Павел Деревянко человек загадочный и непредсказуемый. Пять лет назад ради роли в фильме малоизвестного режиссера Александра Котта «Ехали два шофера» он отказался от участия в проекте Олега Меньшикова «Кухня». А в прошлом году удивил всех, сыграв главную роль в сериале Павла Лунгина «Дело о мертвых душах» — персонаж получился ну совсем странным: из Башмачкина он плавно превращается в Хлестакова, из Хлестакова — вдруг в Чичикова… У актера напряженный рабочий график. Интервью он назначает прямо на съемочной площадке и просит говорить с ним на «ты».

— Правда, что нынешняя звезда в отрочестве был отъявленным хулиганом?

— Я же вырос в Таганроге и до тринадцати-четырнадцати лет действительно был большим, реальным хулиганом.

— Почему ты с такой интонацией сказал, что вырос в Таганроге: мол, не должно возникать вопросов по поводу твоего хулиганского детства?

— Ну как же?! Раньше говорили: Ростов — папа, Одесса — мама, а Таганрог — сынок. Это жиганский город. Юг, кровь горячая, у молодых парней крыша едет, ну и давай куролесить. Я вырос во дворе, родители рабочие. Да и друзья мои тогдашние — сегодня кто-то сторчался, кто-то только вышел, кто-то опять сел. Словом, варятся в одной каше.

— Видимо, твое жиганское прошлое помогло так реалистично вжиться в роль твоего героя-урки в сериале «Дисбат»?

— Думаю, в большей степени сыграло то, что в этой роли был дух. Не столько зэковский, сколько супербрутальный. В этом образе была большая романтика: украл, поймали, в тюрьму. Вышел, и опять по-новому. Не знаю, но меня эта тема волнует. Волнует как интересный образ.

— В школе тоже любил напакостничать?

— Да не то чтобы напакостить, а похулиганить. Я любил побаловаться. Мерзким не был. Правда, и большие проступки и поступки были.

— А кем ты хотел стать в детстве?

— Да никем я себя не представлял. Мне задавали этот вопрос по окончании восьмого класса, и я ответил, что буду космонавтом. Но я смеялся, шутил. Просто потому, что никем себя не мыслил, но с самого детства понимал, что не смогу жить так, как все. Как мой отец, каждое утро вставать в шесть утра на работу. Зимой и летом одним цветом. Это было не для меня. Я с детства понимал, что так не должно быть и так не будет. Все само собой и разрулилось. После восьмилетки я поступал в медицинское, потом пошел в девятый, но, проучившись полтора месяца, ушел в кулинарный техникум. После трех месяцев учебы меня оттуда выгнали, и пошел я…

— За что тебя выгнали?

— За поведение. Не хотелось делать то, что говорят. От меня хотели большего, чем было нужно. На практических занятиях мы должны были мыть какие-то громадные и вонючие котлы, чистить картошку по шесть-семь часов, такие мозоли на пальцах были — о-го-го! В общем, занимались совсем не тем, чему нас учили на занятиях. А я не любил и не люблю несправедливость.

— Как я понимаю, на этом твои злоключения не закончились?

— Нет, затем была парикмахерская. Но и оттуда меня выгнали. Опять из-за того же — не хотел мириться с несправедливостью. (Смеется.) Затем была вечерняя школа, но через неделю сам оттуда ушел. Получилось устроиться в обычную школу. После девятого класса остался на второй год. Был развращен тунеядством, поэтому ничего не делал. Был момент, когда я взялся за ум, начал учиться, но в этот момент ушел из школы окончательно.

— А как же ГИТИС?

— Никому не говори. В ГИТИС я поступал без документов. Просто купил все корочки. Поступал к Табакову, но сразу на третий курс.

— Давай расставим точки над «i»: ты и в кулинарной школе учился, и парикмахером подвизался. А между тем в твоей официальной биографии — очень гладенько так — написано: мол, Павел Деревянко всегда мечтал об актерской профессии, увлекшись театром еще в тинейджеровском возрасте…

— И это тоже правда! С пятнадцати лет я начал ходить в театральную студию «Лестница», где делал пародии, изображал разных чертиков. В итоге мне предложили сыграть роль Ломова по Антону Павловичу Чехову. Мне это было интересно, поэтому в восемнадцать лет я принял решение — поступить в театральное училище при Таганрогском драматическом театре им. Чехова. Тогда как раз в театре сделали разовый набор — старожилы назвали это: пополнение труппы молодой кровью.

— Это правда, что после того, как тебя приняли в театр, ты практически сразу засобирался в Москву поступать к Табакову… и сразу на третий курс?

