Архив

Ключ от спальни

Разглядывая руку Пабло Пикассо гадалка сказала, что юношу ждет самая обычная судьба

Акушерка со страхом смотрела, как молодая донья Мария, только что родившая сына, постепенно приходит в себя. Вот сейчас она откроет глаза и попросит принести ребенка. Вошел дядя новорожденного, доктор Сальвадор. Он хотел поскорее забрать тело мальчика, чтобы мать не увидела его. Доктор курил толстую сигару и выдохнул дым прямо в неживое лицо. Младенец скривился и заорал. Так мир впервые услышал голос великого художника и великого сластолюбца Пабло Пикассо.

1 марта 2006 03:00
1714
0

Акушерка со страхом смотрела, как молодая донья Мария, только что родившая сына, постепенно приходит в себя. Вот сейчас она откроет глаза и попросит принести ребенка. Вошел дядя новорожденного, доктор Сальвадор. Он хотел поскорее забрать тело мальчика, чтобы мать не увидела его. Доктор курил толстую сигару и выдохнул дым прямо в неживое лицо. Младенец скривился и заорал. Так мир впервые услышал голос великого художника и великого сластолюбца Пабло Пикассо.

П роизошло это в октябре 1881 года в Малаге, в семье преподавателя Хосе Руиса Бласко. Он был художником-любителем, его картины украшали почти все дома в Малаге. Дон Хосе считал, что в нем погиб незаурядный талант, и часто предавался меланхолии. А после того как семилетняя дочь Кончита умерла от дифтерии, и вовсе впал в уныние.

Всем в доме заправляла мать, истинная испанка, выносливая и неунывающая. Маленький Пабло был ее копией. Он терпеть не мог школу. Аттестат мальчик получил лишь благодаря любезности директора колледжа, который был другом дона Хосе. Родители не слишком переживали, что их сын читает и пишет с трудом. Зато как он рисует! Печаль дона Хосе немного развеивалась, когда он давал сыну уроки живописи.

Из Малаги семья переехала в Барселону, где впервые в жизни Пабло выставил на продажу свои картины в скобяной лавке. Он подписывал их фамилией матери — Пикассо, ему так больше нравилось. Покупатели интересовались полотнами, но все испортил болван торговец, сообщив им, что художнику всего четырнадцать лет.

В 1897 году семейство вернулось на лето в Малагу. В модной шляпе, помахивая тростью, Пабло целыми днями фланировал по улицам беспечной походкой щеголя. Его сопровождала первая городская красавица — его кузина Кармен. Родители уже предвкушали свадьбу, но не тут-то было. Осесть в Малаге? Зарыть свой дар в землю? До старости малевать кроликов и пташек для гостиных, как отец? Это не для него.

Однажды на улице Пабло попросил гадалку погадать ему по руке. Та долго разглядывала линии на его ладони и сказала, что юношу ждет самая обычная судьба. Ну нет! Гадалка ошиблась. Всем свойственно ошибаться. Он станет гением. Но для начала он покинет скучную Малагу и Барселону тоже.


Бедность и порок


Скоро у дона Хосе появился повод для гордости — Пабло без труда поступил в Мадридскую королевскую академию Сан-Фернандо. И так же легко бросил учебу. Отцу он объявил, что в академии все пропахло консерватизмом и учиться там нечему. Дядя Сальвадор, до сих пор щедро снабжавший студента деньгами, перестал их высылать. Пабло жил в Мадриде почти впроголодь, но это не мешало молодому художнику с друзьями куролесить по «девочкам». «Я не стал дожидаться разумного возраста, чтобы начать, — вспоминал Пикассо, — если его дожидаться, именно разум может потом помешать». Прогулки по борделям закончились печально — гуляка подхватил нехорошую болезнь. Впрочем, это не отбило у него вкуса к удовольствиям.

В Барселоне он часто бывал в больнице Сента-Креу, где лечили проституток. Здесь работал гинекологом его приятель. Облачив Пабло в белый халат, он позволял ему присутствовать на осмотрах. Пациентки принимали Пикассо за ассистента. А тот отправлялся в расположенное рядом с больницей кафе, доставал блокнот и торопливо набрасывал карандашом то, что больше всего запомнилось, — изможденные лица, скованные болью позы, изъязвленную плоть… А вечером — снова к «девочкам».

