Телеведущие, переходя на начальственную должность, работу в кадре чаще всего оставляют. Петр Толстой — редкое исключение из правил. Являясь большим начальником (Петр — заместитель генерального директора Третьего канала), он еще и ведет воскресный аналитический выпуск программы «Время» на Первом. Получается, что праправнук Льва Толстого проводит большую часть жизни в «Останкино». «МК-Бульвар» осмотрел современный рабочий кабинет господина Толстого, а потом переместил телеведущего в старорежимную обстановку. В ретро и в модерне Петр выглядел весьма органично.

— Петр, предложение вести воскресное «Время» с сентября, с одной стороны, для вас стало повышением — все-таки аналитическая программа на госканале. С другой — это ограничивает ваши возможности: вы не можете сказать всего, что хотите, в отличие от эфира на Третьем канале.

— Конечно. На государственном канале — другая система работы, другой зритель, другое понимание подачи информации, нежели на частных каналах, где я работал до этого времени. Но, во-первых, мне никто не мешает вернуться когда-нибудь на частный канал, а во-вторых, мне всегда было интересно поработать на канале с большим охватом и большими возможностями. Все-таки возможности еженедельных «Выводов», которые мы делали на Третьем канале, и возможности воскресного «Времени» — это разные вещи, хотя это никакое не повышение, просто другая работа.

— Вы принадлежите к числу тех немногих телеведущих, которые, заняв должность руководителя, не оставляют работу в кадре.

— На самом деле это сложно совмещать. К тому же часто хорошие журналисты — совсем никудышные менеджеры. И очень хорошие менеджеры — плохие журналисты. Я не считаю себя исключением из правила: иногда у меня что-то получается лучше, что-то хуже. Но у меня нет принципиальных ограничений: если я заместитель гендиректора и главный редактор Третьего канала, значит, должен быть всегда за кадром. Вместе с моим другом и коллегой Андреем Писаревым мы пытаемся сочетать и то и другое. Хотя во всем есть свои приятные стороны и неприятные. А когда имеешь две работы, получается, что и приятности, и неприятности удваиваются. К тому же у меня практически нет выходных. С понедельника по четверг я тружусь на своем канале, а с пятницы по воскресенье готовлю программу для другого. Так что если исключить удовольствие от общения с друзьями и коллегами, то «Останкино» мне, честно говоря, уже сильно поднадоело. (Смеется.)

— А как-то говорили, что очень ленивый человек и ваша мечта — не работать вообще. Факты противоречат этому утверждению.

— Ужасно. И я с этим противоречием живу. Мне правда лень. Тем более когда нужно не только самому работать, но еще и других заставлять. Я в детстве думал, что буду художником или скульптором. То есть буду в такой профессии, которая не требует ежедневного прихода на работу. На самом деле мне моя работа нравится. Но я бы с удовольствием имел пару выходных в неделю, просто чтобы побыть с семьей, дочкой и так далее.

— Так вы же, наверное, еще и дома что-то делаете.

— Ну, это не отменяет базового тезиса о моей лени. (Смеется.) Да, мне нравится отдыхать. Уехать куда-нибудь на пять-десять дней, что сейчас не получается. Ведущие новостей, например, работают неделя через неделю. На свободной неделе человек может отдохнуть, куда-то поехать или просто заняться личными делами. А я, в еженедельном режиме, фактически не могу даже заболеть. При этом специально я свою карьеру так не строил. Тем более никогда не думал о том, что буду работать в программе «Время». У меня эта музыка до сих пор ассоциируется с тем, что в детстве я смотрел «Спокойной ночи, малыши!», а после них звучала эта известная мелодия «Время, вперед!», и родители говорили: «Ну все, иди спать!» И вдруг, когда я оказался «внутри» этой мелодии, у меня возникло ощущение: каким вообще образом меня сюда занесло?

— Вы потомственный аристократ. Наверное, и аристократические привычки у вас имеются?

