Архив

Детектив на диване

Полина Дашкова: «Про любовь сложно писать по-русски»

Ее настоящее имя — Татьяна Поляченко — известно гораздо меньше, чем псевдоним. А вот на улицах ее узнают частенько, причем не только у нас, но и за рубежом, где она издается не менее активно. За те несколько лет, что эта интровертка, любящая копаться в архивах, стала лицом медийным, она успела приобрести массу сторонников и противников. Не обращая внимания на последних, она продолжает закручивать лихие сюжеты своих детективов, которые ей, видимо, гораздо больше по душе, нежели любовные мелодрамы.

26 сентября 2005 04:00
1203
0

Ее настоящее имя — Татьяна Поляченко — известно гораздо меньше, чем псевдоним. А вот на улицах ее узнают частенько, причем не только у нас, но и за рубежом, где она издается не менее активно. За те несколько лет, что эта интровертка, любящая копаться в архивах, стала лицом медийным, она успела приобрести массу сторонников и противников. Не обращая внимания на последних, она продолжает закручивать лихие сюжеты своих детективов, которые ей, видимо, гораздо больше по душе, нежели любовные мелодрамы.



— Татьяна, скажите, а про любовь сложно писать?

— Да. Особенно по-русски. Очень мало написано о счастливой любви российскими писателями и поэтами. Историй трагической страсти гораздо больше. В русской литературе вообще нет традиции любовного романа.

— В детстве, юности вы баловались стихами, которые публиковали позже в журналах «Юность», «Истоки», «Сельская молодежь»… Сейчас страсть к стихосложению ушла?

— Скорее преобразовалась. Впиталась в прозу. Лишь иногда, когда мой герой — рифмоплет и сочиняет какие-нибудь песенки, я выдумываю их за него, вспоминая про этот свой почти что утраченный дар. Но при этом совсем о нем не жалею, потому как проза для меня настолько объемна, что вмещает в себя все и дает грандиозные возможности. Видимо, мышление поменялось, и я забыла о стихах. Но между прочим, когда я их еще писала, в Литературном институте, мой преподаватель Лев Иванович Ошанин сказал, что в будущем я буду очень известным прозаиком. Можно сказать, предрек мне столь счастливую судьбу.

— Говорят, что писатель, тем более популярный, — это железная задница. Вы живете четко по графику и пишете определенное количество страниц в день?

— Ни в коем случае. Более того, я заранее, еще до написания романа, с издательством никогда ни о каких сроках не договариваюсь. Подписываю контракт, только когда текст готов полностью. Я могу один роман писать полгода, год, полтора, два… Временные рамки для сочинительства у меня достаточно размытые.

— Если вас сравнивать с вашими конкурентками…

— У меня нет конкуренток. Я для себя давно определила четкую формулу, что отличает хорошего писателя от плохого: хороший писатель, чувствуя свою индивидуальность, сам для себя является главным конкурентом, для него страшнее всего написать следующий роман хуже предыдущего, тем самым разочаровав читателя. А плохой писатель везде видит соперников, его пугает как раз то, что кто-то напишет лучше него. К счастью, меня не мучают такие бесы, и я с удовольствием читаю хорошо написанные чужие тексты.

— Кого любите из отечественных авторов?

— Людмилу Улицкую.

— А почему вы пишете именно детективы?

— Я не ставлю себе такой конкретной задачи. Мне нравится, когда в сюжете присутствуют динамика, загадка, острые криминальные ситуации, которые, словно лакмусовая бумага, выявляют характеры героев. А уж жанр произведения пусть определяет читатель.

— Идеи для книг подбрасывают средства массовой информации?

— В основном. Иногда что-то рассказывают знакомые… Событие западает в голову, и постепенно фантазия раскручивает сюжетную линию. Например, мой роман «Питомник» — про семейный детский дом, в котором преподаватель организовал центр сатанизма. Это реальная история, о которой не раз рассказывали по телевидению. В основу моего последнего, недавно вышедшего романа «Вечная ночь» также положены реальные события. А сейчас я готовлюсь к написанию романа о детях эмигрантов, которые уехали из России в период Гражданской войны и выросли на чужбине, а позже многие их них уже завербованными шпионами возвращались на Родину.

— Недавно прошел сериал с Настей Волочковой в главной роли, который был сделан по вашему роману «Место под солнцем». Вы довольны экранизацией?

— Это было омерзительно. И дело даже не в самой Волочковой, которая, конечно, никакая не актриса, а просто некий бренд… Сейчас время таких брендов, когда человек собой ничего не представляет, но его старательно навязывают народу. Но с этим сериалом была проблема другого рода: у студии, которой я отдала сценарий, за громадные деньги перекупили права на производство данного сериала специально под Волочкову. И я полностью потеряла возможность влиять на процесс. Мой сюжет перековеркан непонятно зачем, в фильме появляются какие-то дополнительные трупы, все персонажи мужского пола, от бомжа до депутата, влюблены в главную героиню. Получился фарс. Особенно меня потрясли две вещи: по моему сюжету, один из персонажей улетает в Париж, но в фильме он гуляет по Риму, потому как у режиссера там дом. Но странно другое: во-первых, в Риме у авторов море, а во-вторых, уже в следующей серии этот человек стал говорить, что был в Париже.

