Архив

Дан приказ ему на запад

Алексей Михалев & Дмитрий Бритиков: «У нас нет задачи становиться англичанами»

«Передает наш собственный корреспондент» — фраза, которую часто слышишь в новостях. Далее следует пункт назначения: Париж, Нью-Йорк, Брюссель… Как живется и работается людям, которых по долгу службы отправили жить за границу, мы попытались выяснить на примере собственного корреспондента канала «Россия» в Лондоне Алексея Михалева и оператора Дмитрия Бритикова. В столице Великобритании они чувствуют себя уже как дома (Алексей здесь 4 года, Дмитрий — 13 лет), но англичанами становиться не собираются.

10 октября 2005 04:00
4702
0

«Передает наш собственный корреспондент» — фраза, которую часто слышишь в новостях. Далее следует пункт назначения: Париж, Нью-Йорк, Брюссель… Как живется и работается людям, которых по долгу службы отправили жить за границу, мы попытались выяснить на примере собственного корреспондента канала «Россия» в Лондоне Алексея Михалева и оператора Дмитрия Бритикова. В столице Великобритании они чувствуют себя уже как дома (Алексей здесь 4 года, Дмитрий — 13 лет), но англичанами становиться не собираются.

При этом Лондон знают как свои пять пальцев, и «МК-Бульвар» поспевал за репортерами лишь благодаря надежной мобильной связи от МТС.



— Алексей, когда вы впервые приехали сюда, ваши ощущения совпали с тем, что вы ожидали увидеть?

— Честно говоря, у меня не было никаких определенных ожиданий. А вот представления о тех местах, которые я хотел бы увидеть в Лондоне, совпали полностью. Две главные для меня святыни — дом Джона Леннона и студия Abbey Road — не разочаровали. Позже был представлен сэру Полу Маккартни. Мы побывали с Митей на репетиции Маккартни — не забывается такое никогда: человек делает с музыкой все, что хочет. Никаких сомнений в том, что это Моцарт нашего времени — его наследие в музыкальных школах будут изучать. И вот этот небожитель спускается со сцены, начинает знакомиться с людьми, а на мне было строгое английское пальто с шелковым галстуком. Он увидел меня, спрашивает: «Кто этот официальный парень?» Я засмущался, говорю: «Рашн телевизор, мол…» Он: «Ну, пойдем фотографироваться…» Презентовал нам четыре билета на концерт, и мы с Митей и женами были его персональными гостями в VIP-ложе. Потрясающий человек: все про себя понимающий, но при этом тонкий, самоироничный. А вот про ожидания еще надо сказать, что русские писатели беззастенчиво пользовались тем, что публика раньше была невыездной, и всем внушили мысль про лондонский туман. Туманов здесь нет. Лондон, как первый индустриальный город, был сильно загазован. Камины топили углем — здесь был смог. А туман я за четыре года видел только один раз.

— Дмитрий, вы в корпункте вообще старожил. Фамилию вашу в репортажах слышим давно, в лицо увидели впервые. Как вы оказались в Лондоне?

— Началось все с того, что в 1991 году я пришел на российское телевидение. Через год меня послали в Альбервиль работать на Олимпиаде, и мы там жили в одном номере с Сашей Гурновым. Тогда на канале как раз начали создавать корпункты и зашли разговоры, что Саша поедет собкором в Америку. Он предложил: «Поехали со мной?» Я согласился, но выяснилось, что в Америку уже отправили другого журналиста, Юру Ростова. Гурнов пошел, поговорил с Олегом Максимовичем Попцовым, чтобы его отправили в Лондон. А через некоторое время сюда перебрался и я.

— Но корреспонденты с тех пор меняются, вы — остаетесь.

— Наверное, это будет более чем нескромно с моей стороны, но мне кажется, что мои профессиональные и человеческие качества способствуют тому, что корреспонденты, которые оказывались в Лондоне, хотели со мной работать. С другой стороны, может быть, приедет корреспондент, который скажет: «Не буду я работать с Бритиковым, а поеду со своим оператором». Право корреспондента, естественно, важнее.

А.: — Кстати, у нас есть очень забавная вещь, талисман корпункта — розовая надутая свинья, которую надул еще Гурнов. Как ни странно, она до сих пор не сдулась, хранит воздух другой эпохи, и каждый корреспондент, уезжая из Лондона, оставляет на ней свой автограф.

— Ваш самый известный дуэт был, наверное, с Сергеем Брилевым. В конце репортажей очень красиво звучало: «Сергей Брилев и Дмитрий Бритиков».

Д.: — Да, и Сережа всегда это так нараспев произносил с раскатистым «р». С Сережей было расставаться трудно. Он и до того, как ему предложили работу в кадре, уже несколько раз порывался уехать работать в Москву, но я его останавливал. Потом, когда Сергею уже предложили на канале программу, я понял, что отговаривать его бессмысленно.

