Архив

Зимняя вишня

Новый год просто создан для того, чтобы начинать новую жизнь

И Светлана Хоркина — самый наглядный пример. Недавно в ее судьбе произошел крутой перелом — она рассталась с большим спортом и стала мамой. Хоркина не афишировала свою беременность и рождение сына, надеясь избежать лишних разговоров. А получилось все наоборот. Чрезмерная скрытность обернулась против нее — за Светой потянулся шлейф слухов, намекающих на тайную двойную жизнь. Как тут не вспомнить чеховскую «Даму с собачкой»? Этот классический образ мы и предложили Светлане — а взамен получили целую галерею провокационных героинь. В Год Собаки олимпийская чемпионка входит во всеоружии.

1 декабря 2005 03:00
1741
0

И Светлана Хоркина — самый наглядный пример. Недавно в ее судьбе произошел крутой перелом — она рассталась с большим спортом и стала мамой. Хоркина не афишировала свою беременность и рождение сына, надеясь избежать лишних разговоров. А получилось все наоборот. Чрезмерная скрытность обернулась против нее — за Светой потянулся шлейф слухов, намекающих на тайную двойную жизнь. Как тут не вспомнить чеховскую «Даму с собачкой»? Этот классический образ мы и предложили Светлане — а взамен получили целую галерею провокационных героинь. В Год Собаки олимпийская чемпионка входит во всеоружии.



Желтая пресса быстро нашла кандидатов на роль отца — актера Левана Учанейшвили и бизнесмена Кирилла Шубского, мужа известной актрисы. Всплыла даже версия, что Леван нарочно изображал счастливого папашу, чтобы отвлечь внимание от папаши реального. Светлане порядком надоело читать небылицы, и в эксклюзивном интервью «Атмосфере» она впервые прокомментировала эти слухи. И рассказала о самом любимом мужчине на свете, которого зовут Святослав.

— Ну, признавайтесь, какого красавца родили?

Светлана: «Любая мать скажет, что ее ребенок самый хорошенький, самый красивый, самый сладкий. Конечно, мой — самый замечательный. Каков он будет, кто же сейчас скажет, даже внешность еще угадать сложно. Глазки все время меняются, волосы — тоже. Рот беззубый, уши торчат. Веселый, заводной. Играть может без устали: я на него дую, например, а он воздух глотает и смехом заливается…»

— Вы знали, кого ждете?

Светлана: «Я знала, что будет мальчик, едва поняв, что беременна. Я ведь очень хотела мальчишку. И когда мне в три месяца подтвердили, что это „он“, я ничуть не удивилась. Маленький родился, а я подумала — как мне повезло: не надо все эти платьица, заколочки, какие-то тапочки „все из себя“ покупать. Одни штаники купил да пару модных рубашек — и бегает он в них».

— Подозреваю, что сегодня у него наверняка уже штаников двадцать-то есть…

Светлана: «Ну, это же я на первых порах так себе представляла. А сейчас думаю — если я захочу еще кого-то родить, то лучше бы девочку. Хотя два брата — тоже здорово!»

— А вы могли бы ради будущей девочки обратиться к специалистам по прогнозированию пола ребенка?

Светлана: «Нет, ни за что. Ведь там же, наверху, сценарий уже весь написан. Что мы придумываем!.. Нет, конечно, всякое бывает: кто-то, уже зная, кого хочет, берет заготовленную замороженную баночку — просто потому, что другого выхода нет… Ой, вон пошла беременная, я им так завидую! Какое хорошее время! Так вот, я когда была на консультации в Америке, меня поразил один момент: сидят напротив две женщины, потом такие радостные выходят с УЗИ, без остановки что-то обсуждают. Мне подружка переводит: им только что сообщили, что у них девочка! Я спрашиваю: у кого из них? А они, оказывается, как это принято говорить, партнеры. Взяли вот этакую баночку, и у них все получилось, все зародилось. И сидят два счастливых человека. И никто их не спрашивает ни про маму, ни про папу! У них все получилось — и это самое главное на свете. Одна гладит своей подруге животик, и обе просто светятся от эмоций».