Пикассо мечтал о Монмартре — рае нищих художников, единственном месте на земле, где царит абсолютная свобода. Дон Хосе пробовал отговорить сына. Разве нельзя писать здесь, в Испании? Все напрасно. В октябре 1900 года он проводил Пабло на вокзал. Триста франков — вот все, что удалось собрать в дорогу. Перед отъездом девятнадцатилетний художник написал автопортрет. На самом верху картины он вывел черной краской: «Я — король!» Он был уверен, что завоюет Париж своей кистью. А гадалка ошиблась. Теперь он видел это ясно.

Пабло поселился на площади Равиньян в деревянном доме со странным названием «Бато-Лавуар» — «Плавучая прачечная». В этом обветшавшем сарае без света и тепла ютились непризнанные гении — бедные художники и их подруги. «Я очень люблю ключи, — говорил Пикассо на старости лет, — очень важно их иметь». В «Бато-Лавуар» у него не было ни одного ключа. Двери никто не запирал, потому что красть было нечего. А Пикассо хотелось иметь ключи, много ключей, которыми можно закрывать и открывать двери — в собственном доме или даже в домах. На его картинах часто появлялись запертые двери, которые люди безуспешно пытаются отворить.

Как-то ночью сосед Пабло, немецкий художник, покончил с собой, не выдержав наркотической ломки. Перепуганный Пикассо, который недавно пристрастился к курению опиума, тотчас выбросил свою трубку. Он носил костюм механика — синюю спецовку и красную рубашку в белый горошек. Довершали наряд испанские сандалии с веревочными подошвами — жильцы «Бато-Лавуар» стремились одеться почуднее. Единственный на весь дом кран находился в подвале здания — сюда все ходили за водой. У этого крана однажды утром Пикассо встретил девушку с густой каштановой челкой, из-под которой живо смотрели зеленые глаза. Обитатели дома звали ее Великолепной Фернандой. Увидев ее, он забыл, зачем пришел в подвал, и вернулся к себе с пустым кувшином. В другой раз, встретив ее в коридоре, он преградил ей дорогу и предложил зайти к нему в студию. Она зашла и осталась. В тот день он подарил ей маленькое зеркальце в форме сердца.

Заполучив такое сокровище, ревнивый Пикассо обзавелся надежным замком и, уходя, всякий раз запирал любовницу снаружи. Фернанда не возражала. Трудно было найти человека ленивее, чем она. Муза Пикассо могла неделями не выходить на улицу, лежать на диване и глотать бульварные романы. Прошлое Фернанды было темным — говорили, что она сбежала из дома в шестнадцать лет с каким-то скульптором, который потом сошел с ума. И тогда юная беглянка поселилась в «Бато-Лавуар», где зарабатывала на жизнь, позируя художникам. Когда любовникам нечем было заплатить за уголь, они неделями не вылезали из-под груды одеял. Иногда угольщик, которому Фернанда строила глазки, отсыпал им угля даром. Часто по утрам они воровали молоко и круассаны, которые разносчики оставляли у дверей добрых буржуа. Когда есть и вовсе было нечего, кот Фернанды приносил им украденную где-то кровяную колбасу.

Время шло, торговцы картинами стали приобретать полотна Пикассо — их не смущала даже его манера торговаться, держа в руке заряженный револьвер. Он уже мог покупать Фернанде духи по два луидора за флакон и замысловатые шляпки, которые та обожала. Скоро у него появился и ключ — его первый собственный ключ, и они с Фернандой переехали в уютную квартирку на бульваре Клиши. Пикассо с удовольствием принялся обставлять ее — ходил на блошиный рынок, в антикварные лавки. Вместе с Пабло в новую квартиру перебрались три сиамских кота, любимая собака, ручная обезьянка и семейство белых мышей. Только вот Фернанда, много лет разделявшая с Пикассо голод и нужду, оказалась недостаточно хороша для него, когда пришел наконец достаток. Она недолго наслаждалась жизнью в новом доме, где был настоящий рояль, зеркала, служанка и кухарка.


