Он видит, что я озадачена, и рассказывает такую историю:

— Пришел я на вечеринку по случаю дня рождения фирмы, для которой делал большую работу. Давно со всеми подружился, вот меня и позвали как своего. Отличный ужин, в уголке играет оркестр, цветы, нарядные дамы — красота. Потом начались танцы. Я до них большой охотник, про танго я вообще молчу — все падают, а я еще танцую. Словом, настроение у меня было превосходное. И тут подходит ко мне женщина. Очень, надо тебе сказать, милая, не старше сорока лет. В руках у нее бокал шампанского. Мы чокнулись, я произнес тост за процветание фирмы, и вдруг она говорит:

— Я вам нравлюсь?
— Очень.
— Ну так пойдемте.
— Куда?
— Здесь есть комната, не волнуйтесь, она запирается.
— Какая комната?

И тут она хитро улыбается, хлопает меня по плечу и шепчет на ухо:
— Кончай дурачиться, мне ведь скоро домой надо ехать. Но час у нас с тобой есть.
И до меня дошло. Я стал красный как рак, глаза вылупил и говорю:
— Да что вы, голубушка, я уже стар для вас, боюсь осрамиться.
А она, представь себе, отвечает:
— От тебя ничего и не требуется, я все сама сделаю. Я тебя давно присмотрела. Люблю мужчин с бородой. Не волнуйся, тебе понравится.

И пошла походкой от бедра за своей сумочкой и накидкой. А я встал и был таков. Шел к выходу и боялся, что она меня догонит. Выслушала я историю и говорю:
— А что, если ты — исключение из правил? Мне-то всегда казалось, что каждый мужчина не прочь…

— Ну ты даешь, — ответил он мне. — Конечно, не прочь! Но разве ты не понимаешь, что мужчина — охотник, а женщина — добыча. А если охотник — женщина, значит, земля начала вертеться в обратную сторону, я лично так не играю. Боже, какой был чудный вечер и как она его испакостила…

И все это было рассказано в ресторане, на каждом столике которого стоял рекламный календарь какого-то модного журнала следующего содержания: «Тринадцать способов склеить спутника на вечер, на ночь и на весь отпуск. Ты молода, прекрасна, ты все можешь. Спроси меня как!»

Испорченные самки

Тот, кто читал описание царства бабочек в романе Набокова «Дар», кто помнит, как изощренно природа ваяла самцов, чтобы привлечь внимание легкокрылых самок, тот, кто сумел оценить потрясающий смысл этого описания, состоящий в том, что природа, создавая самца, превзошла любого, самого невероятного, гениального художника или скульптора, так вот — кто это прочел, уже никогда не усомнится в совершенстве природы и запомнит, что переиначить ее по своему усмотрению не удалось еще ни одному смертному.
Ни индусы, создавшие «Камасутру», ни римляне, которые не догадывались, что их величайшая империя погибнет от того, что разврат перестанет скрываться и будет почитаться нормой, образцом, — никто не сумел усовершенствовать замысел природы, замысел богов, который состоит в том, что самец должен найти, выбрать самку и владеть ею.

Вы не в силах вообразить, как захватывающе можно описать сексуальное поведение стрекоз: «Как только образуется тандем двух стрекоз, самка, если она готова ответить на заигрывания „поклонника“, изгибает кончик брюшка так, чтобы ее половое отверстие соприкоснулось с пенисом самца. Теперь пара образует фигуру, похожую на сердечко». Ну вот, сначала он преследует ее, а уж потом возникает фигура, похожая на сердечко.

Теперь объясните мне, зачем женщины, которые так долго и мучительно боролись за свободу и равенство полов, решили стать мужчинами?

Смена ролей

Догадываюсь, что прорыв произошел не тогда, когда Надежда Дурова переоделась гусаром, и не тогда, когда Аврора Дюдеван надела сюртук и стала печатать романы под мужским псевдонимом Жорж Санд. Возможно, что по-настоящему все началось с купальников. В начале двадцатого века женщины осмелились появиться на пляже в забавном сооружении кокетливой длины до колен, а уже в конце этого века купальник-бикини открыл все, что было закрыто, и сам превратился в условность, для разглядывания которой требуется лупа.

