Архив

Шаман большого города

«Если я улыбнусь, — иронично предупредил актер во время фотосъемки, — глаза совсем закроются»

«Амаду Мамадаков», — как заклинание повторяла я полдня, чтобы в ответственный момент не заплелся язык. На самом деле можно и не помнить его фамилию, потому что Амаду принадлежит к той категории молодых актеров, которых легко узнать в лицо. Ведь без него не обошлись, кажется, все удачные проекты последнего времени — «Солдаты», «72 метра», «Звезда» и «9 рота». А теперь вот — и «Чингисхан» Сергея Бодрова… Уникальный «послужной список» для парня, который, что называется, спустился с гор. В прямом смысле слова.

1 апреля 2006 04:00
2205
0


«Амаду Мамадаков», — как заклинание повторяла я полдня, чтобы в ответственный момент не заплелся язык. На самом деле можно и не помнить его фамилию, потому что Амаду принадлежит к той категории молодых актеров, которых легко узнать в лицо. Ведь без него не обошлись, кажется, все удачные проекты последнего времени — «Солдаты», «72 метра», «Звезда» и «9 рота». А теперь вот — и «Чингисхан» Сергея Бодрова… Уникальный «послужной список» для парня, который, что называется, спустился с гор. В прямом смысле слова.

Амаду: «Конечно, огромное спасибо, что меня берут на такие картины. Раньше я думал: хоть бы вообще взяли в большой проект. Но аппетит приходит, и у меня разные мысли появляются. Россия многонациональна, и вроде в фильме должен присутствовать кто-то с лицом узбека, калмыка, чукчи… Вот и придумывают таких персонажей! Придумывают и приглашают меня».

— А не надоел ли хронический образ, извините, «чурки нерусского»?

Амаду: «В силу своей профессии понимаешь, что так надо, и соглашаешься. Хотя иногда хочется сказать: „Да что ж такое? Сколько можно?“ Мне недавно звонили с „Фитиля“, спрашивали, о чем бы мне хотелось рассказать, особенно злободневном? Я сразу ответил: о национальной дискриминации в кинематографе! Если режиссер воспринимает азиата заштампованно, я стараюсь с этим бороться. Почему китайцев видят вечно улыбающимися? Можно подумать, что не бывает грустных китайцев!»

— Амаду, на экране вы действительно создали универсальный образ «лица неместной национальности». Кто же вы, интересно, на самом деле?

Амаду: «Я родился в деревне Ело, только сначала все перепутали и в газетах написали, что это бурятская деревня. На самом деле я алтаец. Но люди все равно путают. Съездил в Монголию — все сказали, что я монгол».

— Что означает название вашей деревни?

Амаду: «Ело — это огромная птица. Существует легенда, что когда деревни еще не было, на том месте росло дерево, на котором жила большая птица. Потом люди начали переселяться и срубили дерево. Птица, оставшаяся без дома, улетела…

Из Ело моя семья переехала в деревню Каракаба, которую все в районе называли мужским монастырем. Там почему-то было очень мало женщин. Представляете, в моем классе училось пятнадцать мальчиков и всего две девочки! Поэтому мы с пацанами садились на мотоцикл и отправлялись за девушками в соседние деревни. Понятное дело, местных парней наши дерзкие вылазки не радовали, и иногда случались драки".


Она была Актрисою


— Как продвигается «Чихгисхан», новый проект Сергея Бодрова-старшего?

Амаду: «Полфильма уже отсняли».

— Ну там-то у вас лебединая песня?

Амаду: «Я играю врага Чингисхана, одну из главных ролей, и считаю, что это огромная ступень в карьере. Чингисхана играет японец. Кроме того, на картине заняты монгольские и китайские актеры. Из России — один я. Когда я увидел, какие там артисты задействованы, у меня вообще челюсть отвалилась — одни звезды. Во время первых дублей колотило так, что словами не описать. Я пытался не болтаться под ногами и действовать профессионально. Еще меня поразило, как китайцы работают: там же страшнейшая конкуренция и все суперспециалисты. Например, режиссер захотел изменить ракурс — так, чтобы маленький Чингисхан смотрел на меня снизу вверх. Тут же набежало много людей, которые просто за пять минут соорудили огромный мост. Они работают, как муравьи».

