Как показало время, телеведущий остается верен своему стилю и сдержанно-отстраненной манере подачи новостей. Его шеф-редактор, она же супруга Елена Савина поясняет: «Его не волнуют метр, дециметр, престиж — лишь бы работать». «МК-Бульвар» убедился в этом при личной встрече.

— Михаил Глебович, за последнее время вы сменили большое количество каналов с разной эфирной политикой, но при этом ваш фирменный бренд «Михаил Осокин» остается неизменным. Значит ли это, что вы и редакционная политика — вещи несовместимые?

— Я бы так не сказал. Где бы я ни работал, я всегда учитывал и корпоративные интересы, и политику канала, но всегда старался работать в соответствии со своими внутренними принципами. Тем более что я делаю новости, а изготовление новостей — достаточно похожая работа на любом канале. Кроме того, все вещатели, на которых я трудился, находились приблизительно в одной либеральной нише.

— Но когда вас принимают на работу, то разъясняют «политику партии» или доверяют как профессионалу?

— Процесс моего принятия на работу выглядит скорее как ознакомление с телекомпанией, с ее основными принципами, ориентирами ее работы. Если брать последний пример, то мне сразу очертили нишу, объяснили, что это либеральный телепроект, и меня это вполне устроило.

— Мне кажется, несмотря на то, что прошло уже достаточное количество времени, в сознании многих вы до сих пор ассоциируетесь со старой командой НТВ, которая когда-то распалась.

— Это давно прошедшее время, но, конечно, я вспоминаю о нем с жалостью, потому что это были лучшие годы моей жизни и работы. Это была первая самостоятельная частная телекомпания. Всем было интересно начинать новое дело, и оно хорошо пошло, если бы не изменилась ситуация в стране. Но все потихоньку забывается. К тому же мы общаемся с бывшими коллегами, да и работаем вместе. На RTVi мы работали вместе с Виктором Шендеровичем, Владимиром Кара-Мурзой, Евгением Киселевым. Здесь я на одном канале с Марианной Максимовской. Жизнь продолжается и после смерти.

— А ваш фирменный невозмутимо-спокойный стиль — дань профессионализму или качество характера?

— Не знаю. Может быть, так меня сформировала жизнь, может быть, родители. Так получилось, что по натуре я человек спокойный и даже пассивный и инертный. Возможно, это и позволяет спокойно работать и с новостями соответственно.

— Как написал про вас Виктор Шендерович: «Если бы во время эфира в студию вошла собака, Осокин машинально погладил бы ее по голове».

— Не знаю. (Смеется.) Собак не заходило, а вот мухи, бывало, залетали, и я прямо в эфире от них отбивался, что немало удивляло зрителей. Потом приходили письма: «А что это он делает такие странные движения рукой?» Так что в эфире всякое бывало, но опять-таки я старался не терять при этом спокойствие.

— Может быть, на складе вашего характера сказалось еще и ваше европейское происхождение — у вас ведь немецкие корни.

— Я не сторонник придавать большое значение наследственным признакам. Думаю, характер человека складывается из его собственных приобретенных качеств. Я вырос спокойным и флегматичным. Всегда любил читать, что тоже приучает к спокойствию. Не любил заниматься спортом. Я вообще люблю бумажную работу. Сидеть на месте и копаться с бумажками, пока не приходит время выходить в эфир.

— Но чтение книжек, наверное, привычка российская?

— В данном случае, думаю, да — это во мне чисто русское явление. Я очень люблю и российских писателей, но больше всего, наверное, мемуарные воспоминания. Поскольку я по образованию историк, мне это тем более интересно.

— Когда поступали на исторический факультет, не думали, что будете заниматься журналистикой?

— Совершенно не думал. Это получилось случайно, потому что историки тогда были не нужны, и после окончания университета выяснилось, что работать особо негде.

— То есть тогда рейтинги профессии, как и сегодня рейтинги каналов, вас не интересовали?

— В советскую эпоху никто вообще не знал слова «рейтинг» и об этом не думал. Просто в поисках работы я через знакомых оказался на радио, на Иновещании, и работал там долгие годы, даже не думая, что перейду на телевидение. А здесь я оказался, можно сказать, благодаря тому, что однажды Михаил Горбачев, посещая студию программы «Время», застрял в лифте. Он очень разозлился, устроил всем жуткий разнос, после которого сказал, что нужно все менять и срочно искать новые кадры. Новые кадры стали искать везде, в том числе и на Иновещании, где я, как и многие другие, работал.

— А кто-то из ваших родных имеет отношение к журналистике?

