Архив

Юрий Грымов: «У нас в семье нет главы и царит равноправие»

Иногда создается впечатление, что для Юрия Грымова нет ничего невозможного. Он может снять фильм, поставить спектакль, создать фирменный стиль для серьезной компании и при этом не забывает о клипах и рекламе, с которых, собственно, и начинал. «МК-Бульвар» застал Юрия с семьей в Сочи и выяснил, умеет ли Грымов отдыхать с таким же энтузиазмом, с каким подходит к своей работе.

31 июля 2006 04:00
4863
0

Иногда создается впечатление, что для Юрия Грымова нет ничего невозможного. Он может снять фильм, поставить спектакль, создать фирменный стиль для серьезной компании и при этом не забывает о клипах и рекламе, с которых, собственно, и начинал. «МК-Бульвар» застал Юрия с семьей в Сочи и выяснил, умеет ли Грымов отдыхать с таким же энтузиазмом, с каким подходит к своей работе.



НЕСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Юрий Грымов, режиссер, продюсер. Родился 6 июля 1965 года в Москве. Автор более 600 рекламных роликов и видеоклипов. Работал шеф-редактором различных арт-журналов. Оформлял телевизионные каналы — РТР и REN TV, а также разрабатывал фирменный стиль Большого театра. Поставил оперу «Царская невеста» и спектакли: «Dali», «Nirvana». Снял такие фильмы, как «Мужские откровения», «Му-Му», «Коллекционер», «Казус Кукоцкого».



— Юрий, в каком-то из своих интервью вы сказали, что терпеть не можете депрессивные произведения, когда художник свои проблемы вываливает на зрителя, тем самым от них освобождаясь… У вас это мнение сохранилось до сих пор? Но ведь таких примеров великое множество…

— Если раньше у меня еще были какие-то вопросы, то после страшнейших терактов 11 сентября стало совершенно очевидно, что мир вошел в третью мировую войну. Я, по крайней мере, именно так считаю. И поэтому, хотим того или нет, мы вовлечены в войну, а раз так, то во время военных действий всегда было принято быть предельно честными: откровенно смеяться, без обиняков говорить о том, что наболело, и т. д. То есть разговор должен быть искренним и правдивым. Именно по этой причине я экранизировал «Казус Кукоцкого» по Улицкой, а сегодня планирую снять комедию. А вот все эти депрессии настолько фальшивы…

— Сколько проектов у вас сейчас в запуске?

— Комедия, потом детский фильм и два боевика. Так складываются обстоятельства, что, скорее всего, к съемкам следующей своей картины, политического триллера, где действие происходит в одной из арабских стран, приступлю будущей весной, и этот фильм буду делать исключительно с американскими актерами. Не знаю, хорошо это или плохо. Посмотрим.

— Вас нередко называют модным режиссером, для вас это комплимент или нет?

— Дело в том, что я никогда им не был. Вы никогда меня не увидите на страницах глянцевых изданий, я никогда не давал интервью таким журналам, поэтому совсем не модный.

— А если бы эти журналы предложили вам сделать интервью сфотосессией, вы бы согласились?

— Я бы подумал. Зная, что на одной странице будет написано о прыщах, на второй о месячных, на третьей о машине «Бентли», а на четвертой будет опубликован разговор со мной… Вообще глянцевые издания настолько надувают губы, претендуя на глубокое понимание всего, хотя выглядит, по-моему, это слишком самонадеянно.

— Но от вас тоже веет лощеным шиком. Как, кстати, вы относитесь к роскоши и комфорту?

— Замечательно, но со здравым смыслом. Я люблю комфорт, хотя он не является моей целью и деньги никогда не были для меня стимулом. Купить меня невозможно в принципе. Вот мое время можно купить. Ощущаете разницу? Но какая бы ни была сумма оплаты, я никогда ее не ставлю во главу угла. Считаю, и весь мой жизненный опыт подтверждает теорию, что деньги обычно всегда догоняют идею. Если вы делаете что-то с азартом, искренне, профессионально, то без средств к существованию не останетесь. Деньги у вас будут.

— Следуя этой логике, если у вас денег нет, значит, вы просто занимаетесь не своим делом, так выходит?

— Тут дело в затратах, надо вычислить КПД. Помните, еще Аркадий Райкин говорил, что если к балерине привязать динамо-машину, она сможет освещать отдаленные районы. Так вот, плохая танцовщица пускай лучше освещает отсталые поселки. А труд талантливых балерин приносит нам, зрителям, наслаждение. Поэтому, если говорить о себе, я всегда смотрю на коэффициент полезного действия, чем бы ни занимался: рекламой, кино, спектаклем, оперой… Для меня важна расстановка приоритетов. Причем именно для себя, а не для зрителей. Для зрителя я как раз не очень умею работать, не слишком его понимаю. Только радуюсь, когда узнаю, что моя опера идет с аншлагом, а у «Казуса Кукоцкого» были высокие рейтинги и у DVD с фильмом большие объемы продаж… Но закладываться на успех заранее не умею. Я в курсе, что многие режиссеры именно на это надеются, но ведь невозможно, чтобы тебя все разом полюбили. Фаина Георгиевна Раневская правильно говорила: «Я не червонец, чтобы всем нравиться».

