В России после нашумевших фильмов «Особенности национальной охоты» и «Кукушка» ему предлагают роли иностранцев. В родной Финляндии — исключительно русских разбитных парней. Он везде — чужак, и повсюду — свой. Вилле Хаапасало — самый известный финн, который уверяет, что разгадал загадочную русскую душу.

Эта шутка была придумана еще в советские времена, и, говорят, самим финнам она очень нравилась: «В Питере на конкурсе фоторабот на тему „Финский залив“ победила фотография неизвестного автора — финн стоит на Невском проспекте и пьет водку из горлышка».

Наш герой, имя которого сегодня знает вся Россия, до приезда в Питер подобных анекдотов не слышал. Для него город на Неве ассоциировался исключительно с Достоевским — было жутко интересно, в каком из темных дворов жил Раскольников и какими переулками он крался к квартире несчастной старушки.

Поэтому, наверное, он оказался единственным финном в поезде «Хельсинки-Ленинград», который не лелеял мечту по приезде в Россию выпить водки — побольше и помедленнее — и поближе познакомиться с доступными гостиничными девицами. Вилле Хаапасало ехал поступать в театральный институт. Чтобы изучать великую систему Станиславского, читать русскую классику на языке оригинала и бродить по мрачным улочкам Северной Пальмиры.

Вилле: «На самом деле в России я оказался довольно случайно. Честно-честно. Я собирался поступать в театральный, но не в Питере, а в Лондоне. Основательно подготовился к вступительным экзаменам и уже шел на вокзал покупать билет. Но по дороге встретил приятеля, который, узнав о моих планах покорить актерский олимп, удивился: „А зачем так далеко ехать? Вот совсем рядом в Ленинграде есть театральный институт, туда и поезжай“. Мы позвонили в Питер, в институте нам даже нашли человека, который говорил по-английски. На вопрос, принимают ли на актерский факультет иностранцев, он ответил: без проблем, только все занятия идут на русском. И я так же оптимистично заверил его: ну, это не страшно, выучим русский, какой разговор!»

В кассе, где Вилле попытался купить железнодорожный билет до Ленинграда, у него потребовали какую-то визу. «А зачем, если ехать-то совсем недалеко?» — искренне недоумевал будущий актер. Но поскольку кассирша оставалась непоколебима, пришлось идти в советское консульство. Там на него тоже посмотрели как на сумасшедшего (шутка ли — финн, не знающий ни слова по-русски, собрался поступать в театральное училище), но визу почему-то дали. И Вилле начал паковать чемоданы.

Встречи в бреду и наяву

На экзаменах он уже говорил по-русски. Правда, не понимая ни слова из той тарабарщины, которую вызубрил на слух. Басня, проза, потом стих — все, как и полагается по правилам.

Вилле: «Сам не знаю, как я поступил в ЛГИТМиК (Ленинградский государственный институт театра, музыки икино. — Авт.). Может, как раз из-за незнания русского языка. Наверное, преподаватели мне говорили: уходи, парень, мы тебя не берем. Но поскольку я ничего не понимал, то исправно посещал занятия».

…Вилле продолжает рассказывать про свою учебу, а я только минуту спустя понимаю, что это он так пошутил — про свое поступление в институт. У него вообще своеобразный юмор. Он с таким серьезным видом и так обстоятельно отвечает на каждый вопрос, без малейших эмоций в голосе, что определить, что правда из его рассказов, а что вымысел, не так-то просто.

Вилле: «Моя мечта — сыграть Раскольникова. Я, кстати, с ним однажды познакомился. Это случилось, когда я очень сильно заболел. И вот как-то открываю глаза и вижу: передо мной сидит Родион. Мы с ним часа полтора разговаривали. А перед тем, как уйти, он мне сказал: „Я понимаю, что ты хочешь меня сыграть. Но еще не время, подожди пока немного“. И ушел. А мне было так обидно, что я позабыл спросить — сколько же времени ждать».

Я внутренне напрягаюсь, но, стараясь не обидеть моего собеседника, осторожно так, издалека, задаю вопрос.