Борьба была долгой и изнурительной, но она закончилась. Однако женщины, существа столь же умные, сколь прекрасные, не могли остановиться на достигнутом. Они решили отобрать у мужчин последнее, а именно — право на преследование. Новое сражение тоже длилось долго. Сначала прелестницы обрезали косы, закурили, мало-помалу освоили несколько истинно мужских профессий и после этого вплотную подошли к осуществлению самой большой мечты: они стали сами нападать на мужчин.

Ускользающая красота

И это — загадка. Замысловатая и сумрачная. Ну в самом деле, для чего женщинам такое сомнительное удовольствие? Ведь смысл всего сущего, как следует из всех священных книг, — продолжение рода. Женщина создана для кокетства, жеманства, флирта и прочих изысканных материй, и целью является побыстрей и покрепче привлечь и привязать к себе мужчину.

Отсюда вопрос: а чем его привлечь? Оказывается, прекрасная половина человечества в пылу борьбы за свободу уже давно перестала интересоваться мнением сильной половины.

Нет нужды перечислять, что современная красавица считает необходимым сделать с собой для достижения полного совершенства. На первом месте, очевидно, уход за волосами. Да не простой, а волшебный: как выясняется, все считают необходимым красить волосы. Причем не для сокрытия седины, а просто потому, что естественность в программу не входит. Если в моде все оттенки рыжего и не приветствуется кудрявость и волнистость, значит, душечка, выпрямляй как знаешь, а уж цвет «пожар в саванне» даже не обсуждается.

Выщипанные и нарисованные по своему усмотрению брови — отдельное и очень выразительное искусство. Бывает, зайдешь к какой-нибудь моднице, а у нее на том месте, где когда-то были брови, — авангардная живопись. Теперь, правда, вместо живописи татуировка, но к ней мы еще вернемся.

С трепетом упомяну об искусственных губах. Боже, какая прелесть! А подтяжка? Если вам вдруг показалось, что ваша собеседница страдает отеком Квинке и один ее заплывший глаз переехал на щеку, а другой — на лоб, не спешите ей сочувствовать и предлагать тавегил. Возможно, это свежие последствия подтяжки, на вас могут обидеться на всю жизнь.

А что же мужчины? Им нравится «пожар в саванне» и губы четвертого размера?

О САМОМ СОКРОВЕННОМ

Господи, если ты меня слышишь, пусть эти заметки прочитает тот человек из зеленой «девятки», который однажды взялся довезти меня до редакции. За радость его увидеть я готова на многое.

Однажды я опаздывала на работу и остановила машину. Едем, разговариваем, и вдруг водитель приглашает меня на ужин. Я ему отвечаю: спасибо, польщена, но нельзя ли поинтересоваться, чем порадует вас этот ужин, если я лет на двадцать старше вас?

А он говорит: голубка ты моя, я уж и не помню, когда в последний раз видел женщину с некрашеными волосами. Сейчас-то я уже сдалась, а тогда держала фасон и блистала натуральной сединой. И вот что я скажу. Я могу забыть собственный адрес, таблицу умножения и рецепт фирменного орехового пирога с имбирем, но того, что услышала от этого человека, я не забуду никогда.
Все двадцать минут пути он держал речь о румянах, черной губной помаде, синем лаке для ногтей, да, собственно, речь он держал не об этом. Он говорил о женской прелести. О кудряшках, которые выбиваются из-под шляпок и косынок, о том, что русые волосы солнце перекрашивает в медовые и от этого меда иногда по ночам не спится. О тонких запахах, о случайном прикосновении женской руки, которое может обжечь, как раскаленный прут. О том, что кожа девушки, в которую он был влюблен, когда учился в школе, напоминала ягоды первой черешни, если сквозь них смотреть на солнце. Да, солнца в этой речи было, пожалуй, больше всего.