— Писатели детективного жанра дружат между собой?

— С Донцовой мы приятельствуем, иногда перезваниваемся. Она классная женщина. Сильная, добрая. С Таней Поляковой, с Таней Устиновой мы встречались и симпатизируем друг другу. С Акуниным вместе выступали на Франкфуртской ярмарке, и у нас тоже замечательные отношения. Безусловно, существует ряд писателей, которые относятся ко мне отвратительно, будто я им насолила уже одним фактом своего существования. Помню, Виктор Ерофеев пригласил нас с Донцовой на свое ток-шоу, где устроил нам ужасно неприличное, просто рыночное побоище. Он собрал якобы серьезных писателей, которые кричали нам в лицо, что наши книжки надо все сжечь, потому что мы наводнили Россию криминальным чтивом, которое развращает молодежь. Было очень неприятно.

— Уверена, что вы не раз сталкивались с мнением о том, что книжки в мягких переплетах очень легковесны, население на них подсело и отупляется.

— Это бред полный. Нельзя огульно критиковать всех. Да, согласна, встречаются кошмарные тексты в этих сериях, но есть и достойное качество. И в конце концов, какого рода литературу покупать, это личный выбор каждого. Здесь невозможно ничего навязать, даже реклама в этой области действует очень краткосрочно. Что же касается лично меня, так я, по-моему, единственный в России автор, которого практически никогда не рекламировали. Издательство, видимо, не считало нужным тратиться на подобные акции, когда книги и так продаются.

— Довлатов говорил, что надо «либо жить, либо писать». Как вам эта теория?

— Я всегда пишу. Тут другое. Довлатов же, когда начинал «жить», то уходил в длительные запои, а у меня иная ситуация. Я хорошо соображаю, не пью. Вредную привычку имею всего одну: курю. И даже если я занимаюсь самыми обыденными делами, то все равно размышляю над романом.

— Вы имеете в виду, что работаете даже тогда, когда ходите по магазинам, готовите, убираетесь дома?

— Нет, все это делает домработница.

— Значит, вы избавлены от быта. Но иногда что-нибудь готовите для души?

— Не люблю готовить. С удовольствием делаю лишь одно блюдо: жареные креветки с чесноком. Должна сказать, получается очень вкусно, по крайней мере мужу и дочкам нравится. А вообще, я не слишком хозяйственная, становлюсь таковой исключительно в чрезвычайных ситуациях. Так, дважды в жизни шила шторы, и то только потому, что никак не могла подобрать ничего подходящего и устала от навязчивых тетенек в дорогих интерьерных салонах, активно пытающихся продать тебе свой товар. Но это было сравнительно недавно, а в 1986 году, когда у нас родилась старшая дочь Аня и в магазинах ничего не было, мне пришлось шить и вязать для всей семьи. Это была вынужденная необходимость. В принципе такие вещи мне в тягость. Другое дело — дизайн. Я больше люблю наводить красоту, а не чистоту. Покупать какие-нибудь украшения для дома, переставлять мебель — это приятно.

— Каких-нибудь домашних животных вы держите?

— Я настоящая собачница. Но, когда умерла моя самая первая собака, доберман-пинчер, поклялась себе, что больше никогда не заведу пса, потому как слишком больно их терять. И когда мне потом предлагали взять щенка, я всегда отказывалась, железно. Но однажды увидела на Большой Грузинской рыжего ирландского сеттера, явно он был ничей, а на улице стоял жуткий декабрьский мороз. Тут я поняла, что, наверное, это судьба, и мы его взяли домой. Поначалу еще пытались найти хозяев, потому что пес элитный, но никто так и не откликнулся, и мы его оставили себе, назвали Васей, сейчас ему где-то лет двенадцать.

— Вот интересно, а в детстве какая книга у вас была настольной?

— «Пеппи Длинныйчулок», но не думайте, что я себя ассоциировала с героиней. Мне просто нравилось, что каждый день Пеппи наполнен событиями, что она веселая и с ней всегда интересно.

— Читала, что вы из семьи научных сотрудников…

— Совершенно верно, мой папа был математиком, работал в вычислительном центре Академии наук, а мама сейчас на пенсии. Она по образованию режиссер, 15 лет отдала телевидению, но из-за радиации, которая в те годы в «Останкино» зашкаливала, мама заболела, уволилась, некоторое время посидела дома, а затем устроилась педагогом в интернат для детей-сирот с отставанием в умственном развитии. Она у меня человек очень верующий, сочувствующий, сопереживающий.