— Вилле, эта история — ну, про встречу с Раскольниковым… Вы это серьезно?

Вилле: «Конечно серьезно (секунду спустя, заметив мою вымученную улыбку, он, видимо, решает сжалиться. — Авт.). Нет, я конечно же знаю, что Раскольников давно умер и вообще он — выдуманный персонаж. Но я с ним встречался, правда. Хотя… Может, просто это было в бреду?»

Я вспоминаю бородатый анекдот про Финский залив, и улыбка моя перестает быть вымученной: ясное дело, с чего это вдруг финну в Питере привиделся Раскольников. Но Вилле, не изменившись в лице, невозмутимо отметает все мои подозрения.

Вилле: «Нет, первые полгода учебы я водки даже не пробовал. И пива тоже. Только потом, когда уже подружился со всеми ребятами, мог иногда себе позволить. У нас ведь был интересный курс — я учился вместе с Костей Хабенским, Мишей Пореченковым».

— Да-да, я читала про их доблестную учебу — как сначала одного, а потом и другого чуть не выгнали из института…

Вилле: «Этого я не помню. У меня студенческие годы вспоминаются только в связи с учебой. И даже наши проблемы с милицией были совершенно невинными».

— Да что вы говорите?! Расскажите, что же такое «невинные проблемы с милицией»?

Вилле: «Да нечего особо рассказывать. Мы буквально жили в институте, репетировали и днем, и ночью. Однако в какой-то момент администрация запретила нам оставаться в здании на ночь. Но мы все равно умудрялись ночевать, и поэтому нас постоянно гоняли менты. А мы от них бегали».

— Я смотрю, вы, Вилле, быстро втянулись в бурную советскую действительность: в Финляндии у вас наверняка была спокойная, размеренная жизнь, а тут — и посиделки до утра, и ночные погони…

Вилле: «Во-первых, у меня и в Финляндии всякое бывало. Конечно, не до такой степени, но тем не менее. А во-вторых, в Финляндии полиция вряд ли стала бы прогонять студентов, которые всего лишь хотят учиться. Почему нельзя ночью работать, я не понимаю?»

Бей первым, Вилле

Он тогда многого не понимал в этом странном государстве под названием Советский Союз. С удивлением смотрел на пустые прилавки, с ужасом узнавал про продовольственные карточки («Мне бабушка с дедушкой рассказывали, что в Финляндии тоже такие были — во время войны») и почти стоически терпел постоянные стычки с местной шпаной.

Вилле: «Когда я поступил в институт, только за один год восемнадцать раз попадал в неприятные истории: девять раз меня грабили и еще девять — просто давали по морде».

— За что?

Вилле: «Не знаю, может, у меня на лице написано: я — мирный человек и не буду давать сдачи».

— Что, неужели просто подходили и били?

Вилле: «Да. Даже в институте никто не верил. Я приходил утром и говорил: „Опять вчера ограбили“. Мне отвечали: „Вилле, это невозможно, почему снова ты?“ Но что поделаешь: такое было кошмарное время».

— Не возникало желания все бросить и уехать домой?

Вилле: «Конечно, возникало. Если не ошибаюсь, раза четыре я стоял на вокзале с вещами. Но почему-то так ни разу и не уехал».

Зато за годы учебы Вилле основательно изучил все закоулки Петербурга. Правда, не по своей воле: ему пришлось постоянно кочевать с одной квартиры на другую.

Вилле: «Сначала я, как и все студенты, жил в общаге. Но она находилась очень далеко от института, поэтому в какой-то момент я решил снять квартиру. Не сам, конечно, — мне ребята-питерцы помогали: снимали на свое имя, а потом туда переезжал я. Но хозяева все равно откуда-то узнавали, что в их квартире поселился иностранец, и сразу же поднимали цену ровно в три раза. Приходилось искать новое жилье. Так я близко познакомился с Питером».