— Как вы попали в этот проект?

Амаду: «Пробы на участие в фильме «Чингисхан» проходили там же, в Китае. Я приехал, и мне дали самую настоящую клячу, чтобы я на ней снимался. Я сразу сказал: «Не-не, разрешите мне самому из табуна выбрать». Китайцы сначала повозмущались, но потом разрешили. Проехался на одной, другой, так поменял я лошадей десять. Японцы поинтересовались, как я определяю, подходящий конь или нет. «А, — говорю я, — у меня дома семь лошадей!» У них лица сразу вытянулись до невозможности. Оказывается, у японцев тот, кто владеет хотя бы одной лошадью, считается безумно богатым человеком. Поэтому, когда я сказал «семь», им стало не по себе.

А лошадь я себе подобрал хорошую! Ее зовут Актрисой. Она спокойно могла лечь, подняться, встать на дыбы. К концу съемок Актриса даже выучила новую команду: при слове «экшн» рвала с места так, что я ее еле удерживал. Чрезвычайно умная лошадь".

— Зачем вам дома столько скакунов?

Амаду: «Лошади мои почти все дикие, только одна приученная. Пасутся сами с табуном в горах. Это ничего страшного, надо только метку ставить. Чтобы все видели, какому клану они принадлежат! У меня, например, метка в форме корыта… Такой уж знак рода. Алтайцы же делятся на рода. Я из рода Кыпчаков».


Таинственные гены


— Чем знаменит ваш род?

Амаду: «Мой прапрадед был огромным человеком, который родился без ног. Ходил он на руках. Даже бегать мог! Когда он собрался жениться, все ему отказали — люди сомневались, что он, инвалид, сможет семью прокормить. Тогда прапрадед вскочил на лошадь и ускакал. Вернулся он через полдня с двумя косулями, взял их за ноги и побросал к порогу любимой девушки. После этого ее отдали за него замуж. Но у нас в семье еще очень долго боялись, как бы опять не родился ребенок без ног».

— Вы тоже хороший охотник?

Амаду: «Я с детства охотник! Сейчас стрелять отвык уже, а раньше косуль добывал неплохо. Сразу после школы я уехал в Москву (в столице Амаду живет уже больше десяти лет — Авт.), а вот 9−10-й классы вспоминаются охотой, безбашенными горными шутками. Играли в апачей — туристов так пугали. Всякое бывало, иногда даже не очень красиво поступали. Понимаете, мы, вольные парни, видели, как приезжают всякие чужаки ягоду на продажу собирать. Наши ведь как: наберут, сколько надо на зиму — и все, а эти — как саранча. Вдобавок пользуются разными автоматическими приспособлениями! Старики очень их набегами возмущены были, мы слушали их и тоже возмущались. А молодым же энергию девать некуда… Однажды идем, смотрим — „Нива“ с неместными номерами, мы рядом костерок развели, колеса на машине прокололи, все их припасы съели и начали ждать. К вечеру они пришли, и мы сказали, чтоб они набранную ягоду оставили и через полчаса были уже за дальним перевалом. Люди проделали все молниеносно и больше в наших краях не появлялись… Не очень-то вежливо, конечно. Но с нашей стороны это было такое мальчишеское негодование».

— Вы выросли в большой семье?

Амаду: «Нас трое детей. Две сестры и я младший. Сестры, Карагыз и Чечек, живут на Алтае. Я их привозил в Москву на лечение. Мама в метро даже зайти не смогла, я ее по городу на машине возил. Под землей она сразу начинала задыхаться, и я боялся, как бы она сознание не потеряла».

— Ваши имена что-то означают?

Амаду: «Конечно. Карагыз — это Черная Девушка, Чечек — Цветок, а Амаду — Мечта».

— Признайтесь, вы наверняка владеете всякими шаманскими штучками…

Амаду: «Есть обрядовые вещи, которые должен знать каждый алтаец. У меня оба деда воевали, и бабушка рассказывала, что алтайцы втайне подшивали в гимнастерку траву арчин. Считается, что она бережет людей. (Помните эпизод в «Звезде», когда Амаду себя травой окуривал? Как раз арчином для большей достоверности образа. — Авт.)