— И в корпункте появился Алексей Михалев.

А.: — Да, но это произошло далеко не сразу. Когда у канала не осталось корреспондента в Лондоне, Митя месяца четыре работал здесь вообще один. А я к тому моменту покинул Москву и жил в Питере — это был осознанный выбор. Жена моя — коренная ленинградка, и именно здесь родился наш сын. Так вот через какое-то время меня вызвали и сказали, что Сережа уже готовит в Москве свою программу, и мне нужно срочно отправляться в Англию. В короткий срок семья собрала баулы и переместилась в Лондон.

— Супруга, значит, как жена декабриста, последовала за вами?

— Ну, а как же? Дан приказ ему на Запад, слава Богу, что и ей в ту же сторону. Самое большое потрясение в связи с переездом, конечно, было для сына, Николки. Сейчас ему шесть, а когда приехали, было всего два с половиной. Каждый вечер слезы: «Папа, когда мы вернемся в Петербург?» Ну, а сейчас каждый из нас по-своему здесь себя нашел. Николка — наша большая гордость, учится в британской школе и английский знает по некоторым показателям даже лучше, чем его одноклассники-британцы. Вера работает в нашей телекомпании, в службе зарубежного кинопоказа.

— Дмитрий, а ваша семья?

— Моим дочерям, когда мы сюда переехали, было 6 и 12 лет. Сейчас старшая, Ксения, закончила в Англии школу и институт и вот уже три года живет в Москве. В Лондоне она все изучила и теперь считает, что в Москве ей гораздо интереснее. Младшая, Лиза, через год заканчивает здесь среднюю школу. Жена у меня при доме. Иногда у нее выпадает какая-то работа, но постоянного ничего нет. Лида по образованию историк, закончила МГУ.

— Давайте все-таки проясним, как строится работа корпункта. Как вы помогаете нам следить за происходящими здесь событиями?

А.: — Главное, что ведь не только здесь. Мы же много ездим. От Галисии, Западной Испании (помните катастрофу танкера «Престиж»?), до Норвегии, Швеции, Дании, Голландии. Очень часто бываем во Франции, вплоть до Турции, Греции.

Д.: — Нужно постоянно быть наготове, моментально реагировать на какие-то события. Это только кажется, что здесь такая легкая, спокойная жизнь за границей. Никто же не знает повседневности этой работы. Ты можешь сидеть за столом в Лондоне и монтировать сюжет, а через три часа оказаться, например, в Брюсселе.

А.: — Специфика в том, что ты проснулся, спустил ноги с кровати — и уже на работе. Натурально 24 часа в сутки. Где-то шарахнуло — сразу же сорвались и помчались. Сложность в разнице часовых поясов. Потому что в Москве в семь вечера уже «дедлайн», а у нас здесь только четыре часа и Тони Блэр еще не прибыл на пресс-конференцию. Но сюжет с событием ждут, потому что оно должно случиться.

— Я, честно говоря, считала, что если вы собкоры в Лондоне, то освещаете только британские события.

А.: — Телевидение — настолько дорогая игрушка, что, наверное, только телекомпания CNN может позволить себе в Америке иметь корпункты по количеству штатов. Так называемые «дремлющие» корпункты — люди там практически не работают. Зато если что-то шарахнуло, там всегда есть корреспондент и уже не надо никого срочно посылать. Для нас это мечты. Ближайший от нас корпункт канала «Россия» в Брюсселе. То есть, например, Франция — это зона взаимной ответственности. Кто ближе к событию, тот и едет.

— Когда в июле произошли взрывы в лондонском метро, в Москве многие удивлялись, почему в новостях была такая скудная «картинка». Нам объявляли о жертвах и террористах, а в сюжетах были только полицейские, мигалки «скорой помощи» и люди, идущие по улицам.

Д.: — Я могу сказать, что в то же самое время по BBC вообще вся картинка шла только с вертолетов. Потому что они на канале приняли внутренний закон, что никаких «окровавленных ужасов» показывать не будут. Близко журналистов к месту события не подпускали: быстро перекрывали доступ, постепенно оцепляли территорию и вытесняли всех метров за триста. Потом я, правда, видел несколько кадров, снятых вблизи, но все следы крови на них были тщательно заштрихованы.

А.: — Мы, кстати, в это время работали на саммите Большой восьмерки в Эдинбурге, снимали несанкционированные выступления антиглобалистов. Но как только пошли горящие новости из Лондона, прыгнули в самолет и уже через три часа были в столице с прямым включением. Все это время информация действительно поступала очень дозированно. Я согласен с британскими коллегами, которые говорят, что это действительно был способ уберечь народ от ужаса. Потому что иначе — паника, потом — депрессия, как случилось в Нью-Йорке и чего не произошло в Лондоне.

— Возникают ли вообще сложности с разрешением на съемку?