— Света, а почему вы до последнего момента скрывали, что беременны? Ведь сегодня это модно, беби-бум докатился и до России…

Светлана: «Любой нормальный человек, особенно публичный, имеет право на секреты. И желает, чтобы в его личную жизнь не лезли, — не я здесь первая и не я последняя. Я столько времени уже провела на публике — по-моему, естественно, что мне хочется немного уединения и спокойствия. Тем более когда такое серьезное дело намечается. Да, я всячески скрывала беременность, без конца повторяла, что после ухода из гимнастики многие поправляются, вот и я, мол, килограммы накушала… Мне, конечно, никто не верил. Но, честно говоря, мне было уже все равно — догадывается кто-то или не догадывается. Разумеется, я стала реже появляться на публике, была осень, а дальше, как известно, наступает зима, всякие простудные заболевания — чем меньше общаешься с народом, тем лучше. Я если и выходила куда-то, то только по „своим“ местам. И думала лишь об одном — мне нельзя нервничать, я должна беречь здоровье. Ну, а в мае уехала в Америку. Хотя почему-то тогда в прессе прошла информация, что в Англию. Но это было даже хорошо. Ведь никто не знал, где я нахожусь».

— Что, даже родные?

Светлана: «Нет, родные, конечно, знали. И понимали, почему я не осталась дома — здесь мне не дали бы жить спокойно. Это было одной из основных причин того, что вообще появились мысли об отъезде. Слава Богу, у меня была виза, но мне пришлось ждать, когда визу поставят сестре Юле. Решили так: если ей дают — едем вдвоем. Так мы и уехали — чтобы я была там не одна, а все-таки с родной сестрой. А если говорить о других причинах отъезда… Не хочу обижать нашу медицину, но все-таки западная пока шагает впереди. Хотя я очень благодарна нашим медикам, которые вели меня в Москве до родов и сейчас наблюдают вместе с малышом.

Конечно, очень хотелось, чтобы все прошло хорошо и без осложнений. Все-таки спортивная гимнастика — это травмы, в частности, травмы спины. И у меня, естественно, были проблемы. Вынашивать малыша нужно было предельно осторожно. Хотя до последнего дня я плавала в бассейне, много гуляла, и в баню ходила, и на шпагат садилась…"

— Ну, шпагат — это, пожалуй, уже лишнее…

Светлана: «Его многие делают — естественно, те, кто и раньше делал… Нет, я никого не призываю с животом плюхаться на шпагат безо всякой растяжки. Лучше заниматься йогой, она очень полезна — и беременным, и небеременным…

Словом, я морально и физически готовилась к родам, сняла в Америке апартаменты и жила там с сестрой. Потом так сложилось, что Юле пришлось уехать. Мама дважды ходила целовать порог американского посольства, но ей визу не дали. Видимо, боялись, что мы все там останемся. А чего мне там оставаться? Для меня главное было — чтобы все здоровенькое родилось".

— Гимнасткам, наверное, нелегко рожать — вы все узенькие… Обошлось?

Светлана: «Мне делали кесарево сечение, обезболивающий укол — все я видела, все слышала. Ребенок закричал, его положили мне на грудь, и — все: жизнь на 180 градусов повернулась. Все медали, титулы, все, что я делала до этого момента, — стало таким малозначительным по сравнению с тем крохой, который оказался у меня на руках. Я и сейчас это чувствую: когда он кричит, требует, проявляет характер».

— Вы созрели для материнства, это была запланированная беременность или подсознательно вы еще и искали повод уйти из большого спорта?

Светлана: «В какой-то мере — да, в какой-то — нет. Мне уже очень хотелось ребенка. Я думала: двадцать пять лет, если я еще одного хочу, то надо торопиться — чуть-чуть переждать, а потом второго родить, чтобы до тридцати успеть».

— Господи, почему такие жесткие сроки?

Светлана: «Не знаю, наверное, начиталась всякой литературы. И одновременно, не скрою, были мысли: хорошо, если забеременею, как раз все спортивные концы — в воду. И все наконец закончится. Иначе я бы и сейчас, наверное, из зала не вылезала, честно говорю. Поэтому слава Богу, что мой малыш у меня появился, — во всех отношениях».

