Алексей Кортнев — человек невероятно энергичный и целеустремленный. Не будь он таким, вряд ли бы успел написать столько песен с группой «Несчастный случай», сыграть во множестве спектаклей и кинофильмов, адаптировать для России несколько всемирно известных мюзиклов. Помимо этого дважды жениться и стать отцом уже троих детей. На таком фоне интервью для «МК-Бульвара» — просто приятная забава.

— Алексей, большинству вы известны как музыкант и актер. Какой род деятельности является для вас основным источником дохода?

— Литературный перевод с английского языка, написание сценариев, работа на различных мероприятиях в качестве конферансье. В материальном плане — это наиболее успешные вещи.

— Вы переводите много или дорого?

— Не столько много — сколько дорого.

— Выходит, как переводчик вы стоите дороже, чем как певец?

— Это так. Переводчиков современной англоязычной поэзии у нас можно по пальцам пересчитать.

— И среди них вы, наверное, единственный, кто является публичной персоной…

— Наверное. Переводчики не на виду, они известны лишь профессионалам. Зато мюзиклы, над которыми я трудился, знают все: «Cats», «Иствикские ведьмы», «Мама Мия»…

— У вас богатый актерский опыт, и при этом нет специального образования. Это не мешает?

— Я не верю в театральное образование. Актерскому ремеслу можно научиться только на сцене, когда разбираешь все свои промахи и ошибки с человеком, мнению которого ты доверяешь. Поскольку подобного опыта у меня предостаточно, то ни о каких официальных дипломах я и не мечтаю.

— В МГУ на мехмате вы тоже не доучились, причем ушли с четвертого курса…

— Это правда. Мое пребывание в стенах механико-математического факультета МГУ к четвертому курсу совершенно обессмыслилось. У меня уже не хватало ни сил, ни времени для того, чтобы разрываться между группой, театром и математикой. Нужно было либо исправлять ситуацию, либо ее разрывать. Я предпочел второе.

— Как ваши родители отнеслись к вашему уходу из МГУ?

— Родители ужасно переживали, для них это была самая настоящая трагедия. В течение 2-х−3-х лет в нашем доме царило скорбное безмолвие. И это продолжалось до тех пор, пока не стало понятно, что я сумел как-то адаптироваться в новом деле. Помню, моя мама очень нервничала, когда находила мои тексты, отпечатанные на машинке. «Это нельзя петь со сцены!» — кричала она. Сейчас я с улыбкой вспоминаю об этом и нахожу, что тексты рок-н-ролльных песенок были абсолютно невинны. А с точки зрения моей мамы там встречались не вполне литературные образы и выражения.

— Но матом со сцены вы вроде бы не ругались…

— Ненормативную лексику мы никогда не допускали. Просто был молодежный язык, сленг. А маму это коробило.

— В свое время вы провели пару месяцев в психиатрической лечебнице в попытке откосить от армии. Врачи легко поверили в ваше безумие?

— Особых проблем не было. По совету старших товарищей я пришел к невропатологу, намекнул ему (по заученному с известной долей артистизма) о попытке суицида, и меня отправили к психиатру. Этого оказалось достаточно, чтобы попасть в палату для буйных… А вообще между Кащенко и МГУ дорога не зарастала никогда, там у нас была своя студенческая поликлиника.

— Читала, что для такого дела вы принимали специальные препараты…

— Господь с вами! Я не употреблял никакие препараты! А вот когда меня положили в палату для буйных, то мне действительно стали колоть галапередол, сульфазин… Тут уж я не мог их не принимать. После первой инъекции ты начинаешь вести себя точно так же, как все окружающие… Мы просто лежали… Когда я вышел из Кащенко, мне выписали белый билет, статью…

— И как вы потом реабилитировались?

— У меня была статья «8 Б» (неврастения в серьезной степени), которая не требовала реабилитации. Она никак не влияла ни на получение водительских прав, ни на получение других документов. Эту статью можно давать любому жителю Москвы прямо сейчас. В столице, на мой взгляд, живут одни неврастеники.

— Вам, наверное, очень не хотелось в армию, если вы согласились провести время в палате буйных?

— Совсем не хотелось. В то время у меня уже было целое производство: ансамбль, несколько спектаклей… И бросить все это ради двух лет в армии было бы глупостью.

— Во время учебы в МГУ вы познакомились с Валдисом Пельшем. Правда, что поначалу вы друг друга невзлюбили?

— Между нами была не вражда, а длительная конкуренция (мы поступали в студенческий театр МГУ в одной группе). Поначалу мы приглядывались друг к другу, а потом, когда начали работать вместе, — подружились. Точнее, я подошел к Валдису и предложил ему вместе со мной петь песни.

— С Пельшем вы просто приятели или друзья?

— Мы настоящие друзья. Наши отношения проверены более чем 20-летней историей. И за эти годы мы не сделали друг другу ни малейшей подлости.

— У кого из вас лучше сложилась карьера?