Я отказалась от его приглашения и, черт возьми, до сих пор об этом жалею.

Профиль мамы

И еще одного человека я вспоминаю чаще, чем он мог бы себе представить.

Пришел ко мне мужчина, который восемь лет провел в колонии. Дело у него было деликатное. Его бывшая жена второй раз вышла замуж, сменила фамилию и уехала куда-то вместе с ребенком. А он в этом ребенке души не чаял. В последний раз он его видел, когда сыну было четыре года. И вот все эти годы он мечтал о том, как освободится, заработает много денег и отдаст бывшей жене, чтобы она купила на имя сына какую-нибудь деревенскую избушку. Вот была у человека такая идея фикс.
Он хотел, чтобы его ребенок каждый год приезжал куда-нибудь на Валдай, а может, в глушь под Тверью или Вологдой, собирал там грибы, ловил рыбку, лакомился ягодами, пил деревенское молоко да чай с медом, радовался жизни и вдруг однажды простил его. Человек этот отбывал срок за квартирные кражи. И очень мучился от сознания того, что сын стыдится его и так будет всегда. А как не стыдиться, если отец — вор?

Так вот, деньги-то он заработал, а сына потерял. Сидим мы с ним и думаем, как быть. И тут я его спрашиваю, отчего он до сих пор не женился. Сначала он хотел отшутиться и сказал, что его смущают дамы с татуировками. А для него татуировка на все времена — символ тюремной жизни. И вот пока все дамы вокруг украшены такой незабываемой для него символикой, жениться он не может. Но вдруг, не знаю почему, он вспомнил о матери. И пока он не замолчал, остановить его я не могла. Не посмела.

Его мать была портнихой. Без мужа растила двух сыновей. Дома всегда было очень хорошо: полы, кастрюли, полотенца — все сверкало. Утром пахло оладьями и глаженым бельем. Мать никогда не кричала, никого ничем не попрекала.

— И вот сидит она за машинкой, и такой у нее чистый, милый профиль, так вся и лучится. Красавицей не была, а как посмотрит, по голове погладит, внутри все отзовется чем-то теплым. Было у нее платье с белыми манжетами и маленькими пуговками, она в нем в гости ходила. Наденет, посмотрит на себя в зеркало и всегда потом скажет: «Как будто и ничего, можно людям показаться». И больше я такого платья не видел. Такое оно было, знаешь, девичье. Ей уже шестьдесят лет исполнилось, а она в нем как молоденькая елочка с мягкими иголками, которые не колются, а щекочут. Как объяснить — настоящее женское платье, если понимаешь, о чем я говорю. И духи у нее были какие-то нежные, светлые. Искал я женщину с таким профилем, да не нашел.

Стервы против скромниц

Углубившись в размышления о том, как моего друга чуть не обесчестила дама на вечеринке, я внезапно поняла, что никогда не встречала мужчин, которым нравились женщины без женских признаков. Признаться, меня это озадачило. Я прокрутила в обратную сторону фильм под названием «Моя жизнь». Я — единственный зритель и главный герой этого фильма. Герою нечего скрывать от зрителя; на пленке, которая уже начала желтеть и крошиться, уцелели только подлинные свидетельства подлинных событий. Я вспомнила возлюбленных, друзей, знакомых, родственников, героев моих очерков, дорожных попутчиков, случайных собеседников — и не вспомнила никого, кто бы предпочел женщин-воительниц. Нет, не так. Воительниц любят многие, я хотела сказать — женщин-кентавров. То есть существ в женском облике и с логикой действий.

Не думайте, среди знакомых мужчин попадались всякие. Например, один мой приятель всю жизнь женится на стервах. Хорош собой, богат, знаменит — и трижды женился на таких коллекционных экземплярах, что хоть святых выноси. Последняя, четвертая, жена — негодяйка с затеями. У него уже нет сил начинать все сначала, а главное, нет уверенности в том, что пятая жена будет чем-то отличаться от предшественниц. В конце концов он признался, что сам холоден, как колодезная вода, иневедомая сила влечет его к таким же холодным дамам.