— Леность, кстати, типично аристократическая привычка. В общем-то, одна из тех, из-за которых аристократия все в России и потеряла. А так… Смотря что под этим понимать. Пить кофе со сливками в халате? Как у любого человека, есть вещи, которые доставляют мне удовольствие, я люблю комфорт. Но не более. Шампанское по утрам я не пью.

— Еще говорят, у вас тяжелый характер.

— Да, это в прапрадедушку, это нормально. А у кого он легкий? Я человек вспыльчивый. Могу кого-то обидеть словом или делом. С другой стороны, другого характера у меня нет. Живу с тем, что дала природа, и стараюсь как-то себя сдерживать.

— Подчиненные боятся начальника в гневе?

— Я, может, и хотел бы, чтобы меня кто-то боялся. Но никто не боится! (Смеется.) У нас, конечно, возникают конфликтные ситуации, это неизбежно. Но все довольно быстро урегулируется.

— А дома строгий начальник с характером, наверное, и сам превращается в подчиненного?

— Ну каким начальником я могу быть дома? Как глава семьи — да. Но я так много времени провожу на работе, что дома просто хочется уже расслабиться и побыть в кругу близких людей. Жалко только, что, когда приезжаю поздно, дочка уже спит, потому что ей утром в детский сад вставать.

— Одну тему мы с вами не сможем обойти.

— Мне советуют говорить сразу: «Льва Толстого знаете? Дальше следите за руками».

— Вы прямой потомок Льва Николаевича — из скольких на сегодняшний день живущих?

— Всего нас, наверное, человек 300. Может быть, 250. У меня в кабинете даже есть «путеводитель» — семейное древо Толстых. У самого же Льва Николаевича было четырнадцать детей. У шести из них были свои дети. Соответственно, во время революции почти все оказались в эмиграции.

— А вы бываете на встречах Толстых, которые проходят в Ясной Поляне?

— Эти встречи начал организовывать мой брат Владимир Толстой, который работает директором в музее-усадьбе «Ясная Поляна». Они проходят раз в четыре года, и туда приглашаются все потомки Льва Николаевича. Вся семья живет в разных странах и на разных континентах, не у всех получается совместить свои свободные дни отпуска, но всегда стараемся проводить эти встречи в начале или конце августа. Когда у большинства есть возможность взять неделю отпуска и прилететь в Россию из Америки, Швеции, Италии, Франции. Основная повестка дня — удовольствие от общения друг с другом. Все друг друга давно знают, все в хороших отношениях, и все это проходит достаточно весело. И хотя люди с разным менталитетом, но все равно романтично, что у всех есть общие бабушки и дедушки.

— По-русски все говорят?

— Не все. Из моего поколения праправнуков мало кто знает русский. Бабушки и дедушки еще все говорили, а детям и внукам, которые постоянно живут и воспитывают там уже своих детей, трудно сохранить язык. Но многие, кстати, учат заново.

— Дома сохранилась какая-нибудь семейная реликвия, принадлежащая вашему роду?

— Да, у меня есть фамильный перстень семьи Толстых, который передается из поколения в поколение старшему в роду по мужской линии. А поскольку сейчас старшим в роду оказался я, то перстень хранится у меня. Я, конечно, мог бы его носить, как носит фамильный перстень Никита Сергеевич Михалков, и гордо вскидывать время от времени руку. Но поскольку я в эфире работаю, мне в эфир с ним выходить неловко. А снимать перед программой и надевать опять… Уж либо носить, либо не носить. Поэтому вы его не видите.

— Петр, а вам в школе по литературе «пятерки» авансом не ставили за родство со Львом Николаевичем?

— Нет, «пятерки» не ставили. Я вам больше скажу: никаких таких ананасов на деревьях родство со Львом Николаевичем никому не принесло. Наоборот. Мне в стройбате узбеки не давали нужного размера солдатского белья, потому что говорили: «Мне твой дедушка школа надоел». А вы говорите, по литературе.

— В стройбат же, кажется, берут самых неблагонадежных…

— Судимых обычно.

— А вы-то как туда попали?