— А каково ощущать себя героиней «мыльной оперы»?

Светлана: «Это вы про моего друга Левани Учанейшвили, которому так настойчиво приписывают отцовство ребенка? Да ничего мы с ним не разыгрывали и не придумывали! Он действительно мне очень помогал в Америке вместе со своим братом Ираклием. Я знаю Левани давно — он замечательный человек, хороший актер, добрый и отзывчивый. Я ему очень благодарна. Мне кажется, эта дикая интрига началась с того, что нас вместе сфотографировали. А затем уже наплели все, что в голову пришло. И так описали наш якобы „роман“ — я, честно говоря, смеялась».

— Вы так же смеялись, когда газеты уверенно заявили, что Учанейшвили — отец вашего ребенка?

Светлана: «А тогда мне было уже некогда. Я занималась маленьким».

— Может, проще было сразу сказать: отец — не Левани?

Светлана: «Так интересно же было: до чего еще можно договориться? Есть предел непорядочности или нет?»

— А каково пришлось самому Левани? Как же его репутация?

Светлана: «Да ничего, все в порядке. Пропиарили со страшной силой без его ведома. Поверьте, у него действительно все нормально, он снимается со Стивеном Сигалом, я очень за него рада».

— Такой интерес к вашей жизни подогревал самолюбие?

Светлана: «Нет. Я просто удивлялась: сколько можно? Я уже не звезда гимнастики, уже родила — ну успокойтесь вы все в конце концов. Есть же другие знаменитости: те, которые еще на плаву. Мне, честное слово, было все равно — пусть говорят что хотят. Но вот когда начали перевирать имя моего сына, сочинять, что он родился 4500, хотя я сама вешу-то всего ничего, тут я возмутилась! И даже позвонила в одно издание, чтобы сказать, что имя ему — Святослав, вес — 3500, а рост 50 сантиметров. И уже тогда поняла: за сына — убью… Наверное, то же самое чувствует любая мать».

— Еще что вы поняли за последние месяцы?

Светлана: «Что я спокойна, когда спекулируют только на моем имени. Но если затрагивают друзей, я очень переживаю. Потому что они, получается, расплачиваются за дружбу со мной тем, что их жизнь тоже начинают обсуждать — ничегошеньки не зная, строя все только на глупых догадках».

— А когда вы рожали в клинике, люди вокруг знали, кто вы?

Светлана: «Догадывались, хотя я поступила туда под другим именем».

— Но вы же привыкли находиться в центре внимания — зачем такие предосторожности, когда все уже свершилось? Не всем же интересны сплетни, многие поклонники просто за вас порадовались бы!

Светлана: «Люблю быть на публике, но есть грань, за которую я не пускаю. Мне нравится фотографироваться, сниматься на телевидении, но когда дело касается чего-то глубоко личного — не позволю! Буду так конспирироваться, так охранять свое, что зароюсь, как термит в пушку. А как же иначе? Вот в аэропорту пытались сделать фотографии моего ребенка. „Зачем?“ — спрашиваю. Я, правда, так закутала, залепила его, что ничего, даже носа, не видно было. Ведь ребенок некрещеный. Вот покрещу, придет время — и тогда я с ним выйду, его же не спрячешь, он же не иголка… Я человек верующий, поэтому не допускаю каких-то вещей, которые идут вразрез с верой».

— А кто сидит с вашим малышом? Няня, наверное?

Светлана: «Я сама. И няню я пока брать боюсь. У меня много требований — 45−50 лет, чтобы она была одинока или чтобы у нее все дети уже выросли, чтобы не висела на телефоне и своих внуков не разыскивала, чтобы у нее было образование, а то и два, чтобы она умела водить машину, ну и так далее… Я думаю, таких уже разобрали. Но пока я никуда не выхожу, сижу дома и очень этому рада. Материнство ощущаешь тогда, когда меняешь памперсы, моешь, кормишь, стираешь…»

— Вы — мама по науке или по интуиции?