— Было, было, было. Но в девятнадцать лет. Я приезжал, поступал, естественно, не поступил и уехал назад в Таганрог. Попросился обратно в театр, меня, как ни странно, приняли. И даже доверили главные роли сразу в двух спектаклях — «Клоп» по Маяковскому и «Смешные жеманницы» по Мольеру. И был даже успех. В театре меня буквально все уговаривали остаться, но мне хотелось только одного — учиться. И я уехал обратно в Москву. На этот раз все получилось — поступил к Хейфецу.

— И чем ты ему так понравился? Говорят, сочинение ты написал на два балла!

— Да, сочинение было просто отвратительное. Это все Наталья Алексеевна Зверева, дай Бог ей здоровья и еще всего, всего, всего. Это она что-то увидела во мне, она настояла. А Хейфец где-то курсе на 4-м поверил в меня. Да и то, возможно, это мне только кажется.

— Я слышал, что тебя смогли определить только на платное отделение. А откуда у тебя, молодого безработного из Таганрога, взялись деньги?

— Старший брат Саша помог, это он деньги заплатил. Сейчас он часто приезжает ко мне в гости.

— У тебя своя квартира в Москве?

— Нет. Я снимаю.

— Ну теперь, наверное, ты уже сам помогаешь своим родным?

— Да. Иногда и родителям, и брату.

— Про твой кинодебют уже ходят легенды: мол, есть один такой сумасшедший, который уже начав репетировать в спектакле у Олега Меньшикова, все бросил и пошел сниматься в какой-то непонятный кинопроект. И этот сумасшедший — Павел Деревянко.

— Я не считаю, что это сумасшествие: в «Кухне» у меня был эпизод, а тут главная роль! Хотя тогда даже сам Олег Евгеньевич меня не понял, ему еще никто не отказывал. Но спустя годы и он признал, что мое решение было правильным.

— Ну и каково оно было — с театральных подмостков, и сразу на главную роль в кино?

— Ну, без травм не обошлось. Я пытался все трюки — а их в фильме было много — делать самостоятельно. Хотя тогда и машину-то не умел водить. Вот однажды чуть не разбился сам. А в другой раз разбил самолет, а еще девочку переехал на грузовике.

— А девочка-то чем провинилась?

— С девочкой странная история произошла. Машину толкали без включенного двигателя, потому что работал плохо. И был кадр, когда массовка должна была расступаться перед самой машиной. На четвертом дубле я на несколько секунд потерял бдительность, а тормоза у авто отвратительные, вот я и задел крылом эту девчушку. Она упала, и грузовик немного наехал на нее колесом. И сразу — как в кино — какая-то баба заорала: «Убили!» Я реально думал, что сойду с ума. У меня шок, вокруг — суета. На самом деле ничего страшного — девка здоровая была. (Хохочет.) Такая, у-у-уф, деревенская, кровь с молоком! Сейчас вспоминать смешно, а тогда ужасно было.

— Проблемы с милицией возникли?

— Уголовное дело не завели только потому, что был выключен мотор. Да и у нее самой — только царапина и синяк.

— Несмотря на главную роль в кинофильме, тебя узнали в народе только тогда, когда ты стал появляться в сериалах. Ты готов сниматься в любых мыльных операх?

— Если интересные роли, то конечно. А «мыло» про этих ментов — не для меня. Со временем начинаешь это понимать. Вот в сериале «Родина ждет» сниматься было очень прикольно. А, например, сериал «Ледниковый период» с Абдуловым… Для меня тот период был просто ужасен. Я не могу играть милиционера, который просто ходит и разговаривает. Я все-таки характерный артист. Тогда было сложно, но сейчас понимаю, что и это тоже опыт.

— Всем прекрасно известны твои мужские киноработы, но я знаю, что ты играл и женщин.

— Это было у Веры Сторожевой, мой персонаж — талантливый художник Шурик, который работает в женской дизайнерской фирме, рисует рекламу. В фирме появляется новая начальница, дает ему заказ, но работы Шурика отклоняет одну за одной. Он не понимает, почему. И чтобы понять ее вкус, он нанимается к ней… домработницей. Для этого мой герой переодевается в женское платье, и… они с начальницей становятся подругами. В общем, все очень смешно.

— И ты легко согласился играть женщину?

— Конечно. Я же никогда раньше женщин не играл, ни разу. Теперь — пожалуйста! Но не могу сказать, что мне понравилось. И больше я этого делать не буду. То есть я попробовал, но больше ни-ни.