Куколка, дворянка и валькирия


Как-то раз Гертруда Стайн, приятельница художника, застала его за работой — тот писал портрет миниатюрной изящной женщины. Внизу стояла надпись «Моя красавица». Гертруда долго смотрела на картину, после чего заявила высокой и дебелой Фернанде: «Ты не можешь быть „моей красавицей“. Тогда кто же это?» Вскоре Пикассо и Фернанда расстались — легко, без слез и обид. Разлучницей оказалась Ева Гуэль по прозвищу Куколка, подруга одного польского художника. Пабло прожил вместе с ней всего три года. В первую военную зиму Куколки не стало — ее свела в могилу чахотка. После похорон Евы Пикассо некоторое время жил очень уединенно. А весной 1917 года его друг, поэт Жан Кокто, давно сотрудничавший с «Русским балетом» Дягилева, предложил развеяться — создать декорации и костюмы к новому спектаклю прославленной труппы. Балетом Пикассо до того дня не интересовался, но… почему бы и нет? Все равно это лучше, чем предаваться грустным воспоминаниям о Еве. Вдвоем c Кокто они отправились в Рим — там гастролировали эти удивительные русские.

В Риме Пикассо словно ожил. Он писал Гертруде Стайн, что проводит дни, рисуя декорации, а ночами гуляет при луне с танцовщицами. Из Рима он последовал за труппой во Флоренцию, потом в Неаполь. Госпожа Стайн удивлялась: работа давно закончена, зачем художник ездит за «Русским балетом» как привязанный? Все объяснялось просто — Пикассо ездил за балериной. Юная Ольга Хохлова танцевала в кордебалете и утверждала, что она дворянка, дочь генерала. Ее подруги говорили, что насчет отца-генерала она врет. «Но поглядела бы ты на ее гордую осанку, на неприступность поистине аристократическую», — писал Гертруде очарованный Пабло. Он пригласил девушку в свою мастерскую. Она пришла, и оба тотчас почувствовали взаимное притяжение… Выходя от него, Ольга оступилась, упала и подвернула ногу. «Раз по моей вине вы не можете танцевать, я обязан на вас жениться», — сказал Пикассо. Что это — шутка?

Летом 1918 года они обвенчались в русской церкви на улице Дарю. Будучи атеистом, художник пошел на эту жертву ради невесты. Он был в восторге от Ольги. «Я женился на порядочной девушке из хорошей семьи», — писал он Гертруде Стайн. Позже Пабло гордо рассказал ей, что оказался первым мужчиной Ольги. Она берегла себя для него, даже не зная о его существовании! Вращаясь в артистической среде, так трудно сохранить целомудрие, но Ольга сумела…

После свадьбы Хохлова оставила балет. Она начала учить испанский, чтобы разговаривать с мужем на его родном языке. Семья обосновалась в двухэтажной квартире на улице Боэси. Один этаж Пикассо отвел под свою студию, другой был отдан жене. Она превратила его в классический светский салон с уютными канапе, портьерами и зеркалами. Пабло купил машину, нанял шофера, обзавелся дорогими костюмами. Но почему-то завидовал тому, другому Пикассо, который носил когда-то костюм механика и ютился с Фернандой в продуваемом ветрами «Бато-Лавуаре». Ольге были неинтересны друзья мужа, его раздражали ее гости — великосветские бездельники. Скоро Пикассо понял, что они с женой живут не только на разных этажах, но и в разных мирах. Ольге хотелось одного — тихого семейного уюта. Но то, что она называла уютом, он считал рутиной, губящей творчество. Пикассо долго подбирал ключи к Ольге, а она оказалась незапертой дверью. Их умирающие отношения несколько оживило рождение сына Паоло. Художник обожал мальчика, каждый месяц писал его портрет.

Зимой 1927 года на полотнах Пикассо стала появляться некая светловолосая женщина. Конечно, кубистская манера не позволяла «опознать» кого-то конкретно, но Ольга понимала: у Пабло появилась другая. Сама-то она была брюнеткой… Новую музу звали Мария-Тереза Вальтер. Он называл ее валькирией — за светлые волосы, голубые глаза и идеальную фигуру. Они познакомились прямо на улице. «Я хочу писать ваш портрет, я — Пикассо», — сказал он. Его имя не произвело на семнадцатилетнюю девушку никакого впечатления — она ни разу не слышала о нем. Пикассо был очарован. Он взял ее за руку и произнес весьма двусмысленную фразу: «Уверен, вдвоем мы с вами сделаем столько замечательного». Недаром Жан Кокто любил повторять, что Пабло охотно обменял бы свою славу художника на славу Дон Жуана.