Записки сумасшедших

А уж потом Питер, да что там Питер — вся страна познакомилась с Вилле. После премьеры фильма «Особенности национальной охоты» Хаапасало стал всероссийской знаменитостью. В Финляндии до сих пор, представляя Вилле, не забывают добавить: «Ну это тот самый актер, который очень популярен в России».

Вообще-то участие Хаапасало в этой картине не планировалось: согласно первоначальному сценарию, финну, затесавшемуся в дружную компанию алкоголиков, было лет сорок пять. Вилле на момент съемок исполнилось двадцать два. Однако после знакомства с ним режиссер Александр Рогожкин утвердил Хаапасало без проб.

Вилле: «Многое в моей жизни происходило случайно. Я случайно оказался в СССР, случайно снялся в кино, это кино случайно стало известным, и меня случайно начали приглашать в другие проекты».

— А почему вы считаете, что «Особенности национальной охоты» стали популярны случайно? Вам не кажутся смешными шутки в том фильме?

Вилле: «Не в этом дело. Просто его же Рогожкин снимал! А он в то время считался малоизвестным режиссером, который делал „кино не для всех“. И мы — я и мои партнеры, — естественно, думали, что и „Особенности национальной охоты“ тоже пройдут незаметно для широкой публики. Так что особых иллюзий мы не питали. Помню, на сочинском „Кинотавре“ нас даже не хотели пускать в зал на премьеру: мол, а вы кто такие будете? Однако сразу после первого показа началось повальное сумасшествие: мы стали настоящими народными героями. Это было очень неожиданно».

— Но ведь приятно же?

Вилле: «Вот уж не сказал бы! После „Особенностей национальной охоты“ из-за этой всеобщей истерии я вообще ушел из кино. Поначалу думал — навсегда. Оказалось, всего на два года. Когда на меня свалилась эта бешеная популярность — о, я так не люблю этого слова! — я реально испугался».

— Да ладно! Разве не ради такой вот безумной популярности люди идут в актеры?

Вилле: «Лично я — нет. Я ведь все четыре года учебы в институте мечтал о театре, как я буду выходить на сцену… А получилось совсем иначе — ни с того ни с сего, из-за чистой случайности, я вдруг становлюсь знаменитостью. Мне все это показалось таким фальшивым! И я вернулся в Финляндию, решил посвятить себя нашему семейному бизнесу — у меня ведь издавна вся родня занималась изготовлением багетов для картин, это моя вторая профессия. Параллельно я устроился водителем грузовика. Днем делал рамки, ночью перевозил грузы. И был очень счастлив».

А через год Вилле вдруг заскучал. Нет, не по тому ажиотажу, который поднялся вокруг его персоны. Заскучал именно по театральным подмосткам. По новым спектаклям. По русской классике, которую он изучал четыре года подряд…

Вилле: «И тогда я позвонил Вите Бычкову и сказал: „Слушай, давай сделаем спектакль“. Витя тут же собрался, приехал в Финляндию, и через пару месяцев мы с ним выпустили спектакль на двоих — „Записки сумасшедшего“ Гоголя».

— Там же только один персонаж!

Вилле: «В том-то вся и суть! Я играл на финском, Витька — на русском. И было непонятно, кто же на самом деле сумасшедший. Так я вернулся в профессию. Но вернулся уже другим человеком. За то время, что я работал водителем, многое понял: о себе, об актерской доле. Это была мощная переоценка ценностей».

Верная Сайра

Почему-то в этот момент я думаю не о том, как Вилле мучительно искал себя, а о его супруге. Вот представьте себе картинку: жила-была дружная семья, где муж — известный актер с неплохими гонорарами, да и жена — далеко не последний человек в актерском мире (Сайра, между прочим, тоже играла в «Особенностях национальной охоты» — одну из дородных доярок). И вдруг в один прекрасный момент благоверный все бросает и становится водителем грузовика. Что думать бедной женщине?

— Жена поддерживала вас в душевных метаниях?

Вилле: «Я с ней в таких вопросах не советовался. Мы вообще о работе вне работы не говорим. Каждый из нас — единица самостоятельная. Но я не хотел бы говорить о семье — для меня это закрытая тема».