— В финансовом плане Валдис более благополучен, чем я. Если говорить о сферах деятельности, то я преуспел в театре и кино, а Валдис на ТВ и в шоу-бизнесе. Мы как-то вровень идем.

— Однажды вы признались в том, что являетесь очень завистливым человеком. Кому или чему вы обычно завидуете?

— Как любой другой человек творческой профессии, я периодически завидую чужому успеху, таланту, завидую песням, которые не написал, но которые хотел бы написать…

— Это мучительная зависть?

— Мучительно я завидовал в детстве, лет до 15. Аж до красноты завидовал! А сейчас лишь с горчинкой думаю: «Эх! Вот я уже такой песни не напишу, как этот юноша!»

— Ваши коллеги редко признаются в собственной зависти…

— Я просто привык честно отвечать на вопросы, если они не затрагивают интимных сторон жизни. Но для человека творческой профессии зависть — абсолютно нормальное чувство. Тот, кто говорит, что никогда не завидует, — просто врет.

— А вы любите врать?

— Не люблю. Конечно, иногда приходится, но удовольствия от вранья я не испытываю.

— В одном интервью вы сказали: «Общаясь с друзьями, люблю иногда матом разговаривать, но позволить себе такое при маме я не могу». А как ваша жена к этому относится?

— Поскольку Амина выросла в спортивной среде и продолжает в ней развиваться, то для нее это вполне естественный язык. Насколько мне известно, сначала ее тренеры с ней, а теперь и она со своими воспитанницами периодически разговаривает матерными словами. Российский мат тем хорош, что в малых дозах оказывает такое же влияние, как перец на пищу (делает ее более выразительной, более интересной). А вот уже переперченную котлету есть неприятно. Поэтому мы с Аминой никогда не позволяем себе матерной агрессии. Это просто правила игры. Если у кого-то (как у моих родителей) матерные слова — это табуированная лексика, то хорошо — я принимаю правила такой игры. Любую эмоцию всегда можно высказать, обходясь без матерных слов. У нас же с Аминой правила игры таковы, что некоторое количество этой лексики допустимо.

— Все женщины, с которыми вас связывала судьба, весьма известны. Значит ли это, что другие не соответствуют вашему звездному статусу?

— Действительно, это не случайное совпадение. И дело здесь не в статусе, а во вкусе. Видимо, в женщине меня привлекают те же качества, которые позволяют им стать известными и интересными для многих людей. Но это не значит, что я никогда не увлекался не публичными фигурами.

— Если бы Амина Зарипова не была пятикратной чемпионкой мира по художественной гимнастике, то она была бы вам менее интересна?

— Поначалу публичный статус Амины действительно сыграл свою роль. Это как некая золотая побрякушка, которая привлекает твое внимание. Но потом я уже стал изучать ее как человека, как личноcть. Амина оказалась умной, бесконечно доброй и ласковой женщиной. И поверьте мне, когда я принял решение о женитьбе, то женился я уж точно не на чемпионке, а на женщине, матери моих будущих детей.

— Скажите, а как мужчина определяет, что на этой женщине он женится, а на этой нет?

— А у меня это не сразу произошло, я целый год приглядывался к Амине. Видимо, все дело в ее качествах (таких добрых, уютных, домашних) и в моих возрастных изменениях. Еще 10 лет назад я категорически не хотел жениться, считал свой первый юношеский брак неудачей, даже не предполагал, что довольно скоро опять женюсь.

— Вы долгое время общались с Юлией Рутберг, но так на ней и не женились…

— Ни у нее, ни у меня не возникло желания вступать в брак. У нас была прекрасная совместная жизнь, очень интересная и временами веселая. Но совсем не брачная. Что ни говори, а на одних женщинах хочется жениться, а с другими хочется дружить. Сейчас с Юлей у нас нормальные, ровные отношения. Мы перезваниваемся по поводу совместной работы.

— С Рутберг вы расстались из-за знакомства с Аминой?

— Можно сказать и так. Но к этому моменту у нас уже не было близких отношений, и наша совместная жизнь была прекращена. После знакомства с Аминой нам с Юлей пришлось лишь объясниться, расставить все точки над «i».

— Ваша первая жена — певица Ирина Богушевская. Она вышла второй раз замуж?

— Вышла. Ее мужа зовут Леня, он фотограф, сотрудничает с автомобильными изданиями. Наш с Ирой сын Артем учится в Академии управления на факультете «Менеджмент ТВ и кино», ему 18 лет.

— Второго вашего восьмилетнего сына зовут Никита. Кто его мама?

— Елена Ланская, телеведущая канала «Культура». У нас был гражданский брак.

— Когда Амина была беременна, вам кого больше хотелось: дочь или еще одного сына?

— Дочку, но не сложилось. Моему сыну Арсению уже два года. И поскольку мы с Аминой еще не иссякли, я думаю, что все еще возможно.

Благодарим за помощь в организации съемки ресторан «Клеопатра» и лично Антона Табакова.