Светлана: «В Америке — только на интуиции все делала. На третий день вышла из клиники, вернее, убежала. Я не люблю больницы, хотя там все было шикарно — „Сидар Синай“, лучший госпиталь, многие знаменитости там рожали. Причем по цене он вполне доступный, я могла себе это позволить — у нас в Москве и не такие цены встречаются. А за безопасность свою и малыша я вообще готова была отдать все на свете… Что было в палате? Кровать, телевизор, стол, стульчик, душевая, туалет — все как положено. На территории — несколько колец охраны, просто так с малышом не выйдешь. После родов каждые полтора часа мерили температуру и давление, замучили, честно говоря, я даже взмолилась: дайте поспать! Нет, говорят, у нас так положено. Еще я сразу попросила: не надо маленького никуда уносить, пусть он со мной остается. Питание роскошное — что хотела, то и давали. Словом, жаловаться — грех, но все равно как-то… Люди в халатах меня немного напрягают».

— А бессонные ночи?

Светлана: «По-разному бывает: иногда спим хорошо, а иногда — или я смеюсь с ним слишком много, он возбудится, или приснится ему что-то — как мне кажется, из прошлой жизни…»

— Вы в это верите?

Светлана: «Верю».

— И кем он был, как вы думаете?

Светлана: «Не знаю кем, но, надеюсь, хорошим человеком. Я очень долго над именем думала, было три варианта: Вячеслав, Станислав или Святослав. Первые два — это точно Слава, а Святослав… Сомневалась: а как же его коротко называть? Святик? Но все равно — мне так хотелось, чтобы со Светой было связано, со светлым, святым. Ну ладно, думаю, короткое имя уж само придумается».

— Придумалось?

Светлана: «Святик, Манюнечка…»

— Но в жизни-то он все равно Славой будет.

Светлана: «Не знаю. По мне — так лучше, чтобы его всегда полностью называли: Святослав. А там уж дети придумают… Главное, чтобы человеком вырос — это обобщающее понятие. Чтобы сохранил уважение к родным, любовь к матери, чтобы различал, где плохое, а где хорошее, где нужно быть строгим, где милосердным. Чтобы умел делиться — это очень важно».

— А сами вы кем были в прошлой жизни?

Светлана: «Я была мужчиной, и, по-моему, очень властным. Кстати, вижу черты своего характера, которые уже проявляются в Святике, этом крохотном клубочке: требовательность, какая-то ревность, желание быть в центре внимания».

— Ну, а папины черты?

Светлана: «Ох, понимаю, к чему вы ведете… Он хороший человек — это максимум, что я могу сейчас сказать».

— В планах есть соединение с папой или?..

Светлана: «Все возможно в жизни. Все имеет право быть или не быть. Но это только наше дело, остальным подробности знать не обязательно».

— Почему у известных спортсменок в личной жизни все не просто? Взять хотя бы Ирину Роднину, вас, Алину Кабаеву? Это что — спортивная привычка бороться с трудностями?

Светлана: «Никогда за мужчину я бороться не буду. Я могу бороться за жизнь, за здоровье, еще за что-то — но не за мужчину. А в личной жизни — не знаю, у кого как, а у меня все нормально. Просто я не хочу ничего афишировать. И не допущу, чтобы кто-то влезал в нашу жизнь, неважно, с какими намерениями. Да и не это главное… Я всегда стремилась, чтобы в спорте меня одну-единственную запомнили — как такую вот Хоркину. Чтобы ни с кем не сравнивали: она была похожа на ту или другую. И, кажется, мне это удалось. Поэтому я мечтаю, чтобы мой сын тоже сумел стать единственным в своем деле, в своей жизни. Хоркин Святослав».

— Почему Хоркин?

Светлана: «Мне так захотелось, потому что это великая фамилия. Я рада, что продолжила род, тем более говорят же: мальчик — наследник. Не знаю, правда, — чего? У меня черепашка живет, я слышала, они 150 лет мудрость накапливают, — вот ее в наследство Святику и оставлю, чтобы мудрым был…

— Когда-то вы сказали: хочется мужа, дитенка, желательно двоих, ну и, собственно говоря, все.