— Недавно вам исполнился сорок один год, скажите, все ли, о чем вы мечтали, будучи мальчишкой, исполнилось?

— Я ни о чем не мечтал, когда был маленьким.

— Ну как же, я читала, что вы, посмотрев в подростковом возрасте фильм «Летят журавли», заболели режиссурой…

— Ничего подобного. До двадцати двух лет я вообще не знал, кем хочу быть.

— А какие в детстве вы проявляли способности?

— Я танцевал в течение семи лет в знаменитом грузинском ансамбле «Колхида», подавал большие надежды, но в момент полового созревания, лет в четырнадцать, ушел оттуда. Параллельно живописью занимался, закончил изостудию… Мои родители, папа — инженер-конструктор, и мама — бухгалтер, старались прививать мне разносторонние знания, то есть мною занимались. Баловать не баловали, потому как семья была среднестатистическая и не могла позволить себе ничего лишнего, но творчеством я мог заниматься без каких-либо ограничений, и, надо сказать, рисование было для меня главным предметом в школе. Остальные дисциплины не внушали энтузиазма по той причине, что многие педагоги были очень жестокими людьми. Они могли легко оскорбить, обидеть… Навязывали свое мнение, как правило, не очень умное.

— Мне кажется, что с детства вы не можете терпеть никакую довлеющую силу над собой…

— Ненавижу, когда унижают, настаивают на своем видении. Каждый должен делать то, что он хочет. Человека при рождении нарекают собственным именем, он отличается от остальных людей и имеет полную свободу индивидуальности.

— Ваша натура не умеет подчиняться?

— У меня в жизни не было руководителей. Я всегда сам себе начальник. Сейчас вот возглавляю собственную студию.

— Подозреваю, что многих интересует широкий спектр вашей деятельности… Это чтобы все попробовать?

— На самом деле я себя чувствую режиссером кино, а все остальное делаю для того, чтобы оставаться актуальным. Никогда не замечали, что вот, допустим, вам нравятся фильмы определенного художника, и вдруг, спустя какое-то время, этот же человек совершенно для вас неожиданно снимает очень плохую картину. А весь секрет в том, что он просто еще раз снял то же самое кино, — он стоит на месте и не двигается дальше. И вот чтобы быть человеком современным, я и занимаюсь Интернетом, издательской деятельностью, дизайном, системным образованием и т. д. Я горжусь тем, что имею награду Президента России за вклад в российское образование. В будущем, кстати, смогу получать две пенсии.

— У вас так много разнообразных заказчиков, интересно, они всегда сами к вам приходят?

— Я никогда не ищу работу, и люди ко мне сами обращаются. И, надо признать, я никогда не разбрасываюсь. Вот снимал «Казус Кукоцкого» — ушел в это кино с погружением, на два года, отложив другие дела. Зато теперь имею возможность вновь вернуться к рекламе. Потом клип снял для группы «Уматурман» после пятилетнего перерыва… Получил удовольствие, очень милые ребята.

— Как-то вы обмолвились, что успех зависит от определенной доли наглости…

— Нет, успех приходит, когда ты понят, когда люди плачут на твоем кино. О какой настоящей любви к артисту может идти речь, если мальчика или девочку узнают на улицах только потому, что они каждый день на экране в очередном «мыле».

— Какие новые фильмы ваших коллег-режиссеров вы можете выделить?

— Мне понравилось кино Дуни Смирновой «Связь». Очень трогательная, пластичная лента. Леша Балабанов снял прекрасную картину «Мне не больно». Вторым своим слоем она очень интересна.

— А вам не бывает обидно, что вас многие критики, коллеги-режиссеры все равно воспринимают не как равного, а рангом пониже — как клипмейкера?

— Это их проблема, не моя. Мне все равно. Скажу лишь, что я только после «Казуса Кукоцкого» уверенно разрешаю себе именоваться режиссером. А что касается критиков… Если мы иной раз допускаем мысль, что режиссер может быть сумасшедшим, то почему не думаем, что и критик может быть выродком?! В любом случае я к подобным проявлениям отношусь спокойно: собака лает, караван идет. Мне уж точно не нужно никому ничего доказывать. У меня есть ближайший круг, это максимум человек пятнадцать, мнение которых для меня действительно ценно. А все, что дальше, — безразлично. Человек, ежедневно поглощающий фаст-фуд и вдруг отведавший высокую кухню, никогда ее не оценит должным образом.

— А есть области, куда даже вы с вашей энергией еще не добрались?

— Разумеется. В физике, математике я многое не успел. Хотелось бы получить Нобелевскую премию в области химии… Или литературы. Тоже было бы неплохо.