Д.: — Нет. В этом плане Лондон довольно демократичный город. Здесь можно снимать всюду за исключением частной собственности. Например, перед Вестминстерским аббатством есть участок, где заканчивается асфальт и начинается плитка. Так вот, если ты стоишь на плитке — это частная собственность аббатства. А сделаешь полшага на асфальт — тебе никто слова не скажет. То же самое у Виндзорского замка. Я однажды поставил камеру со штативом, чтобы было видно корону с королевским штандартом. Мне говорят: «Сэр, вы не могли бы уйти с частной собственности?» Отошел полметра на асфальт, и больше никто слова не сказал.

А.: — Один раз у нас, правда, был эпизод с королевским конным парадом — его устраивали в честь 50-летия восшествия королевы на престол. Я звоню, представляюсь: «Российское телевидение, хотим к вам попасть…» Девушка по телефону: «Да-да, приходите, но вам будет очень неудобно». Я объясняю: «Да мы там как-нибудь, в сторонке камеру поставим, на одной ноге поснимаем». Приехали. Нас встречает та же девушка и говорит: «Я же вам объяснила, вам здесь будет очень неудобно». Они же очень тактичные, слово «нет» относится к лексике табуированной. Но даже в той ситуации мы добились своего и все равно снимали, что с точки зрения англичан выглядело как трамвайное хамство.

— Сейчас глупый вопрос задам — а живую королеву видели?

А.: — Видели, неоднократно. Прямо вот как вас сейчас. (Смеется.) Она часто бывает на различных мероприятиях. Но интервью у королевы взять невозможно — это запрещено протоколом.

Д.: — Да, и тем более нельзя кричать: «Ваше величество, скажите пару слов».

— Еще каких местных знаменитостей встречали?

А.: — Самое поразительное, что здесь, повстречав на улице известного человека, люди делают вид, что ничего не замечают. Англичане настолько деликатны, что, как говорится, даже если в процессе разговора на голове у собеседника вырастут рога, они сделают вид, что так и должно быть. Мы как-то с Митей возвращались со съемки из Оксфорда, перед нами по дороге ехала очень необычная спортивная машина. Мы все смотрели и не могли понять, что это за модель. Потом видим, она вместе с нами на заправку поворачивает. Открывается дверца — и выходит Роуэн Аткинсон, знаменитый мистер Бин. И мы вместе с ним идем платить. Кассирша с невозмутимым видом пробивает ему чек, и только когда он покидает этот магазинчик, люди переглядываются — мол, вы видели, это он.

— А с господином Березовским не общались?

А.: — Один раз по служебной необходимости. Сиюминутное общение практически ни о чем.

Д.: — Меня, помню, Борис Абрамович спросил два года назад: «Давно вы здесь?» Я говорю: «Да лет десять». Он: «Хорошее место пересидеть». Я: «Кому сидеть хорошо, а кому и работать надо».

— Какие привычки вы сами переняли у англичан, чему научились здесь?

Д.: — Постоянно говорить «sorry». И даже когда ты случайно задел человека на улице, в ответ от него услышишь то же самое. Научился спокойной езде на машине. Одно удовольствие — все спокойно стоят в рядах, никто не снует вправо-влево. Но когда я приезжаю в Москву и начинаю вести себя на дороге так же, я понимаю, что далеко не уеду. Приходится вспоминать старые московские навыки.

А.: — Я, например, и раньше был человеком пунктуальным, а здесь понял, что это даже не просто категория вежливости, а качество, без которого тебя вообще не воспринимают. Потом, уважение к частной жизни. Понятие «privacy» для них свято. Я знаю, что мой сын такую прививку уже получил.

Д.: — Я еще смотрю очень много кулинарных программ и стараюсь реализовывать все полученные знания до прихода гостей. Очень люблю готовить.

А.: — Митя у нас главный повар, а я — подмастерье. Мое самое ценное приобретение — это барбекюшница в саду. Причем огромная, чтобы можно было накормить сразу много гостей. Еще у нас есть индийская «тандури» — там шампуры вставляются вертикально вниз, поэтому нужно снизу подтыкать картошку, чтобы мясо не падало. Число моих фирменных рецептов по приготовлению мяса со временем увеличилось с двух до приблизительно сорока. Но это все в редкие минуты отдыха. Ведь по мнению многих, жизнь лондонского корреспондента протекает исключительно в пабе. Этакая нега с непременным чтением газеты «Таймс» и курением сигары.

— Но, насколько я поняла, англичанами за это время вы все равно не стали и в любое время готовы вернуться на родину?

Д.: — Я русский человек, конечно. Дочки отчасти уже «обангликанились». Особенно младшая, которая сюда в 6 лет приехала. А я — нет.

А.: — Я не знаю ни одного русского, который мог бы стать англичанином. Да и не было у меня такой задачи. Что я, разведчик, что ли? Моя родина — Петербург. И я обязательно туда вернусь.