На лето Пикассо с семейством перебирался на юг Франции, а для своей валькирии он снимал квартиру неподалеку. Любовники потеряли всякую осторожность. И тогда оскорбленная Ольга ушла от мужа. Пикассо попросил у нее развод, но она отказалась, утверждая, что все еще любит его. Отказ следовал за отказом, и Пикассо временами впадал в ярость. Однажды друзья устроили им встречу в ресторане, надеясь, что супруги помирятся. Но все повторилось — Пикассо бушевал, стуча кулаками по столу, а Ольга как заведенная повторяла, что любит его. В бешенстве художник воскликнул: «Ты любишь меня, как любят кусок курицы, стараясь обглодать его до кости!»


Беспощадная амнезия


Адвокаты Ольги добились ареста нескольких картин Пикассо в качестве залога на ту сумму, которую он должен ей выплатить. С того дня художник возненавидел Ольгу. Половину их огромной двуспальной кровати он застелил старыми газетами. Этот символический жест не помог — Ольга упорно не желала исчезать из его жизни. Даже после развода она преследовала его. Она могла часами идти за ним и его очередной пассией по улице, крича: «Мне надо сообщить тебе что-то очень важное. Ты напрасно делаешь вид, что я не существую, когда я вот она, тут». Однако Пикассо не делал вид. Он и впрямь забыл о ее существовании. «Его способность забывать еще более поразительна, чем его память», — говорили о Пабло друзья.

Мария-Тереза стала его «женщиной по четвергам» — Пикассо приходил к ней лишь один раз в неделю. Осенью 1935-го она подарила ему дочь Майю. Девочку записали как дочь неизвестного отца. Пикассо обещал, что, как только разведется с Ольгой, сразу признает ребенка. Но после развода дочка так и не получила его фамилию. Впрочем, художник согласился… стать ее крестным. Мария-Тереза в отличие от Ольги никогда ничего не требовала от него. Может, поэтому он называл ее лучшей из женщин? И все же спустя некоторое время Пикассо перестал являться к ней по четвергам.

Он все чаще рисовал некую девушку, обладательницу изящных рук с длинными пальцами и ногтями, крашенными ярко-красным лаком. Ее звали Дора Маар. Они познакомились в кафе «Две кубышки» вскоре после рождения Майи. Художник залюбовался ее руками. Дора развлекалась тем, что, положив ладонь на стол, быстро вонзала нож между растопыренными пальцами. Несколько раз она задевала кожу, но, казалось, не замечала крови и не чувствовала боли. Затем она натянула на руки перчатки… Пикассо хранил их у себя до самой смерти.

Дора оказалась профессиональным фотографом. Умная, передовых взглядов девушка имела только один недостаток — была до крайности нервна. Чуть что — разражалась слезами. «Я никогда не мог написать ее улыбающейся, — вспоминал мэтр, — для меня она всегда была плачущей женщиной». Он считал, что слезы делают лицо Доры более выразительным. Когда у нее умерла мать и она пришла к художнику за поддержкой, он тотчас заставил ее позировать.

В годы оккупации Парижа во время Второй мировой Пикассо не переставал писать. На послевоенном Осеннем салоне он выставил небывалое количество холстов. В том числе картину «Интерьер» с обнаженной женской фигурой. Это была двадцатилетняя Франсуаза Жило, новая муза и натурщица.