— Я не буду вас долго мучить — так, всего несколько вопросов. Скажите, вы и Сайра познакомились на съемках «Особенностей национальной охоты» или раньше?

Вилле: «Что вы, намного раньше! Мы вместе учились в школе».

— Вот те раз: значит, в Советский Союз вы уехали, бросив бедную девушку в одиночестве?

Вилле: «Почему бросил? Я уехал учиться, но всегда знал, что вернусь к ней обратно. И она тоже знала. А когда я перешел на четвертый курс, она приехала в Питер и поступила в тот же институт — на кукольное отделение».

— А сейчас чем занимается супруга?

Вилле: «Играет в театре — правда, все больше в небольших кочующих труппах. Нет, она не очень известна в Финляндии».

— Зато вы сейчас — фигура заметная. Могли бы уж по-родственному составить супруге протекцию.

Вилле: «Это исключено. Каждый должен пройти свой путь — шаг за шагом, не перепрыгивая через ступеньки. Когда ты медленно идешь к своей цели, то знаешь, как спускаться обратно. А если наверх тебя просто закинули, очень легко упасть».

Над гнездом «Кукушки»

Он вообще-то философ, Вилле Хаапасало. Впрочем, кто еще мог придумать неторопливую историю про финна, русского и девушку саами, оказавшихся втроем в богом забытом местечке и пытающихся как-то жить вместе? Да-да, это я про «Кукушку», задумка которой лежит на совести Вилле и его русского друга Виктора Бычкова.

Вилле: «Нам с Витей очень хотелось найти пьесу, которую мы могли бы играть вдвоем: он — на русском, а я — на финском. Естественно, такой пьесы в природе не существовало, и мы стали ее придумывать. В итоге у нас получилось много разных вариантов, и «Кукушка» была лишь одним из них. А спустя несколько лет мы с Витей, сидя в гостях у Рогожкина, как-то между делом попросили: «Саша, у нас есть одна идея, но нет человека, который написал бы театральную инсценировку по ней. Помоги нам». Рогожкин не слишком обрадовался такой перспективе, лишь протянул: «Ну, я не знаю». А через четыре дня сказал, что все готово: только у него получилась не театральная пьеса, а киносценарий. Конечно, это была уже не та задумка, которую мы ему рассказали: кое-что осталось, но очень много Рогожкин добавил своего. И мы начали снимать «Кукушку».

— Только не говорите, что и на этот раз вы тоже не надеялись на успех картины…

Вилле: «Рассчитывать, что фильм, в котором играют всего три актера, да еще на трех разных языках, станет лидером проката, может только человек с богатой фантазией. Нет, и на этот раз мы искренне верили, что у нас получится такая фестивальная картина, „кино не для всех“. И были вполне довольны этой перспективой. Я думаю, даже продюсеры, вкладывавшие деньги в наш проект, не ожидали подобного успеха».

Говорят, фильм «Кукушка» собираются внести в Книгу рекордов Гиннесса: такого количества наград не было еще ни у одной российской картины. Более сорока призов — это вам не шутки.

— То, что получилось у Рогожкина из вашей затеи, вам понравилось?

Вилле: «Не могу ответить на этот вопрос. Я не видел „Кукушку“ и смотреть не собираюсь».

— Почему?!

Вилле: «У меня такой принцип — не смотреть свои картины. Вот выйду на пенсию и тогда ознакомлюсь со всей фильмотекой сразу. А пока просто боюсь, что не понравлюсь себе на экране и в следующих работах начну себя контролировать. А это — задача режиссера, а не актера».

— Вы действительно философ, Вилле. Тогда ответьте мне: вот иностранцы всегда говорят о загадочной русской душе. Скажите, а вы ее разгадали?

Вилле смотрит на меня несколько секунд и, ничуть не изменившись в лице, очень серьезно — как это умеет только он — отвечает:

«Да вовсе она не загадочная, эта русская душа. Открытая и широкая, но — без ребусов и шарад. Это вы все сами про себя придумали!»