— Да, мои родители долгие годы работали на телевидении в Волгограде. Мама была главным редактором телестудии до выхода на пенсию. Но в детстве это никак не влияло на мой выбор профессии. Я хотел быть историком и пошел на исторический, стал кандидатом исторических наук. А потом жизнь вот так повернула.

— Ваша дочь от первого брака тоже выбрала эту профессию.

— Да, здесь Анна, видимо, уже сознательно пошла по моему пути. Она уже давно окончила журфак и работает редактором в новостях на Первом канале.

— Помимо того, что вы сохраняете невозмутимое спокойствие в кадре, вы еще и в жизни не принимаете участия ни в каких политических событиях. Такая отстраненность была всегда?

— Всегда. Я не стремился участвовать в каких-то политических акциях или митингах, а потом это закрепилось и работой. Работа в новостях предполагает отстранение от любой политической деятельности и высказывания политических симпатий. Ведущему должно быть все равно, кто прав, кто не прав: нужно дать и ту, и другую точку зрения. И мне все равно.

— А как же тот факт, что, вернувшись из армии, вы вышили у себя на куртке портрет Берии?

— Это были не политические взгляды, а скорее эпатаж, потому что Берию тогда никто не показывал. (Смеется.) Мне стало просто интересно. Тем более, что в строй-отряде по вечерам было совершенно нечем заняться. Вот я и вышил на стройотрядовской куртке цветной портрет Берии. Очень жалею, что она не сохранилась. Сейчас я бы ее с удовольствием вставил в рамочку. Все говорили, что получилось очень похоже.

— А еще раньше вы учинили бунт на картошке, за что вас исключили из комсомола…

— Ну, это опять-таки не было сознательным политическим действием. Мы устроили бунт, потому что нас плохо кормили, и мы отказались работать. Другое дело, что в советскую эпоху любой акции придавался политический характер. Поэтому меня за это исключили из комсомола с жуткой характеристикой «за антикоммунистическое отношение к труду».

— Если продолжить о характере… Ваша супруга как-то рассказывала, что даже она была очень удивлена, когда за вашим спокойствием начал проявляться темперамент…

— Одно дело — жизнь общественная, а другое — личная. В личной, наверное, даже у слона проявляется темперамент. (Смеется.) Видимо, моему облику, который сложился на работе, не соответствовало, что я ухаживал, дарил цветы. Возможно, это удивляло. Но это происходит в редких случаях, и в данной ситуации — лишь с одним человеком: с моей женой.

— Что было первичнее — ваш семейный союз или творческий?

— Конечно, творческий, потому что мы и познакомились на работе. Я пришел работать на Первый канал, и оказалось, что Лена будет моим шеф-редактором. А потом уже, как это бывает, постепенно возникли взаимные симпатии и переросли в нечто большее. Мы работаем вместе с начала 90-х годов. И если говорить о работе, да и не только о работе, то Лене я уже доверяю как себе. В профессиональном плане это очень удобно — это значит, что половина работы с меня снимается.

— Кто главный на работе, а кто — дома?

— На работе последнее слово все-таки за ведущим. А дома я скорее занимаю более пассивную позицию: мне неохота чем-то особенно заниматься, и Лене приходится любить это все за двоих.

— И в магазин за едой не ходите?

— Нет, в магазин я, конечно, хожу. Обязанности, которые не требуют особой мозговой деятельности, я выполняю: магазин, химчистка, оплата счетов, вынос мусора. А вот более сложные задачи, такие как обустройство квартиры или ремонт — договориться, найти людей, все организовать, — этим занимается Лена.

— А что с приготовлением еды?

— Это мы делим поровну. Я тоже люблю готовить, так что здесь мы соревнуемся друг с другом. Очень люблю морепродукты, овощи — что-то там вместе замешать, иногда получается неплохо. Я даже записываю, чтобы потом не забыть.

— Михаил Глебович, одну устоявшуюся байку про вас повторяют неизменно: для зрителя вы всегда в пиджаке, а под столом может быть что угодно — и джинсы, и кроссовки…

— Вот посмотрите на меня (показывает на джинсы и кроссовки. — «МКБ») — я сохраняю верность традиции. Тем более что это очень удобная одежда и этого не видно в кадре. Я помню какой-то американский фильм — там ведущий вообще в шортах сидел в студии, потому что летом было жарко. Я до такого не дохожу, но в джинсах, кроссовках или каких-то мягких туфлях, чтобы ногам было приятнее, хожу всегда. Когда всю жизнь проводишь на работе, хочется и одеваться как-то даже по-домашнему. Я бы, может быть, вообще на работу тренировочные брюки носил, но боюсь, что люди не поймут. (Смеется.)