Любовница ветра


После войны Пикассо подарил Доре домик на юге Франции. Она не догадалась, что подарок этот — прощальный. Однако пожить в новом доме Доре так и не пришлось — после расставания с возлюбленным она на долгие годы стала пациенткой лечебницы для душевнобольных. С Франсуазой, которая годилась ему во внучки, художник познакомился еще во время немецкой оккупации в 1943 году в ресторане «Каталонец». Пикассо присел к ней за столик с большой вазой, полной черешни, и предложил угощаться. Завязался разговор. Выяснилось, что девушка бросила обучение в Сорбонне ради занятий живописью. За это отец выгнал ее из дома, но Франсуаза не унывала. Она стала зарабатывать на жизнь, давая уроки верховой езды. «Такая красивая женщина никак не может быть художницей!» — воскликнул мэтр и пригласил ее к себе… принять ванну. В оккупированном Париже горячая вода была роскошью, и Пикассо являлся одним из немногих счастливых ее обладателей. «Приходите, только если я вам нравлюсь, — добавил он. — Если вам хочется посмотреть мои картины, то лучше загляните в музей». Опытный ловелас попал в точку — девушка была в восторге именно от его творчества. Она не пришла. Когда они встретились во второй раз, он предложил Франсуазе взять у него несколько уроков гравирования. В назначенный час ученица явилась к мэтру с высокой прической и в вечернем платье. «Ты так оделась, чтобы учиться гравированию?» — удивился Пикассо. «Разумеется, нет, — ответила Франсуаза, — но поскольку я совершенно уверена, что вы не собираетесь учить меня этому искусству, то оделась наиболее подобающим образом». — «Неужели ты не могла хотя бы притвориться, что поверила в обман, как обычно поступают женщины? — Пикассо все еще не мог прийти в себя от изумления. — А то я решу, что могу делать все, что захочу». Девушка улыбнулась и предложила ему действовать. Художник возмутился: «Отвратительно! Как можно соблазнить кого-нибудь при таких условиях?»

Вскоре Пикассо увез ее на лето в Воклюз, где они поссорились. Франсуаза пешком ушла из дома, надеясь автостопом добраться до Марселя. По пути ее нагнал Пикассо. «Я знаю, что тебе нужно, — сказал он, — тебе нужен ребенок». Он преклонялся перед материнством. Когда художника, чьи картины были просто напичканы эротикой, спросили, какая женская грудь самая красивая, он ответил: «Та, что дает больше молока».

Франсуаза родила Пикассо сына Клода и дочь Палому. Казалось, он наконец обрел счастье. Чего нельзя было сказать про его подругу. Ее не покидало ощущение, что она предала свое призвание. Франсуаза пробовала заниматься живописью, но не слишком удачно. В 1953 году она ушла от художника, забрав с собой детей и заявив, что не желает провести остаток жизни с историческим памятником. Пикассо не предпринял ни одной попытки вернуть ее, пробормотав лишь: «Вот дерьмо».


Сломанные цветы


Пикассо всегда боялся быть один. В 1954 году он написал портрет женщины в полосатом платье, сидящей на корточках. Новую фаворитку звали Жаклин Рок. Пикассо она напоминала алжирку с картины Делакруа «Алжирские женщины». Мастер женился на своей «звезде сераля» и поселился с ней на вилле «Ла Калифорни» близ Канн. Для Жаклин он был божеством, она называла его «монсеньор» — как епископа. Она годами терпела его капризы, депрессии, мнительность, следила за его диетой. Постепенно Жаклин настолько подчинила себе художника, что почти все решала за него. Сначала она отстранила от него всех его друзей, потом взялась и за родных — Паоло, Майю, Клода и Палому. Ей удалось внушить мужу, что его дети только и ждут его смерти, чтобы получить наследство. Последние годы гения были наполнены злобой и распрями.

Его не стало весной 1973 года. Пикассо обрел покой в городке Вовнарг, в маленькой часовне у подножия горы Сент-Виктуар. Жаклин запретила его детям появляться на похоронах. Она заперлась на вилле, где они вместе прожили столько лет. Страдая от жестокой депрессии, несколько лет она балансировала на грани сумасшествия.

Ольга Хохлова умерла в 1953 году. За год до смерти она случайно встретилась с Пикассо ранним утром на пляже в Ницце. Он не заметил ее, а она проводила его взглядом и не бросилась вслед.

Мария-Тереза покончила с собой спустя четыре года после смерти художника. Паоло спился. Дора Маар так и не вынырнула из омута безумия. Фернанда, Великолепная Фернанда закончила свои дни в бедности. После похорон в ее квартирке обнаружили шкатулку для драгоценностей, в которой ей уже давно было нечего хранить. В ней лежало лишь зеркальце в форме сердца.