: «В принципе случилась совершенно бредовая история. Мы с Алексеем отдыхали в Лондоне и пошли смотреть только что появившийся английский вариант «Notre Dame». Там был такой сумасшедший араб, который пел партию священника! Во-первых, красоты необыкновенной, во-вторых, сексуальны-ы-й, и в-третьих, с красивым тембром голоса. И рыдал весь зал, стоял и выл. Естественно, я попала в общую волну, но у меня была еще и дурацкая реакция — жуткая зависть. Так хотелось тоже чего-нибудь такого, чтобы зал встал и начал рыдать, хотя бы от музыки. В антракте мы с Алексеем пили шампанское, я поделилась с ним моей завистью, и мы стали перебирать, что у нашей публики могло бы вызвать подобный восторг. Что? Искать композитора, который напишет? Я не верю в современных композиторов. Не знаю мелодистов суперкласса. Самая хорошая музыка, музыка «всех времен и народов» — у Исаака Дунаевского. Мы оба признали, что это «однозначно». «Цирк»? Нет, «Цирк» отпал, потому что история негритянского мальчика сейчас имеет несколько другой акцент. И буквально к концу антракта появилось название «Веселые ребята».

— И сколько лет прошло с того памятного вечера?

Ирина: «Больше трех лет».

В конце прошлого года состоялась премьера мюзикла «Веселые ребята», который произвело на свет театральное агентство Иры Апексимовой «Бал Аст». Это уже четвертый проект продюсера Апексимовой. А началось все с любви одного мужчины к одной женщине. Ира рассказывает, что Алексей не мог видеть, как она страдает без сцены. Она ходила просто «черная», а он знал, что должен сделать все, чтобы любимой женщине было хорошо. И спросил ее — на свою беду, конечно, — есть ли пьеса, которую она хочет сыграть. Пьеса была — «Декамерон XXI» Эдварда Радзинского. И случился спектакль, потом еще один — «Кармен», потом еще один — «Дама с камелиями». Ну, а затем уже «Веселые ребята».

— Когда все начиналось, Алексей представлял, сколько стоит спектакль? Сколько его ждет проблем?

Ирина: «Он, конечно, ничего не представлял. Он просто хотел, чтобы я не сошла с ума. Дело даже не в финансовых затратах, он не предполагал, сколько уйдет его сил и нервов. Мы с ним около полугода бегали за Романом Виктюком, потому что только он мог поставить такой спектакль. А потом, представьте — я, ар-тистка, набирала техническую команду, директора, бухгалтера. Это же целое производство! Дальше — больше. Я стала серьезно вникать в процесс, потому что поняла — если я не буду все знать, мы никуда не двинемся».

— Вы поняли, что это — часть вашего личного бизнеса?

Ирина: «Да, сейчас без этой антрепризы моя жизнь уже немыслима. Когда мне предлагают спектакли где-то „на стороне“, я говорю — нет, давайте сделаем у меня».

— Алексей позволил вам почувствовать уверенность в себе?

Ирина: «Конечно. Это спина, мощная спина, ее даже подвинуть трудно. Мне с ним интересно. Он человек другого мира, который интересуется мною так удивительно, так трогательно. Интересуется своим делом и мною. Хорошо, да? И не просто на уровне: „Ах, кто это? Актриса? Налейте ей шампанского!“ Что приятно».

— Конечно, стереотип срабатывает: вот он скидывает шубу, чтобы Актриса прошла по ней до ресторана, дарит ей драгоценности и покупает красивые платья.

Ирина: «А здесь, понимаете ли, вытирает слезы, предлагает носовой платок, думает, чтобы она без работы не свихнулась. Залечивает ей раны».

— Я знаю, что на ваши спектакли критики пишут не самые лучшие рецензии. Как Алексей к ним относится? Читает вслух, обсуждает с вами?

Ирина: «В основном читаю вслух я. Потому что, сколько бы мама и он ни убеждали меня не обращать внимания, я не могу, я всегда очень сильно эти «поносы» переживаю. Из-за каждой гадости реву по полной программе. Алексей мне говорит: «Успокойся, тебе всю жизнь будут завидовать и никогда относиться хорошо не будут. Воспринимай это как должное».

— А почему вам завидуют?

Ирина: «Я много думала об этом, не знаю. Один из моих друзей сказал, что в моей фамилии есть что-то раздражающее. Просто в ее звучании».

— Может, люди видят, что вы независимая и «упакованная», и не предполагают за всем этим ранимую душу?

Ирина: «Вероятно, так оно и есть. Возможно, они видят перед собой стену и пытаются побить ее ногами. Почему бы и нет?»

— А вы не хотите поменять имидж, перестать носить брюки, свитера. Перейти на юбки, блузки, высокие каблуки, вы ведь очень красивая женщина, вам все к лицу. Может, стоит чуть-чуть приоткрыться?

Ирина: «У меня устоявшегося имиджа не существует. По крайней мере я такой целью не задавалась. Я ношу брюки, ботинки и тому подобное только потому, что в этой одежде мне удобно репетировать и бегать, и сидеть, и стоять — все что угодно. Я иногда ношу и каблуки».

— «Иногда» в вашем случае не поможет.

Ирина: «Я в них ничего не смогу делать. Трудно представить, что ты едешь в автобусе на гастроли на каблуках и в «дамском костюме».

— В вашей очень логичной позиции есть хорошая доля фрондерства — «принимайте меня такой, какая я есть». Ради общественного мнения вы не готовы отдать ни пяди своей позиции.

Ирина: «Не вижу, что мне отдавать».

— А что вы можете простить мужчине, а что — нет?