Есть человек, который каждый день приводит в свою мастерскую какую-нибудь нимфу. Человек этот женат на очень симпатичной женщине, которая хороша собой, умна, талантлива и сумела свить такое гнездо, что от него за версту пахнет улыбками и ватрушками. Так вот, мой знакомый носит жену на руках, может сутками рассказывать о том, как она изящна, мила и деликатна, дарит ей восхитительные подарки, не скупится на цветы. И при этом каждый день ей изменяет. Я спросила: почему? Ответил он так: «Я урод и кобель, ничего не могу с собой поделать, но смысл моей жизни состоит в том, что я все-таки нашел другую, совсем другую женщину, и за то, что она есть, я готов умереть».

Загадочная грузинская душа

Выходит, у загадки нет отгадки?

Однажды я шла по Еревану, у меня сломался каблук. Я добрела до мастерской, где у двери сидел на старой табуретке дядя Ашот. Табуретка была старая, а дядя Ашот был уже армянской древностью. Он не торопясь взялся за дело и при этом нет-нет да поглядывал на улицу, по которой нет-нет да проходили красавицы в очень коротких юбках.

— Вы настоящий мужчина, — сказала я ему.

— Знаешь, я всю жизнь чиню башмаки. А башмаки надевают на ноги, поэтому я люблю стройные ножки и с удовольствием их разглядываю. Но все-таки женщины — странные существа. Не сверкай глазами, я же сейчас все объясню.

Вот сидит дядя Ашот в своей мастерской и прибивает каблуки. Год сидит, десять сидит, всю жизнь сидит. Дядя Ашот — он неглупый малый. Дом построил, гранат посадил, машину разобрал и собрал, пожалуйста, часы вся улица ко мне ремонтировать носит. А если я форель на огне зажарю, ты вообще умрешь. С помидорами, обязательно с помидорами. Но вот ребенка я родить не могу. И ни один мужчина не может родить ребенка. Почему природа так задумала — не нашего ума дела, однако это факт. А без ребенка, дорогая, ни форель, ни дом, ни машина — ничего не нужно, уж ты мне поверь.
Когда у меня родилась дочка Цовинар, я выпил много вина. А когда родился сын Тигран, я не смог пить, я даже плакать не смог, вот что со мной было, когда у меня родился сын. Теперь у меня пять внуков, и я точно знаю, что они не выбросят портрет моего папы и его бешмет. И вот эти мои молотки внуки тоже не выбросят, потому что я их люблю и они меня любят. И получается, что женщина имеет поручение от Бога. Бог выбрал женщину. Я не знаю почему, но это так. Извини, зачем эти юбки? Думают, мы увидим и умрем. Мы умираем не от этого.

— Ой, дядя Ашот…
— Вот почему так? Женщины глупые, но именно их выбрал Создатель.

Разум сердца

Жил-был на свете один человек. В пятнадцать лет он заболел и до конца жизни оказался прикован к постели. Много лет он, замечательный писатель и переводчик, переписывался с женщиной, которую лишь однажды поцеловал — и то во сне. И в этом сне он беспокоился о том, чтобы не разбудить ее. Он рассказал ей об этом, а закончил письмо строчками Эмиля Верхарна, которые считал лучшим из того, что написано о любви. «Отдание тела, когда отдана душа, — не более чем созревание двух нежностей. Любовь — она единственный разум сердца, и наше самое безумное счастье — обезуметь от нежности и доверчивости».

Я думаю, дядя Ашот никогда не читал Эмиля Верхарна, но оба они разгадали загадку, которую должен разгадать всякий живущий на земле. А может, никто никому ничего не должен, и правильно делают женщины, переклеившие губы и нос, подтянувшие щеки и закинувшие невод в море, кишащее мужчинами. Но если женщины сами все знают и все могут, зачем им мужчины?

Дядя Ашот, ты меня слышишь?