— Помимо всего прочего, вы еще много лет увлекаетесь фотографией. Снимали Селин Дион, Клаудиу Шиффер, других красавиц… В чем, по-вашему, тайна женского магнетизма?

— В индивидуальности, основанной на интеллекте. Мозг — самая эрогенная зона. Если женщина умна, это ей компенсирует любые несовершенства тела. А уж при современных косметических средствах быть привлекательной вовсе не проблема.

— Расскажите, когда и при каких обстоятельствах познакомились с женой?

— Ровно пятнадцать лет назад я остановился на дороге, чтобы подвезти девушку. На следующий день она переехала ко мне домой, а уже на третий день мы с Ольгой расписались. Причем только спустя какое-то время я узнал, что, оказывается, именно на этот день у нее была назначена свадьба с другим человеком. Поэтому года два у меня были весьма напряженные отношения с ее родителями.

— По вашей истории можно сделать вывод, что все настоящее всегда происходит быстро?

— Не знаю, я не задавал себе вопросов о серьезности поступка. Уверен, что когда человек начинает размышлять о том, что ему нужно решиться на ответственный шаг, он его точно никогда не сделает. Любой глобальный поступок, подвиг в том числе, всегда совершается спонтанно, под влиянием эмоций. Человек, в принципе, должен двигаться по жизни активно, слушать только свое сердце, не обращая никакого внимания на реакцию окружающих и не опираясь на чужое мнение и подсказки со стороны.

— Вы в семье диктатор?

— У нас равноправие, и главы как такового нет.

— Кто Ольга по профессии?

— Врач-стоматолог.

— Вы в доме что-нибудь делаете?

— Я неплохо готовлю. А вообще не утруждаю себя хозяйственными делами, потому что могу себе это позволить. Но, естественно, если будет нужно, я умею делать многое и без брезгливости.

— Вашу девятилетнюю дочь Антонину вы тоже воспитываете без жестких рамок, позволяя многое?

— Да, свободы мы ей даем много. И никогда не общаемся как с ребенком. На мой взгляд, это категорически неправильно. Не должно быть никаких поблажек на возраст и ни в коем случае нельзя переходить на «птичий язык», то есть сюсюкать. На любой свой вопрос дети должны получать наиболее полный ответ, абсолютно как взрослые. Так что наше воспитание демократичное, но строгое. Ребенок должен ощущать ответственность. Помню, когда я гостил на шикарной вилле в Англии, у одного крупного продюсера, мне очень понравилось, что во время воскресного обеда, когда все слуги были отпущены, нам прислуживал его сын со своей девушкой. Это был натуральный панк с крашеными волосами, клипсами, татуировками… И когда я ему задал вопрос о странности происходящего, оказалось, что для него это в порядке вещей, ведь у папы гости… Это английское воспитание. В девять часов вечера там начинается родительское время, когда ребенок находится у себя в комнате, а его папа с мамой предоставлены сами себе. Хорошо, когда существует некая дистанция и уважение.

— Скажите, а у Тони вы какие таланты наблюдаете?

— Она у нас танцевала какое-то время, пока ей не надоело, потом занялась бисероплетением, причем по собственной инициативе, а в настоящий момент планирует пойти на лепку. Вообще лично я бы очень хотел, чтобы она занималась живописью, но пока не очень у нас получается… У Антонины сейчас одна глупость в голове — она мечтает петь на сцене. Надеюсь, что все это напускное и пройдет. Потому что, не дай бог… Между прочим, такие настроения у детей — результат влияния средств массовой информации, которые нацелены на популяризацию легких жанров. Это ужасно, что в прайм-тайм на любом нашем канале вы не увидите передачи о серьезных художниках, композиторах или писателях — одни сплошные ток-шоу.

— В которых вы тоже принимаете участие…

— Да, но только в качестве гостя. Считаю своим долгом прийти на подобную программу, посмотреть, как какая-то жена стучит на своего мужа или всячески поносит собственную дочь, и поставить ее на место. Потому что это так страшно и стыдно, что происходит на телевидении, столько грязного белья, которое видят наши дети… Этот кошмар надо остановить. Причем я думаю, что именно семья должна быть нашей национальной, государственной идеей. И я рад, что в обращении президента в первый раз зашел разговор на эту тему.

— Вам свойственны вредные привычки?

— Пью я весьма умеренно. Раньше курил сигареты, потом перешел на сигары, а затем и вовсе бросил. Наркотиков никогда в жизни не употреблял по причине страха. Всегда боялся, а вдруг понравится… А мы не имеем права разрушать наш совершенный организм.

— Спортом для поддержания формы занимаетесь?

— Нет. Я в этом смысле без истерик. Засушенный Мик Джаггер мне гораздо интереснее какого-нибудь накачанного красавца. И я не могу представить себя дергающим железяки на протяжении трех часов. Вот бег по утрам — совсем другое дело. Я и на отдыхе бегаю по три километра вдоль пляжа.