— У многих маститых артистов женские роли — их конек…

— Ну уж если это будет какой-нибудь очень острохарактерный вариант. Тогда пойду, конечно.

А вот так — нет. Тяжелая у них жизнь, у баб-с.

— Как избавляешься от волнения перед съемками?

— Расскажу такую историю. Это было на съемках «Ледникового периода». Поначалу у меня с непривычки возникли страхи. Все-таки играть на одной площадке с Абдуловым, Маковецким. Но мы с Маратом Башаровым стали заходить в трейлер — греться. И все прошло.

— Ну, Марат — известный любитель погреться. Горячительными напитками…

— Так и мы не чай с кофе пили. Зато все сразу рассосалось, все стало просто.

— А на театральную сцену до сих пор страшно выходить?

— Конечно. Каждый раз по-новому. Иногда очень волнуюсь. Даже физически плохо становится. Не понимаю, от чего это зависит — настроение, день недели, возраст, давление. Но я стараюсь настроиться. Сосредоточиваюсь — и на сцену. А когда я на сцене, все волнение переходит в какой-то правильный нерв.

— А чем занимаешься перед спектаклем?

— Каждый раз — речевой гимнастикой. Хожу, мычу, жужжу, произношу скороговорки.

— Рассказывают, что актер Деревянко не только любит разыграть коллег, но и с ним самим происходят различные каверзы.

— Я не любитель домашних заготовок, но если что-то живое происходит, какая-то неожиданность на площадке, вот это я люблю! А про себя? В ГИТИСе был дипломный спектакль «Шинель». Весь мир Башмачкина заключался в его столике. Столик опускался на четырех лесках. На столике находились чернильница, игрушка, перья, листы бумаги. И вот одна леска оборвалась, и со стола все упало. Для меня это был огромный шок. Я не мог поверить. Думал: все, конец. Но потом со словами «как же так?» я начал поднимать вещи с пола. Зал сначала молчал, а потом начался хохот. Даже мои партнеры не могли уйти переодеваться, хотели досмотреть, как я вывернусь. В итоге все решили, что это было задумано специально. После этого случая мне совсем ничего не страшно. А на киноплощадке все проще: стоп — и новый дубль.

— Чем обычно занято твое свободное время?

— После того как целый месяц пробыл на Кубе, я заболел путешествиями. Там было так здорово! Мы с друзьями взяли напрокат машину, и — вперед! Получил какое-то одно большое впечатление: люди, бары, море, фрукты, нищета, богатство. Короче, страна контрастов. Теперь я твердо решил, что каждый год буду брать такие долгосрочные отпуска. Минимум на месяц.

— А режиссеры отпустят?

— Теперь я могу выбирать и отказываться от ролей, спектаклей. Главное, чего мне не хочется, — это быть рабом работы! Работа должна быть для удовольствия, но никак не управлять моей жизнью. Поэтому я заранее говорю людям, что хочу в таком-то месяце уехать. Это и есть настоящий отдых, меньше — это выдох, ну пара выдохов. А больше месяца у тебя начинается смещение — по-другому начинаешь воспринимать реальность. А для нашей актерской работы главное — впечатления.

— Живешь в отелях?

— Нет, только в частном секторе. Надо с головой погружаться в другую жизнь.

В этот момент Паша начинает менять рубашку для другой сцены, и я вижу на теле актера большой шрам. Естественно, возникает вопрос: откуда?

— Это я упал в 1989 году с третьего этажа. Хотел пошутить, а в итоге удалили селезенку. Травма была серьезная. Но сейчас уже все в порядке.

— Сейчас передо мной сидит и беседует тихий, скромный Паша Деревянко, а из разговора я понимаю, что ты совсем другой в жизни…

— Я разный. Могу и злым быть. Как любой нормальный человек, в рог кому-нибудь дать. Иногда этого очень даже хочется. Я не тот человек, который будет подставлять другую щеку. Тупость человеческая меня возмущает. За зло нужно наказывать. Нужно давать уроки хороших манер и хорошего тона. Иначе никак не проучишь и не объяснишь, что человек поступает неправильно.

— Можешь и на друзей сорваться?

— Как же я могу на них срываться? Я ими дорожу!

— Твои друзья — это твои коллеги по цеху?

— Нет. Два моих близких друга — это стоматолог и руководитель вьетнамской школы восточных боевых искусств. Кстати, в последнее время я очень увлекся боевым искусством. Это полезно и для физического, и для духовного здоровья: и медитативная практика, и дыхательная. У нас в жизни сложно прогрессировать, а с помощью этой школы у меня получается. Делаю шаги вперед.