Светлана: «Собственно говоря, и все. То, о чем я раньше мечтала, то и осталось. Только отношения между мужчиной и женщиной никогда не бывают идеальными — это я поняла. Всегда есть какие-то проблемы. И не у всех бывают мужья. И происходит так по разным причинам. Это нормально, а сейчас и вовсе — в порядке вещей. И ни капельки не пугает».

— А как вы относитесь к гражданскому браку?

Светлана: «Это не брак. И не может считаться браком. Мужем и женой становятся только тогда, когда дают друг другу обещание и расписываются. Да, в гражданском браке, если его принимать, больше свободы, и штамп в паспорте не играет серьезной роли. Но лучше держать ответ перед Богом. Я имею в виду венчание».

— В таком случае, вы не считаете отца Святослава своим гражданским мужем?

Светлана: «Я просто хотела ребенка. Я его себе родила… Вот почему у Маши Шукшиной никто не спрашивает, от кого у нее ребятишки?»

— Спрашивают, наверное.

Светлана: «Но она же не отвечает. Или Ева Польна. Ее спрашивают? Наверное. Но она говорит — секрет, и не мой секрет. И все отстают. А вот меня замучили. В Америке было спокойнее, не так доставали. Меня, правда, поймал там знаменитый журнал PEOPLE и прислал потом по Интернету вопросы. Слишком личные. Я им ответила — не ваше, мол, дело. Кстати, возможно, с них-то все и началось — ответы не получили, информации нет, надо строить догадки, Левани вытягивать на первый план, он же рядом был… А у нас эту волну уже радостно подхватили».

— Но все же, Света, хороших людей много…

Светлана: «Хотите сказать, что есть от кого рожать без дополнительных проблем?»

— Да, и, может быть, стоило подождать мужчину, который назовет вас женой?

Светлана: «А хочу ли я этого?»

— А почему нет? Вас что-то пугает или останавливает?

Светлана: «Не пугает, я просто об этом даже не думала. Ни разу там не была и не знаю — надо ли? Это очень ответственный шаг».

— Играет свою роль привычка к самостоятельной жизни?

Светлана: «Возможно, я ведь с детства сама все решала, уехала от родителей в Москву маленькой совсем. Я, конечно, прислушиваюсь к советам, но никогда ни у кого не иду на поводу. Мне кажется, я знаю себе цену, и цена эта высока, никто не имеет права наложить вето на мои желания. И не потому, что я вознесла себя на пьедестал. Я реальная, простая, уже могу с гордостью сказать — женщина. Которая в жизни многого добилась. Я не брезгую чужим мнением, принимаю как негатив, так и позитив, но, анализируя все, я сама решаю, как мне поступать».

— Малыш чуть подрастет, не шевельнется ли шальная мыслишка вернуться в спорт — обычное дело для чемпионок?

Светлана: «Нет, я окончательно поняла, что возврата туда нет. Но если…»

— Родина-мать позовет…

Светлана: «Родина-мать, надеюсь, не позовет. Хотя… все возможно, я не загадываю. Но мне бы не хотелось тревожить и ломать мою спокойную, нормальную человеческую жизнь. Раньше я была человеком, которому говорят: надо! И я шла и делала. Сейчас мне надо только для себя и для маленького. Все почему-то спрашивают: на что жить собираешься? У меня есть зарплата олимпийской чемпионки, плюс какие-то сбережения, да и без дела я не останусь, так что сына воспитать сумею».

— Вы по-прежнему цените в людях в первую очередь искренность?

Светлана: «Я сама всегда была такой. Играла на публику — случалось, не стану врать. Но больше меня все-таки настоящие эмоции захлестывали. Если рыдала, то рыдала. Смеялась так смеялась. Ругалась — так отчаянно. Да, кстати, тут про меня еще говорят, что я сказки писать начала, как Мадонна. Не пишу я сказок! И читать сыну буду те, которые народ уже давно сочинил. А свои я еще не придумала. Может, время не пришло?»