Шаманы на самом деле стараются людям не показываться. Их ищут только тогда, когда беда случается. При советской власти шаманство, конечно, строго преследовалось. Бабушка рассказывала, как однажды решили уничтожить всех шаманов. Их загнали в один двор и сожгли. В живых остался только один, очень обгорел, правда. Когда его спросили, как ему удалось уцелеть, шаман ответил, что от страха он обнял камень, и это его спасло".


Дорогая моя столица


— Самое первое впечатление о Москве каким было?

Амаду: «Пришел в театр имени Пушкина и увидел театральную люстру. Я разинул рот: такой большой фонарь с кучей лампочек для чего нужен? Не помню, какой тогда был спектакль, потому что в мягком кресле я благополучно заснул почти сразу после начала!

И еще помню, что мне было страшно в метро, оттого, что я по-настоящему задыхался. У меня постоянно болела голова. Долго не мог привыкнуть к тому, что на улице надо не разговаривать, а орать друг другу. У нас в горах все очень тихо говорят. И если ты будешь кричать, как в Москве на бульваре, все решат, что ты пьян или взволнован".

— Теперь в полной мере ощущаете себя жителем мегаполиса?

Амаду: «Я полностью урбанизированный человек. Дома выдерживаю максимум две недели. Очень не хватает работы. К интенсивной жизни быстро привыкаешь. Я когда туда приезжаю, мне кажется, что там слишком тихо. И я по привычке «моторю», бегу куда-то, бегу, пока не задумаюсь: «Господи, а чего это я спешу?» А через пару недель, когда уже привыкаешь жить там, возвращаешься в Москву. Выходишь в аэропорту расслабленный, идешь в метро, и тут тебя начинают толкать и так, и эдак! И ты набираешь обороты и опять «моторишь».

— Раньше вы комнату в коммуналке арендовали, а сейчас как-то решили свой квартирный вопрос?

Амаду: «Снимаю квартиру. Собственное жилье здесь для меня пока несбыточная мечта. Москва слишком дорогой город, он „забирает“ деньги. А я не всегда получаю большой гонорар».

— Почему-то вы ничего не рассказываете о своей жене. Она тоже с Алтая?

Амаду: «Нет. Галина наполовину казашка, а наполовину русская. И открою секрет только для вашего издания: недавно у меня родилась дочка.

Имя у нее двойное: Дея, что в переводе с латыни означает Божественная, и Тансул — Утренняя вода по-алтайски".

— Как на вас реагируют на родине сейчас, когда уже пришла популярность?

Амаду: «Почему-то многие думают, что я безумно богатый человек».

— Денег просят?

Амаду: «Даже в Москве просят. Стоят у подъезда люди всякие…»

— Ну, эти у всех просят! А вообще как воспринимают ваши успехи окружающие?

Амаду: «Многие удивляются, что я пользуюсь общественным транспортом. Когда меня спрашивают, почему я езжу на автобусе, отвечаю, что вертолет оставил за углом».

— Домой часто выбираетесь?

Амаду: «Сейчас уже редко. Последний раз в августе ездил студентов набирать. Двадцать алтайских ребят привез учиться в Щепкинское училище. Такой опыт я считаю очень полезным. Потому что там у нас культура не ахти в каком состоянии, и надо что-то делать».

— Как ваши воспитанники адаптируются в столице?

Амаду: «Сложно. Болеют часто. В Москве же воздух другой. Поэтому стараюсь им помогать, достаю лекарства. Они сейчас проходят путь, которым шел я. Мы, первые, когда сюда приехали, совсем дикие были!»

— Много вас было?

Амаду: «Тоже двадцать студентов, а окончили училище одиннадцать».

— О чем мечтает человек по имени Мечта?

Амаду: «Сейчас появляются даже не мечты, а цели. Ты к ней стремишься, достигаешь и уже видишь новую цель у горизонта».

Наверное, у потомственных охотников по-другому и не бывает".