— Я учился на журфаке, а в стране в тот момент была демографическая яма. Видимо, кто-то решил, что в армии не хватает парочки лиц с незаконченным высшим образованием, и меня забрали после первого курса. А в стройбат попал случайно — карточки перепутали. Зато там встретил двоих своих близких и ныне друзей.

— Во французскую спецшколу вас в детстве отдали тоже случайно или чтобы вы получили соответствующее аристократу образование?

— Нет, умысла в этом не было. Просто мы жили в районе, где самой ближней к моему дому и приличной была французская спецшкола, которая находилась на Арбате. Конечно, родители хотели, чтобы я выучил какой-нибудь иностранный язык, и таким образом своего добились, отдав меня туда. Учили там действительно хорошо, и не только французскому. Учителя были замечательные.

— Ваша супруга Дарья, выходя за вас замуж, не раздумывая, взяла фамилию Толстая? Не боялась ответственной принадлежности к роду?

— О-о, нет… Она сомневалась. Дело в том, что жены Толстых всячески претерпевают от потомков Толстых, живя с ними. Потому что и характер тяжелый, и удовольствий никаких особенных нет. А то, что у них фамилия такая… Кто-то ее берет, кто-то нет. У меня, например, мама не брала папину фамилию. Жена на самом деле тоже не очень-то хотела, но я настоял. Мне казалось, что это будет правильно. В целом же, повторюсь, никаких специальных опций эта фамилия никому не добавляет. Наоборот, предъявляет больше. Говорят: «Ну вот, праправнук Льва Толстого, а на пол плюнул. Нехорошо».

— Зато у вашей супруги работа аристократическая — со знанием языков…

— Да, она работает и на бельгийцев, и на французов на совместном франко-немецком телеканале. Работает в Москве, будучи продюсером, который организует им съемки в России. Когда мы начали вместе жить, в начале 90-х, я работал в «Комсомольской правде» и получал гонорар 35 рублей и стипендию 60. Прокормить семью на эти деньги было нельзя. А учитывая, что у нас обоих был язык — и у жены, которая закончила иняз, и у меня, то мы нашли работу, одновременно связанную и с журналистикой, и с языком. Потом я от этого отошел, а она продолжает работать в западной телекомпании.

— Как вы с Дарьей нашли друг друга?

— Знакомство произошло довольно банально, когда Даша перешла учиться в мою школу. То есть познакомились мы в школе, а поженились уже значительно позже.

— По чьим стопам на данный момент пошла ваша 6-летняя дочь Александра?

— Дочь недавно сыграла роль Аленушки в спектакле «Гуси-лебеди». Поэтому, думаю, она переплюнет по всем стопам и маму, и папу. Но, поскольку у нее довольно бурно развивающийся характер, сказать на данный момент, кем она будет, трудно.

— У вашего прапрадедушки было очень много детей. А вы не подумываете о расширении семьи?

— Ну тут уж знаете как… До Льва Николаевича, конечно, не дотянем. Для этого нужно жить в имении, вести другой образ жизни, да и историческая обстановка уже не та. Ну, а больше ограничений на этот счет никаких. Думаю, расширение будет, но специальных расчетов делать не стоит.

— Что с вашим увлечением рыбалкой? Не забросили при плотном рабочем графике?

— Рыбалка — это святое. Во всяком случае, не меньше чем три раза в год я с друзьями обязательно куда-нибудь выезжаю порыбачить, и никакое телевидение этому мешать, конечно, не может и не должно. В рыбалке важен процесс, а не результат.

— Как думаете, гордился бы вами Лев Николаевич Толстой, увидев вас сейчас на экране?

— На телевидении обычно говорят, что титры, которые пускают после программ, — они в основном для дедушек и бабушек, которые видят там имена своих внуков и говорят: «Вот, смотри, а мой-то там телепередачу делает». Я думаю, что Лев Николаевич, будучи моим дедушкой, конечно, смотрел бы программу с удовольствием. Просто из-за того, что я его внук. А вот гордился бы он мною, это уже не мне судить. Этот вопрос оставим открытым.

За помощь в проведении съемки и интерьеры благодарим ресторан «Главпивторг»

(ул. Б. Лубянка, 5).