— Прежде чем написать свой первый роман, вы работали литературным консультантом в «Сельской молодежи», были заведующей отделом литературы и искусства российско-американского еженедельника «Русский курьер» и даже трудились синхронным переводчиком. Почему первая ваша книжка вышла чуть ли не спустя пятнадцать лет после окончания института? Слышала, что вы начали писать, ощутив, как стремительно и безвозвратно уходит время…

— Так и есть. Плюс еще семейные проблемы довлели. Моя старенькая бабушка очень тяжело болела, и двое маленьких детей были у меня на руках… Но я не от проблем бежала, просто мне было уже 37 лет, я была сформировавшимся человеком и наконец почувствовала, что стала достаточно зрелой для того, чтобы писать прозу. Сейчас или никогда.

— Сегодня, думаю, ваше материальное положение несколько изменилось к лучшему. Вообще это денежная работа — быть писателем?

— Смотря каким писателем. Что касается меня, то я вполне довольна своим сегодняшним уровнем достатка. Мне платят прилично. Но у меня, кстати, и нет каких-то особенных материальных желаний. Вот есть у нас нормальная удобная квартира, мы много путешествуем, и хорошо. Не мечтаю, допустим, о доме за городом, он мне пока не требуется. Хотя если бы я его захотела иметь, то вполне могла бы себе это позволить, но на данный момент мы замечательно обходимся и дачей. Надо сказать, у меня весьма своеобразное отношение к деньгам. Я воспитывалась в советское время в среде интеллигенции, которая довольно презрительно относилась к богачам тех времен. Кто тогда преуспевал в этом смысле? Мясники, торговцы, партийные работники. Это были люди, с которыми мои родители не общались. Отношение к богатству со знаком минус у меня в крови, хотя я отдаю себе отчет, что, возможно, это неправильно. Но тем не менее люди, которые надевают на руку часы стоимостью от 50 тысяч евро и выше, не вызывают моей горячей симпатии. Мне их жалко. Они ведь явно что-то этим понтом компенсируют.

— Поговорим о личном. Вы, видимо, очень верный и домашний человек, раз всю жизнь живете в одном браке, и замуж вышли рано…

— Мы зарегистрировали наши отношения, чтобы от нас все отстали. Мы ведь друг без друга жить не могли, что означало, что надо было жить вместе, семьей… Леша Шишов внезапно ворвался в мою жизнь, когда я собиралась замуж за другого, уже было подано заявление в ЗАГС…

— Чем же он вас пленил?

— Понятия не имею. Впервые я увидела его на втором курсе, когда он перевелся к нам с заочного отделения. Мы сидели в аудитории, на лекции, и я с большим любопытством его разглядывала, сама не понимая почему. Он абсолютно не соответствовал моему типу мужчин. Мне тогда нравились молодые люди постарше (а мы оказались ровесниками, как выяснилось позже), мужественные, с низким голосом… А он был такой мальчик… С голубыми глазами, белокурыми длинными роскошными волосами… А я еще терпеть не могла тогда длинные волосы у мужчин. Но тем не менее он меня притягивал, я удивлялась сама себе, смотрела на него, и что-то внутри щелкало. Это было поразительно… В будущем году будем праздновать серебряную свадьбу.

— Несмотря на то что вы с мужем сокурсники, он не стал писателем, а увлекся съемками документальных фильмов…

— Да, сначала он писал короткие юмористические, лирические рассказики, затем плавно перешел на статьи в газетах, а позже ушел на телевидение. Сейчас работает на ТВЦ, иногда сотрудничает с Первым каналом.

— А как он пережил ваш успех?

— Если бы мой взлет произошел пораньше, в юности, то, кто знает, быть может, и не пережил бы. Но, поскольку к тому времени, как я стала известной, стаж нашей семейной жизни был уже значительным, мы обладали мудростью, да и любовь сохранили. Поэтому никаких катаклизмов не произошло. Более того, именно мужа надо благодарить за то, что я дописала свой самый первый роман. Он на этом настоял, хотя я терзалась сомнениями и жаловалась на усталость.

— Он каким-то образом помогал?

— Только морально. К своему тексту я близко никого не подпускаю.

— У вас две очень симпатичные дочки, расскажите о них.

— Старшей, Ане, 19 лет, и она учится на третьем курсе МГУ на историка. На каникулы мы ее отправляем в Англию, язык совершенствовать. Помимо учебы Аня еще плавает и играет в большой теннис. Младшая, Даша, учится в шестом классе, ей двенадцать лет. Она занимается фортепиано, но особенно любит танцевать, с удовольствием посещает хореографическую студию, где солирует. Очень творческая девушка, хотя актрисой быть не хочет.

— Как вы отдыхаете? В горах, на морских курортах?

— На море я люблю любоваться с пляжа, потому как плавать не умею, несколько раз серьезно тонула и воды боюсь. На горных лыжах катается вся семья, кроме меня. Я же отдаю предпочтение конькам зимой и роликам летом. А когда мне нужно на что-то настроиться, передохнуть, я просто включаю классическую музыку или старый джаз.