Ирина: «Никогда не смогу прос-тить измену».

— Вы будете разбираться или молча уйдете?

Ирина: «Ни в коем случае не буду разбираться. Тем более не буду разбираться с тем, с кем мне изменили. Мы расстаемся — и все».

— И близкого человека вы сразу об этом предупреждаете?

Ирина: «Да, сразу. Я патологически ревнива, патологически. Мне достаточно увидеть самый невинный разговор с женщиной, и я уже в панике. Сама я веду себя в компании свободно, без комплексов, но чувство „границы“ у меня крайне обостренное».

— Значит, мужчина должен писать вам заявление, что сегодня, по службе, ему надо встретиться с мадам N.

Ирина: «Боже упаси! Видно же, как мужчина относится к женщине. Иногда можно обниматься с тремя одновременно — и ничего, а иногда — достаточно просто посмотреть. Я подобные вещи чувствую кожей. Я мгновенно „вырываю“ иной глаз, иной тембр голоса».

— Скажите мне коротко, почти как стихи, — что осталось в памяти от первого мужчины?

Ирина: «В памяти осталась дочь. Дальше не в стихах, ладно? Однажды Валера сотворил очень красивую историю. Он умел и любил делать необыкновенные поступки. Он жил тогда в Лос-Анджелесе, а мы с Дашей — здесь, в Москве. Приближался ее день рождения, юбилей — пять лет. Я очень готовилась к этому событию, пригласила много друзей. И вот наступило праздничное утро, нас поздравили уже все, из всех одесс и америк позвонили. Не поздравил только собственный папа. Я понимала, что большая разница во времени, но все же он мог бы поставить будильник, позвонить ребенку пораньше».

— Уж обиделись?

Ирина: «Обиделась сильно. Вожусь с чем-то на кухне, сама себя накручиваю, вдруг звонок: «Почему у тебя грязная машина?» Я говорю: «Знаешь что, Валера, пошел ты в задницу с «вашими шутками»! — «Да нет, почему ты все-таки не моешь машину?» — «Кто тебе это сказал?» — «Посмотри в окно». Мы жили тогда на первом этаже… Валера стоял под окнами. С невероятно огромным букетом подсолнухов для меня и Даши. Он прилетел из Лос-Анджелеса, просидел с нами весь день и весь вечер. Когда я утром проснулась, его уже не было. Перемыв всю посуду, он улетел обратно. Это был очень красивый поступок своей «дурацкостью».

— Мужчины приходят, уходят, а подсолнухи остаются. Это ваши любимые цветы?

Ирина: «Не люблю никакие цветы, кроме подсолнухов».

— Вы загоняете мужчин в непрос-тую ситуацию.

Ирина: «Да, я понимаю, что это сложно, достать подсолнухи не каждый может. Но Леша, даже когда я на гастролях в городе Калининграде, умудряется их найти.

— Он вместе с вами туда ездит?

Ирина: «Нет, он каким-то образом с кем-то договаривается, чтобы мне их передали».

— Ну вот так и происходит естественный отбор ваших кавалеров. Почти как принцесса Турандот: «разгадай загадку». А что вы еще любите? Бриллианты, замки?

Ирина: «Нет, я не люблю бриллианты, меха, я равнодушна к навороченным маркам одежды. Я люблю хорошие машины и подсолнухи. Мне можно вообще ничего не дарить, я не настолько кровожадна, правда. Мне нравится, когда мужчина на меня смотрит влюбленными глазами».

— Что «красивое» связано со вторым мужчиной?

Ирина: «Самое главное. Может, он обидится, прочитав эти слова, но он мне подарил название моего агентства и вторую профессию».

— И что же означает непонятное название «Бал Аст»?

Ирина: «А вы прочитайте его как „балласт“. Это идиотская шутка, которая была между нами. В первый вечер нашего знакомства Алексей с друзьями после открытия фестиваля решили пойти поужинать. И один из его приятелей довольно громко спросил: „А этот балласт куда денем? С собой возьмем?“ Он имел в виду меня и подругу. С тех пор кличка „балласт“ к нам привязалась. Когда регистрировали компанию, другого названия в голове и не возникло».

— А вы домовитая девушка, вы готовите завтраки, обеды?

Ирина: «Этим, слава богу, занимается моя мама. Она живет с нами. Сейчас она уехала погостить к брату в Америку, и хозяйством пытаюсь заниматься я. Ну и няня Даши. И у меня это, как ни странно, получается. Видимо, кровь еврейская помнит, как бабушка замечательно готовила».

— Ира, с вами рядом мама, дочь, любящий мужчина, друзья, есть свое агентство, новый спектакль, гастроли. Что вам еще для счастья надо?

Ирина: «Скажу. Например, сыграть Анну Каренину».

— Но вы же ее играли.

Ирина: «Если вы имеете в виду фильм Жан-Люка Годара, то там были только эпизоды-монологи и одна-единственная сцена в костюме, когда Анна бросается под поезд. Фильм назывался „Эти странные русские“, и я даже не знаю, был ли он закончен».

По прихоти непредсказуемого Годара те съемки проходили в экстремальных условиях. Никого из администрации Курского вокзала решили в известность не ставить. Снимали «вживую». Ира стояла с одной стороны рельсов, а оператор с камерой — с другой. Поезд шел, в какой-то момент он закрыл актрису своей массой. «Стоп! Снято!» — волшебные слова в кино. Но только один человек, машинист поезда, чуть не получил инфаркт, увидев хрупкую женщину в двух шагах от путей.

— А страшно было? Ведь могло произойти все что угодно.

Ирина: «Страшно не было. Я актриса. Я играла, главное было это».